Итак, с того дня прошло чуть больше недели. Над Москвой пронеслись спасительные дожди, несколько развеявшие нестерпимую летнюю духоту, и в один из свободных дней я вновь отправился в Ботанический сад. На сей раз шел туда не с пустыми руками. В сумке нес остатки подсохшего хлеба, намереваясь поделиться им с оккупировавшими парковые пруды утками. Завершив сию благотворительную процедуру, я повернул к дому, на этот раз, проложив маршрут по укромной аллее, ведущей мимо так называемого «Японского садика». Там обычно стояла передвижная тележка, с которой предприимчивые торговцы сбывали посетителям парка весьма недешевое мороженое. Встав в конец небольшой очереди, я случайно обратил внимание на то, что на одной из сторон тележки висит косо приклеенное объявление. Стоять было скучно, и я, чуть наклонившись вперед, прочел чрезвычайно заинтересовавший меня текст.

«Все, кто имеет хоть какие-то сведения о найденном на территории парка коричневом портфеле с важными бумагами, получат гарантированное вознаграждение, если позвонят по следующему телефону…» – было написано на четвертушке стандартного писчего листа.

Подошла моя очередь, и, протянув продавщице деньги, я принял холодный рожок. Одновременно другой рукой осторожно оторвал объявление. Присев на ближайшую скамеечку, откусил холодного лакомства и перечитал текст еще раз.

«Будто нерусский человек писал, – подумал я. – Ну кто же из наших будет предлагать вознаграждение за «хоть какие-то сведения»? Этак я позвоню и скажу, что портфель на моих глазах засунул в мешок мусорщик. И что, мне за это заплатят? Ерунда какая-то».

Мороженое было съедено, объявление изучено вдоль и поперек, но выбросить его в ближайшую мусорную корзину рука почему-то не поднималась.

«Что же имеется в виду под "важными документами"?» – копошилась в моей голове недоуменная мыслишка. Там ведь лежали не чертежи современного истребителя или какой-нибудь тайной электронной системы, а ксерокопии каких-то старых писем и официальных бумаг. Какая особая важность может содержаться в документах, которым не меньше ста, а то и двухсот лет? Bay, – озарила меня внезапная догадка, – а может быть, их засунули туда просто для отвода глаз?! Вдруг там лежит что-то еще? Не на виду, а где-нибудь в глубине, за подкладкой? Может быть, всего одна-единственная бумажка или дискета для компьютера?

Крайне озадаченный и одновременно заинтригованный, я вернулся домой с твердым намерением разобраться в загадке как можно быстрее. Смахнув тряпкой накопившуюся на боках портфеля пыль, уложил его на стол и вытащил содержимое наружу. Осмотр папок дал несколько неожиданный результат. Выяснилось, что в каждой из них находился один и тот же набор документов, причем даже разложенных в одинаковом порядке. Но среди писем и докладных записок, датированных 1839 и 1840 годами, не было вложено ни единой посторонней бумажки. Пересмотрел я, разумеется, и тетрадь, уже более внимательно. В ней тоже не оказалось ничего постороннего, за исключением нескольких черно-белых фотографий, сделанных с каких-то батальных полотен. Далее я тщательно прощупал и сам портфель – в надежде отыскать нечто представляющее хоть какой-то интерес. Однако кроме пятикопеечной монеты выпуска 1961 года, неведомым образом завалившейся за его дерматиновую подкладку, отыскать не удалось ничего.

– Придется разок прочитать эти бумаги, иначе не понять, из-за чего разгорелся весь сыр-бор, – и я подтянул к себе один комплект документов. Иного способа догадаться, чем же были привлекательны для автора объявления эти ксерокопии, я просто не видел.

И первая же прочитанная страница заставила меня не на шутку насторожиться. Вскоре выяснилось, что это были не просто какие-то разрозненные и не связанные между собой бумаги, нет! Передо мной лежало довольно значительное по своему объему «Секретное дело № 31 Штаба корпуса жандармов». Название его тоже звучало весьма обещающе, хотя и не столь конкретно, как хотелось бы: «О зарытых в землю между Дорогобужем и Смоленском или Оршею деньгах». Начато сие дело было 19 октября 1839 года, а окончено только 2 сентября 1840-го.

