Хэ Тянь против воли напрягается, но тут же замирает. Как будто слепнет. В голове тихий марш: не спугнуть, не спугнуть, не спугнуть. И второй раз это уже не случайно, — точно, — потому что Рыжий пропускает его волосы сквозь пальцы и сам не двигается: даже, кажется, не дышит. И Хэ Тянь не дышит тоже.

Замороженно думает: как так вышло, что я знаю, какой его рот на вкус, но не знаю, как нежно он может прикасаться?

Думает: нежно.

Думает: нежно.

На ближайшем к дому Рыжего перекрестке слишком громко притормаживает машина, и рука исчезает. Моментально. Окна открыты — Пейджи открыла их, чтобы было побольше воздуха, и Рыжий смелый — очень смелый мальчик, — но отдаленного звука шины, туго лизнувшей асфальт, достаточно, чтобы его отшвырнуло на десять шагов назад. К началу. А может, и дальше.

Чёрт… что ж.

Хэ Тянь облизывает губы. Поднимается, поправляет одежду. Прочищает горло.

Рыжий хмуро смотрит в сторону. Кажется, у него слегка порозовел кончик уха — в темноте не разобрать.

Хэ Тянь говорит:

— Ладно. Если что… еда в холодильнике.

И выходит, прежде чем Рыжий успеет что-то ответить. Хотя, если честно, вряд ли он вообще собирался что-то ему отвечать.

Хэ Тянь как раз домывает руки, когда на тумбочке начинает жужжать мобильный.

Рыжий ругается, потому что: как можно было настолько пересолить мясо?! Разве не положено читать книгу рецептов, например, глазами, а не жопой?

Хэ Тянь прикрывает глаза и улыбается. Потому что мясо он приготовил идеально. И потому, что тишины и пустоты больше нет.

Название звезды: Скат, Шеат. Перевод с арабского: желание.

— Сука, я же просил тебя так не делать.

Хэ Тянь затягивается его сигаретой, сжимая пальцами его запястье. Потом отпускает, выдыхает дым в паркий после короткого дождя воздух, прикрывает от кайфа глаза. Рыжий морщится. Растирает бычок в коробке с остатками лапши. Швыряет её в мусорник.

— Да ну нахуй. Последние пять минут обеда, не мог не пересрать. Что ты за мудила, а.

Он звучит без наезда: простая, даже какая-то скучная констатация. Хэ Тянь молча соглашается: перекур пересрал, да. Мудила, да. Ты тоже, кстати, мудила.

Рыжий поднимается на ноги. Берёт с лавки рабочую сумку, забрасывает на плечо и поправляет куртку. Смазанным движением оглядывается на витрину «Тао-Тао», приминает побитыми пальцами волосы на затылке. Хэ Тянь молча откидывается на деревянную спинку и лениво, почти незаметно потягивается, закидывая локти на уровень плеч. С усмешкой наблюдает за ним.

Рыжий касается его быстрым, слегка раздраженным взглядом.

— Чё?

— У тебя морщины появятся лет в двадцать, — говорит Хэ Тянь. Поднимает руку и трёт себя между бровей кончиком пальца. — Вот здесь. Будешь, как идиот, с морщинами.

— Я ж не педик, — тут же огрызается Рыжий вполголоса, — запариваться такой хренотенью.

А кто здесь педик? — хочет спросить Хэ Тянь. Но только откидывает голову назад и смотрит сквозь слегка поредевшие и пожелтевшие кленовые листья на робкое солнце. На этой лавке они сидели, когда листья ещё были сочные, переполненные зеленью, когда в них текла прозрачная кровь, молодая и прохладная. Сейчас листья вянут. Иногда срываются с веток и крутятся пропеллером, пока не влипают во влажную массу на земле.

— Ты тут чё, заночевать собрался?

— Почему бы и нет.

— Проваливай. Не хочу, чтоб тебя видела мать.

Хэ Тянь резко поднимает голову; какое-то мгновение парк кружится перед глазами. Он встречается взглядом с Рыжим, который тут же отводит глаза.

— Почему?

Тот секунду молчит, потом выдавливает из себя:

— Она уже и так думает обо мне и тебе фиг знает что. Держись от неё подальше, понял?

Хэ Тянь наклоняет голову набок, смотрит серьёзно. Закинутые на спинку руки расслаблены, но что-то напрягается глубже — в рёбрах.

— И что же она думает?

У Рыжего дёргается голова, как у собаки, которая отмахивается от задолбавшей мухи.

