— Для безопасности. Для моих собственных целей, о которых тебе не обязательно знать. Удали файлы только после того, как распечатаешь то, что мне нужно.

— Хорошо…

— И, ради Бога, не читай ее файл.

— Но ты только что сказал распечатать его…

— Ты делаешь распечатку. И удаляешь файл, как только бумага выйдет из принтера. Нужно ли мне объяснять тебе это, как ребенку, или ты справишься с одним простым заданием? — я пытался сохранить голос спокойным. — После того, как удалишь файл, вытащи флешку. Я должен проверить, все ли удалено и не осталось ли на ней следов.

Глаза Майи наполнились слезами.

— Хорошо. Я сделаю это прямо сейчас.

— Когда закончишь, закрой все. Встретимся в вестибюле. И выключи свет.

— Мы закончили на сегодня?

— Да, — проворчал я. — На сегодня закончили.

Она вышла, закрыв за собой дверь. Черт. Я провел руками по волосам, затем пнул ногой по металлическому мусорному баку. Я не хотел ей грубить, но чем больше вопросов она задавала, тем больше я раздражался, а я не могу позволить себе показывать эмоции. Это вышло инстинктивно — чтобы защитить себя, защитить то, что я делаю, чтобы защитить ее. И если, будучи жестоким с ней, я достиг этого, что же, отлично.

Я пожал плечами и вытащил из кармана белого халата телефон.

Николай: Наталья будет на своем обычном месте.

Жак: Я позабочусь об этом.

Николай: Знаю, что позаботишься.

Я сунул телефон обратно в карман и направился в вестибюль.

Майя стояла передо мной.

Ее черное платье облегало каждый аппетитный изгиб. Я наслаждался зрелищем, потому что знал, что это все, что мне позволено.

Я мог лишь смотреть.

Но никогда не трогать.

Ее отец позаботился об этом.

Я и не заметил, что стиснул руки, пока не попытался положить одну ей на плечо. Заметив напряжение в пальцах, я слегка коснулся ее.

— Готова идти?

Она медленно повернулась, гневно прищурившись.

— Послушай сюда, — наманикюренный пальчик она направила прямо в центр моей груди. — Я поняла, что ты гениален, что у тебя есть деньги, что все в этом Богом забытом мире подавалось тебе на серебряном блюдечке, но это не дает тебе право обращаться со мной как с ребенком!

Я старался сдержать улыбку.

А также я должен был сдерживать себя от того, чтобы не схватить ее в свои объятия и не поцеловать эти гневно сомкнутые губы.

— Я перестану относиться к тебе как к ребенку, когда ты перестанешь вести себя как ребенок.

Если раньше я думал, что Майя была раздражена, то теперь она была разъярена. Ее глаза округлились, когда она слегка толкнула меня.

— Ты ублюдок!

Я поправил галстук.

— Я никогда и не обещал тебе быть кем-то еще. Теперь, если ты закончила ставить меня на место, я бы поужинал. У нас забронирован столик.

— Я не голодна.

— Лжешь, — я проверил время на своих «Ролекс». — Давай поужинаем, а потом будем сидеть и пререкаться хоть всю ночь.

На мгновение ее глаза широко распахнулись, а затем она отвернулась и обхватила себя руками.

— Как я и сказала, я не голодна.

Я подошел к ней сзади, почти касаясь грудью ее спины, и наклонился, чтобы губы оказались возле ее уха.

— Знаешь, могла бы просто сказать «спасибо» и прекратить возмущаться.

— Спасибо? — она содрогнулась, но не обернулась. — За что?

— За лучший хлеб, который ты когда-либо ела, и за достаточное количество вина, чтобы забыть то, каким придурком я был.

У Майи перехватило дыхание. Она повернулась, на ее лице читалось любопытство.

— Или можешь просто заставить меня заплатить за твое присутствие, ведь ты так уверена, что именно этим я занимаюсь в свободное время.

Она закатила глаза.

— Ладно, но я буду заказывать все, что захочу.