Жадно прочитав первые его строки, я довольно быстро сообразил, что красноречивое название сего внушительного собрания документов здорово смахивало на весьма расхожее выражение «Иди туда… не знаю куда». Достав ради любопытства с книжной полки атлас СССР, я не без труда разыскал упомянутые населенные пункты. Бог ты мой! Где был тот Дорогобуж, и где была та Орша! Да между этими городами можно закопать не только какой-то клад, но и целую европейскую страну, а то и две!

К тому же нежданно-негаданно доставшийся мне набор некогда секретных документов крайне огорчил: первые десять страниц, как и в романе Толстого «Война и мир», были написаны по-французски. И, это было весьма некстати, поскольку именно во французском я был полнейший профан. Пусть бы текст был написан по-английски или даже по-арабски… Впрочем, понимая, что перевод документа все равно придется делать, я для начала поспешил углубиться я толщу последующих страниц, выискивая глазами бумаги, написанные на более знакомом языке. И первый же попавшийся мне на глаза написанный по-русски рапорт показал, какое значение придавалось данному вопросу.

«Копия Секретно Военному Министру Рапорт

Согласно воле Государя Императора имею честь покорнейше просить Ваше сиятельство о командировании ко мне одного опытного офицера Генерального Штаба для возложения на него по Высочайшему повелению особо секретного поручения, потребующего немедленного отправления сего в Смоленскую губернию. Причем, не благоугодно ли будет Вам, милостивый государь, предоставить оного офицера на время сей командировки в полное и непосредственное мое распоряжение, удостоить меня предписанием, кто именно назначен будет.

Подпись: Генерал-адъютант граф Бенкендорф».

«Согласно воле Его Императорского Величества!» – мгновенно пронеслось в голове. Значит, здесь рассматриваются вовсе не шутейные вопросы или чьи-то необоснованные предположёния! Вопрос стоял на самом высоком государственном уровне и был наверняка назначен к скорейшему воплощению в жизнь! К тому же занимается им не какой-то малозначимый делопроизводитель, а сам Александр Христофорович Бенкендорф, который, помнится, занимал в те годы пост шефа Корпуса жандармов и начальника 3-го Отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии! Этот непреложный факт поневоле внушил мне бесконечное доверие и даже благоговейное почтение к излагавшейся легенде.

Но уже следующий документ поверг меня в полное недоумение.

«Копия Секретно»

Корпуса жандармов господину Майору Логри

По высочайшему Государя Императора повелению предлагаю Вашему Высокоблагородию разузнать немедленно и притом самым секретным образом: находится ли в живых и где ныне проживает некто Антон Ивицкий, переехавший за несколько лет из имения Черебуты Слуцкого уезда Минской губернии в имение Свилу, лежащее в Виленской губернии близь г. Видзы. И о том, что по разысканию Вашему окажется донести мне без потери времени с присовокуплением сведений о звании, образе жизни и мыслей и достать Ивицкого.

Подписи: Генерал-адъютант граф Бенкендорф Генерал-майор Дубельт».

Кто был этот Антон Ивицкий и какое отношение имел к изучаемому мной делу, я на тот момент не знал совершенно, и поэтому абсолютно равнодушно отложил данный рапорт в сторонку. Следующая бумага тоже не вызвала у меня ни малейшего интереса.

«Копия Секретно

Смоленскому Военному Губернатору

князю Трубецкому

Милостивый государь, князь Петр Иванович.

По высочайшему Государя Императора повелению имею;; честь покорнейше просить Ваше сиятельство по учинению; наиточнейшей справки в секретных делах Канцелярии Вашей за время бытности в Смоленской губернии Губернатором барона Аша, почтить меня Вашим, милостивый Государь, уведомлением об арестовывании некоего Семашко, и буде есть, то доставить ко мне с такового предписания копию.

С совершеннейшим почтением и проч.