— Ну, все изменилось, — пояснили мне. — С этим янтарем такая проблема: он плавает, но только не тогда, когда нужно…
Янтарь легче, чем морская вода, но не намного. В зимние ветреные ночи Балтийское море сметает его со дна, и камешки всплывают на поверхность, словно крошечные желтые буйки, а утром плавают на отмели или лежат на песке. Местные жители в спасательных жилетах вылавливают янтарь большими сетями (теперь я поняла, откуда произошло английское название янтаря: scoopstone, «черпай-камень»). Обычно кусочки небольшие, но иногда попадаются настоящие кирпичи, как будто где-то под водой осыпается требующее ремонта ветхое здание. В древности литовцы рассказывали детям, что янтарь — это обломки дворца русалки по имени Юрате. Однажды, услышав прекрасную песню, русалка выглянула из воды, увидела молодого красавца-рыбака и влюбилась в него, за что отступницу жестоко покарали: бог Перкунас молнией разбил ее янтарный замок, а заодно убил и возлюбленного. Литовцы верили, что большие куски янтаря — это осколки стен замка, а маленькие — это слезы Юрате. Их так много, потому что настоящая любовь Длится очень и очень долго. Видно, замок у Юрате был весьма внушительных размеров, поскольку осенью 1914 года шторм вынес на один из балтийских пляжей почти тонну его обломков, а еще раньше, в 1862 году, — больше двух тонн (правда, по непроверенным данным). И подобное случалось в истории не раз; не удивительно, что люди полагали, будто без магии тут не обошлось.
Над пляжем разразилась гроза. Я гуляла под зонтиком вдоль моря в надежде найти кусочки янтаря, выброшенные волной, а не заботливо приготовленные организаторами чемпионата. Мне попалось лишь несколько крошечных зернышек, так, ничего заслуживающего внимания, может, потому, что на дворе лето, а лучшее время года для ловли янтаря — зима, тогда волны повыше. Когда я вернулась к месту проведения состязаний, действо уже закончилось и отдыхающие в поисках янтарных сувениров азартно рылись в кучах водорослей. А чуть поодаль ребятишки выстроились прямо под дождем в очередь, чтобы тоже попасть в полуразрушенный замок. Несколько человек с важным видом гарцевали в костюмах крестоносцев в попытке привнести в мероприятие некий дух Средневековья. Поверх доспехов на них были белые свободные туники с вышитыми красными крестами и мечами. Один юный «рыцарь» обхватил за талию молодую девушку, и они что-то горячо обсуждали. И тут я вдруг поняла, что эта сцена странным образом воплощает в себе основные элементы средневековой истории янтаря: замки, которые позже сровняют с землей; рыцари, зорко следящие за тем, что происходит на побережье; гроза, которая, возможно, принесет богатый урожай янтаря; и поспешные, почти украдкой, поиски его на берегу. Вот только поведение юноши и его прекрасной дамы несколько выбивалось из общей картины и не соответствовало эпохе.
Янтарные нимбы
Ох, и задали же историкам задачу рыцари Тевтонского ордена! Кто были они на самом деле? Благородные мужи или циничные безжалостные торгаши? Миссионеры или наемники? В польских музеях их обычно представляют в романтическом образе — монахи в развевающихся белых плащах, сражающиеся за свою веру, однако в действительности все было гораздо сложнее, так что в туманной истории европейского янтаря встречаются и не слишком привлекательные страницы.
Большинство средневековых рыцарей-крестоносцев отправлялось в походы добровольно, поскольку папа римский обещал им за это место в раю. Однако и тамплиеры, и тевтонцы, и госпитальеры (как еще называли рыцарей Мальтийского ордена) были членами католических духовно-рыцарских орденов; они принимали монашеские обеты нестяжания, безбрачия и послушания, а также клялись бороться с врагами Церкви. Чаще всего участники Крестовых походов отправлялись в Святую землю, однако в 1204 году, спустя шесть лет после возникновения Тевтонского ордена, папа Иннокентий III услышал, что православные монахи проповедуют свое учение среди язычников, населяющих Прибалтику, и послал туда отряд тевтонских рыцарей. Среди них были авантюристы, порой с криминальным прошлым, люди, мечтавшие о богатстве и легкой жизни. Так или иначе, тевтонцы не покидали эту территорию более трех столетий.
