Джон Стар, запертый в одиночестве, удрученно бросился на нары. Сердце его искало путь к свободе, ибо Легион под началом Адама Ульмара не предпримет никаких попыток спасти Аладори. Зеленый Холл, с горечью подумал он, не будет даже информирован об утрате АККА. Но как бежать, как покинуть запертую камеру? Как обмануть часового, вооруженного только дубинкой на тот случай, если кому-нибудь из узников удастся его обезоружить? Как пройти через три двери со стражниками между ними? Как пробраться по бесконечному коридору Пурпурного Холла, надежной крепости? Как, наконец, покинуть крошечную планету, ставшую личной империей Адама Ульмара, охраняемой его верными сподвижниками? Как совершить невозможное? В соседней камере кто-то льстиво заговорил:

– О, друг, неужели в тебе нет сердца? Нас посадили в эту зловещую камеру на хлеб и воду. Неужели у тебя сердце из камня, приятель? Ведь ты же можешь принести нам что-нибудь еще на ужин, какой-нибудь вкусный кусочек, чтобы пробудить наш аппетит к тюремному пайку, скажем, толстую отбивную с грибным соусом и по мясному пирогу для каждого из нас. Только для аппетита!

– Для аппетита, мешок с салом? - откликнулся добродушно часовой, проходя мимо. - Ты ешь столько, что хватило бы семерым.

– Конечно, - заныл голос вновь, - что еще может делать человек, заслуженный старый солдат Легиона, гниющий заживо в этом черном подземелье, обвиненный в убийстве, измене долгу и бог знает еще в каких преступлениях, которые он не совершал. Поэтому иди, приятель, и принеси мне бутылочку вина. Одну лишь жалкую бутылочку. Оно слегка согреет бедного старого солдата, окоченевшего среди этих железных стен. Оно поможет мне забыть о трибунале и о камере смертников после вынесения приговора. Ведь, видит бог, они хотят убить всех нас троих. Как ты можешь быть таким бессердечным, дружище? Как ты можешь отказать в капельке счастья человеку, уже обреченному и почти покойнику? Иди, во имя жизни. Ах, друг, только одну бутылочку для бедного, голодного, избитого, проклятого, старого Жиля Хабибулы!

– Хватит! Молчать! Я уже принес тебе сегодня все, что можно! Ты уже вылакал сегодня шесть бутылок. Начальник тюрьмы говорит - хватит. Мне еще никогда не приходилось слышать о подобной мягкости. Лишь благодаря особому разрешению командора тебе вообще разрешается пить. И больше никаких разговоров, таковы правила.

Джон Стар был рад, что опять слышит своих спутников, хотя то, что они дожидаются суда, было плохой новостью. Адам Ульмар, видимо, будет безжалостен к этим верным людям, чье единственное преступление заключается в том, что они знали об его измене.

Он удрученно лежал на узких нарах, как вдруг услышал тихий стук по металлической переборке над головой, который враз вытащил его из апатии.

Поскольку буквы выстукивались легионерским кодом, он понял:

– К-Т-О?

Он быстро и осторожно ответил:

– Д-Ж У-Л-Ь-М-А-Р.

– Д-Ж К-А-Л-А-М.

Он подождал, пока часовой снова пройдет мимо, и отстукал:

– Б-Е-Ж-А-Т-Ь.

– Е-С-Т-Ь Ш-А-Н-С.

– К-А-К?

– Д-У-Б-И-Н-К-А С-Т-Р-А-Ж-Н-И-К-А.

Уже большую часть дня и ночи Джон Стар смотрел на эту дубинку, которая проплывала за его решеткой через равные промежутки времени. Обычный 18-дюймовый деревянный стержень с резной рукояткой, обмотанной для тяжести зеленой проволокой. Он не мог понять, как ее можно использовать, однако, очевидно, она входила в некий план, возникший в отточенном, аналитическом уме Джея Калама.

Каждый стражник был заперт в большом помещении вместе с ними на четыре часа и обходил блок через каждые 15 минут, докладывая по переговорному устройству. Привычки часовых различались. Первый, добродушный мужчина, из осторожности носил дубинку не в той руке, что была ближе к узникам. Другой ходил в удалении и был недостижим. Третий был не столь осторожен и дубинку на кожаном темляке перекидывал с одной руки на другую. Однажды Джон Стар заметил, как он сделал это всего лишь в футе от его решетки. Напрягшись, он ждал, когда это повторится. Но его шанс еще не пришел.

Снова добродушный человек. И опять осторожный. Затем вновь тот, у которого дубинка болталась свободно.