— Я и не ожидал от тебя меньшего.

Она хмыкнула и пошла к двери, а я последовал за ней и запер за собой дверь. Прозвучало оповещение о текстовом сообщении.

Я быстро просмотрел сообщение от Жак.

В нем было одно слово и прикрепленная фотография.

— Что-то не так? — спросила Майя.

Я выдал отрепетированную улыбку.

— Нет, нет, все в порядке.

Мои руки дрожали, когда я открыл дверцу автомобиля и вставил ключ в зажигание. Жак была там, делала то, что должен был делать я, — что годами совершала моя семья, в то время как я вел ужинать девушку, которая была под запретом.

Не потому, что я обязан ей.

И не потому, что я владел ею.

А потому, что я действительно хотел провести с ней время — чувство, которое я никогда не испытывал ранее.

Я почувствовал это в изменении ветра, когда вдавил педаль акселератора «Аудио», пытаясь успокоиться.

Она уже была мне небезразлична.

И она даже не догадывалась, насколько опасным это может быть — для нас обоих.

Под лежачий камень вода не течет.

~ Русская пословица

Он снова действовал раздраженно и по-сумасшедшему. Он был как главный герой романа «Джекилл и Хайд» [8]. Я пыталась заставить себя сложить все известные мне частички его личности воедино, но в реальности это больше походило на работы Пикассо. Мне было интересно, знала ли я когда-нибудь настоящего Николая? И стоило ли пытаться разобраться?

Что-то, что он увидел в телефоне, сделало его таким.

Или это была просто грусть, которую я заметила у него в глазах, пока мы ехали в тишине. Я пыталась не пялиться, правда, пыталась, но было сложно этого не делать. Когда Николай был задумчив или печален, он выбрасывал в атмосферу эту загадочную притягательность, и становилось практически невозможно сдержаться, чтобы не наклониться и не прошептать: «Расскажи мне свои секреты».

Он был грустным и встревоженным весь день — с тех пор, как исчез в своем секретном кабинете.

— Почему контракт? — наконец спросила я, когда тишина стала чрезмерно напряженной.

Я поняла, что когда он зол, как сейчас, то могу спросить его о том, о чем до смерти хотела узнать с тех пор, как моя судьба была решена.

— Давай не будем обсуждать работу.

— Это не работа, — настаивала я. — Это моя жизнь.

— Жизнь, которую я довольно любезно разрешаю тебе прожить в одном из моих пентхаусов, — его голос был суров. — И давай не будем забывать о компенсации.

Я сжала зубы.

— Видишь ли, Николай… Большинство людей хотят выбирать, где и как им жить, где работать. Я знаю, это странно, но все же…

Его лицо озарила улыбка.

— У тебя нет выбора.

— И почему это?

— Скажи, у тебя есть братья? Сестры?

— Я думала, что ты знаешь обо мне и моей семье все, если это возможно… У меня есть сестра. Она умерла, когда была маленькой, а в прошлом году мой брат, Пайк, был безжалостно убит одним итальянским ублюдком, который явно недооценивал желание русских отомстить.

— Хм, интересно.

Ладно, я попалась на его крючок.

— Что именно интересно?

Его губы на мгновение сжались в линию.

— Твоя версия истории.

— Есть и другие?

— Несколько, — он съехал в сторону Эверетт. — Зависит от того, с кем говоришь.

— Я хочу знать твою версию.

— Уверен, что хочешь.

— Зачем было поднимать эту тему, если все равно не собираешься мне ничего говорить? Это бессмысленно.

Он перестал хмуриться и улыбнулся.

— Ты дуешься.

— А это работает?

Он издал тихий смешок, который наэлектризовал пространство в машине, касаясь моих нервных окончаний, вызывая дрожь и холод в жилах.

— Может быть.

— Итак? — я стиснула руки, чтобы удержать себя и не потянуться к нему — это была бы очередная ужасная идея, учитывая, как часто этот человек отвергал и ругал меня.