Сначала они покорили Пруссию, потом двинулись в район современных Эстонии, Литвы и Латвии, используя тактику «выжженной земли», чтобы завоевать территорию, но не сердца. Сжигали урожай, безжалостно забивали скот, вырезали целые семьи. В конце концов местные жители не выдерживали и соглашались поклоняться богу тевтонцев. В момент своего расцвета Тевтонский орден контролировал около ста двадцати крупных замков и доминировал не только над Пруссией, но и над сопредельными государствами, держа все народы в округе в постоянном страхе. В своей книге «Тевтонские рыцари на территории Латвии» Питер Олинс описывает всю безнадежность сложившейся ситуации для местного населения: сначала русские священники крестили их, заставив принять православие, потом тевтонцы обратили их в католичество, а затем снова пришли русские, чтобы вернуть заблудших овечек в лоно своей Церкви. «А потом появились датчане и шведы, которые заново крестили тех, кого до них уже крестили немцы; немцам это не понравилось, и они снова прислали своих священников, а датчане порой вешали тех, кто принял крещение от немцев». Хуже всего пришлось латышам. Когда очередной священник прибыл на их берега, то его встретила делегация испуганных людей: «Мы уже приняли христианство, чего вы еще от нас хотите?»
В то время, когда они не насаждали христианство, рыцари откровенно скучали. Им запрещалось охотиться в здешних лесах ради удовольствия и завоевывать сердца прекрасных дам — два излюбленных занятия средневековых рыцарей. Если кто-то из них нарушал обет безбрачия с женщиной и это становилось известно, то провинившегося на год понижали в звании и заставляли прислуживать другим, а за мужеложество казнили на месте. Членам католических орденов не дозволялось употреблять спиртное и сражаться на турнирах, правда, можно было смотреть, как бьются другие. Поэтому они направляли свою энергию в другое русло. Были, разумеется, и такие, кто выбирал молитвы, но большинство предпочитало заниматься политикой, сбором налогов и торговлей с иноземными государствами — во всем этом тевтонцы участвовали с большим энтузиазмом. Было основано даже специальное торговое ведомство. Результат не замедлил сказаться: к XIV веку государство Тевтонского ордена единственное в Европе не имело долгов. Правда, подобная расстановка приоритетов не находила одобрения вне монашеских кругов. В 1299 году жители Риги отправили папе Бонифацию VIII жалобу, в которой говорилось: «Тевтонцы считают себя рыцарями и требуют, чтобы с ними обращались, как с рыцарями, но при этом ведут себя неприличествующим образом, словно торгаши на рынке: продают яблоки, капусту, редиску, лук и прочие товары…»
Но куда более важным предметом торговли был янтарь. К XV веку те торговые пути, которые проложили еще чуть ли не в каменном веке, заняли важнейшее место среди торговых путей Европы. С польского побережья Балтики вели три главных Янтарных пути. Первые два брали свое начало от тевтонского замка Мариенбург, пересекали Моравию и Баварию и вели к Дунаю, где пути разветвлялись: один путь шел в Грецию, а второй пересекал Альпы и шел в Северную Италию. Третий путь вел к Днепру, оттуда к Черному морю и в Константинополь, куда прибывали караваны из Центральной Азии и мусульманских империй.
Из сохранившихся документов и путевых дневников нам известно, сколь неизгладимое впечатление производил янтарь на тех, кто его видел. В VI веке до нашей эры пророку Иезекиилю, сидевшему у реки близ Вавилона, явился Господь во всем Его величии: «И я видел, и вот, бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из средины его как бы свет пламени из средины огня». Пророк сравнивал Божественный свет с янтарем, и слушатели наглядно представляли себе картину, потому что янтарь, этот экзотический и загадочный камень, который привозят издалека, воплощает солнечный свет; так что вряд ли пророк Иезекииль мог подобрать лучшую метафору, чтобы описать сосредоточение духовной силы.