— Я опаздываю, — бросает он вместо ответа.

Вместо ответа он разворачивается и идёт в сторону служебного входа в «Тао-Тао».

Хэ Тянь отлично контролирует себя. Всегда. Он, если честно, давно этому научился. Вовремя остановить летящий в рожу кулак, вовремя заткнуть свой рот, чтобы не сделать хуже, чтобы не усугубить. Но иногда, — особенно когда рядом Рыжий, — у него не получается даже подумать. Соотнести. Прикинуть. Он просто не успевает. Вот он расслабленно сидит на лавке и смотрит на свободную куртку, обтянувшую крепкие плечи, а в следующую секунду уже держит Рыжего за локоть так, что пальцы немеют. И Рыжий немеет тоже. Во взгляде появляется что-то опасно блестящее, и на этот раз это не солнце.

— Что она думает? — ещё раз тихо спрашивает Хэ Тянь.

Вокруг них не так много людей, но парочка в десятке метров заинтересованно оборачивается. Рыжий жалит их взглядом, пока Хэ Тянь жалит взглядом его лицо.

— Пусти.

Они стоят так пару секунд, потом Хэ Тянь отпускает. Молча смотрит, как Рыжий с излишней силой поправляет съехавший с плеча рюкзак, как идёт в сторону «Тао-Тао», как уходит из жизни Хэ Тяня, и снова появляется это абсурдное ощущение (как и каждый раз, когда он смотрит на удаляющуюся спину Рыжего), что больше он его не увидит.

Бред, конечно. Куда Рыжий денется. Но сердце не на месте до самого вечера.

Он успевает съездить к Йонгу и помочь ему с переустановкой полетевших на ноутбуке программ. От Йонга не так уж просто отвертеться, поэтому как-то так случайно выходит, что Рыжего и Пейджи, подходящих к автобусной остановке, встречают они оба. Всё получается очень натурально и непреднамеренно. Йонг восклицает:

— Ты посмотри, кто здесь!

И лицо Рыжего каменеет прежде, чем он успевает обернуться на голос.

Пейджи удивлена только первые несколько секунд, пока смотрит на парнишу в футболке с принтом «Кип калм энд лав драгс», размахивающего руками. Затем лицо её озаряется улыбкой, когда она переводит взгляд на Хэ Тяня.

— Пейджи, — мягко здоровается он, бросая быстрый взгляд на сжавшего челюсти Рыжего.

Йонг прикладывается раскрытой ладонью к его плечу в знак приветствия (челюсти на миг сжимаются ещё сильнее), затем галантно протягивает руку Пейджи, изображает карикатурный, но на удивление приличный поклон.

— Рад знакомству! Вот она, женщина, давшая жизнь этому сгустку мрака. Сложно поверить.

Хэ Тянь останавливается около Рыжего — тот сверлит его уничтожающим взглядом, от которого начинают ныть зубы мудрости, — и негромко лжёт:

— Не думал, что вы тоже будете здесь.

Рыжий не дебил. Молча отворачивается, глубже засовывает стиснутые в кулаки руки в карманы куртки.

В автобусе десять тысяч человек, поэтому их тут же оттесняют на заднюю площадку. Пейджи становится у окна, где толкучка поменьше, и смеётся в ответ на историю Йонга — его сестра, Су, в очередной раз нашла себе ухажёра, подрабатывающего в фирме их отца. Пейджи и Йонг находят общий язык уже через десять минут, то ли потому, что рот у Йонга не затыкается никогда, то ли потому, что Пейджи искренне счастлива от осознания, что у её сына появился ещё один (ха-ха) друг.

Подлый, очень подлый ход, но ради Пейджи Рыжий готов вытерпеть любое дерьмо. И Хэ Тянь пользуется этим.

Иногда людям просто не оставляют выбора, и тогда они на время становятся сволочами — пользуются чужой слабостью в своих целях. Потому что обстоятельства… они не всегда работают на нас.

Хэ Тянь чувствует, как ему между лопаток больно втыкается поручень, но значительно сильнее он чувствует на плече злые выдохи Рыжего, которого толпа прижала к нему почти вплотную. Только вот цепкие руки уцепились за поручень по обе стороны от боков Хэ Тяня, поэтому Рыжий не прикасается к нему даже одеждой. Стиснул добела губы, стиснул добела руки и ждёт, когда толпа немного рассосется, перестанет давить на спину живым, тяжелым прессом.