Джон Стар ждал в течение часа, растянувшись на нарах, с мрачным выражением на лице, машинально выдергивая нитки из одеяла, и шанс представился. Каждое движение он продумал и прогнал у себя в голове. Он приготовился. Тренированное тело двигалось с легкостью и быстротой. Он беззвучно прыгнул, когда дубинка качнулась. Рука проскользнула между прутьями решетки. Сильные пальцы сомкнулись вокруг дерева. Он прижал колено и плечо к решетке, рука пошла назад. Все это произошло еще до того, как стражник смог повернуть голову. Кожаный темляк на запястье притянул его к решетке камеры, череп ударился о прутья. Он тихо упал. Джон Стар снял темляк с его обессилевшей руки и прошептал:

– Джей, дубинка у меня.

– Я надеялся, что тебе удастся, - тихо и быстро прошептал Джей Калам из камеры справа от него. - Будь любезен, передай ее Жилю.

– Сюда, дружище. - Слева послышалось жуткое сопение. - Побыстрей, во имя жизни!

Он сунул дубинку за решетку и почувствовал, как пальцы Жиля Хабибулы схватились за нее.

– Мне обыскать стражника? - прошептал он.

– У него нет ключей, - сказал Джей Калам. - Они знали, что это могло случиться. Надо положиться на Жиля.

– Мой отец был изобретателем замков, - послышалось сопение из камеры слева. - Мне было знамение свыше. Жиль Хабибула не всегда был старым увечным солдатом Легиона. В свои лучшие годы… - Голос затих.

Джон Стар взял себя в руки и стал молча ждать. Больше ничего не оставалось делать. В соседней камере Жиль Хабибула занимался делом. Ясно слышалось его тяжелое дыхание. Время от времени Джон Стар слышал жуткое бормотание:

– Смертельные минуты!… Эта проклятая, проволока!… Во имя жизни!… О, бедный старый Жиль!

– Поторопись, Жиль - подал голос Хал Самду из камеры позади. - Поторопись.

Слышны были тихие лязгающие звуки.

– У нас еще пять минут. - Голос Джея Калама был тих. - Потом стражник должен доложить.

Часовой застонал. Джон Стар молча отправил его в беспамятство при помощи приема, которому научился в Академии, - одного короткого удара ребром ладони.

Дверь распахнулась. Он вышел к Жилю Хабибуле. Приземистое и массивное тело старого легионера, казалось, дрожало от возбуждения, однако толстые руки были необычно уверенны и тверды, хотя он лихорадочно возился с дверью Джея Калама, вскрывая ее с помощью куска проволоки, изогнутой, зеленой, из оплетки дубинки.

– Бедный старый Жиль не всегда был ленивым и бесполезным солдатом Легиона, парень, - отвлеченно сопел он. - Все было не так, когда он был молод и силен, прежде чем с ним случилась смертельная беда на Венере и ему пришлось вступить в этот жалкий Легион…

Дверь выпустила Джея Калама, следующая дала свободу Халу Самду.

Не дыша, Джон Стар прошептал:

– Что теперь?

У них было четыре минуты, затем стражнику надо было докладывать. Огромная комната, в которой находился блок камер, имела массивные металлические стены, и окна в ней отсутствовали. Выход был только один, и между тремя запертыми, дверями в коридорах ждали вооруженные люди.

– Вверх, - сказал, как обычно настойчиво, Джей Калам. - На крышу блока.

Джон Стар подтянулся на решетках. Остальные быстро последовали за ним. Жиль Хабибула пыхтел, сверху ему помогал Джон Стар, а снизу его поддерживал Хал Самду. Они забрались на металлическую сеть, которая покрывала второй ряд камер. Белый металлический потолок был в пятнадцати футах над ними.

– Вентилятор - прошептал Джей Калам.

Он указал на тяжелую металлическую решетку в потолке, из которой к ним нисходил прохладный поток. - Твоя очередь, Хал. Если и суждено тебе когда-нибудь применить свою силу, то именно сейчас.

– Поднимите меня! - потребовал гигант, вскинув огромные руки. Они подняли его. Пыхтящий Жиль Хабибула и Джей Калам стояли на сетке. Джон Стар, самый легкий из них, стоял у них на плечах, а огромный Хал Самду стоял на плечах у него. Решетка вентилятора была прочна, хотя ее и вставили туда, куда беглецы, по их мнению, не могли бы добраться. Огромные руки Хала Самду сомкнулись на прутьях. Он напрягся. Дыхание было коротким, прерывистым.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: