Разведчики растворились в ночи как бесплотные фантомы.

…А через 3 минуты — одиночный пистолетный выстрел слева, и тишина…

«Заплакал шакал». Медведь подавал знак — «Всё в порядке?». В ответ «ухнула клуша» — «Возвращаюсь!», а за ним «завыл волк» — «Срочный сбор!».

И опять все вместе. Ждали только охранения слева. Внезапно, словно привидения, из «зелёнки» появились Мулла и Бульба, немного поодстав, за ними шёл Бандера, неся на руках нечто, извивающееся, похожее на человека.

— Вот, командир. — Наконец-то справившийся с ношей, произнёс Сашка.

Ношей оказалась молоденькая девушка, лет 20-ти, в каких-то жалких лохмотьях, оставшихся от формы, не прикрывавших ни один из женских «секретов»…

«…Натуральная блондинка…» — отметил про себя Филин, удивляясь, не к месту появившееся мысли.

— Кусается. — Без злобы произнёс Бандера, показывая, окровавленные, искусанные до локтей, руки. — В Муллу стреляла, ещё немного и хана.

Только сейчас Андрей заметил, что Абдулло сидел на асфальте, по-восточному, поджав под себя ноги, и зажимал ладонью рану на левом плече.

На девочке, каким-то чудом, держался пагон прапорщика медслужбы.

— Ты кто? Говори! — Спросил Филин.

— В-военф-фельдшер п-п-прапорщик Хмельницкая. — Прошептала та.

— С каравана?

В ответ, лишь, немой кивок головы.

— Говорить-то можешь?

— Н-н-не з-знаю. — Её била крупная дрожь.

— Ну, значит можешь.

— А-а в-вы к-кто?

— Мы, красавица, те, кто тебе поможет.

— В-вы наши?

— Наши, наши.

— Ой, м-мамочки! — И тут она разревелась. — А т-тот бородатый, н-ну в которого стреляла, тоже н-наш.

— И он наш. — Успокоил её Андрей.

И тут началось нечто, чего не мог ожидать никто…

— Ребятки, м-миленькие, р-родненькие! А я т-там сижу, а в-вы здесь. — Такого потока слез не было, наверное, даже во времена Большого Потопа. — А я с-сижу и м-мужика жду, а-а вас тут ц-целая толпа! М-мальчики, вы меня с-спасёте? Да? Я ж-же ведь женщина, к-к-красивая. М-мальчики, к-кто хочет женщину? Н-ну, чего стесняетесь? Я ж-же сама прошу!!! — Бедная девочка металась между бойцами, и не знала, на ком ей остановиться.

Все остолбенели. А что прикажешь делать? Они-то понимали в чём дело, но… Но делать-то что? На выручку группе пришёл Док. Схватив «прапорщика медслужбы», он, что было сил, прижал её к себе.

— О, к-красавчик какой, х-хочешь меня? — И красивые, «бантиком», губы вытянулись в ожидаемом поцелуе.

В ответ Док, наотмашь, залепил две такие пощёчины, что эхо отозвалось в горах.

— Ты чё, Док? — Вскинулся, было, Змей. — Ты чё творишь?!

— У неё истерика — последствие перенесённого шока, от увиденного! Что, не поняли ещё? Да она сейчас что хочешь, сделает! Вы лучше найдите, во что её одеть, вон от формы одни шнурки остались. — Зло проговорил Док, обнимая, затихшую в его объятиях девушку…

Бедная «прапорщик медслужбы» скулила и тихонечко подвывала, как голодный, брошенный щенок. Но, Док знал своё дело. Филину нужна была информация, и получить от неё мог от девушки. И Миша старался привести её в чувства побыстрее… Не прошло и двух часов, как Андрей, наконец-то, смог поговорить со своим «найдёнышем».

— Ну что ж, красавица, давай расскажи нам, кто ты, что и откуда?

Одетая, в чудом сохранившуюся, где-то в недрах каравана, форму, девушка начала говорить.

— Я — старшая медсестра полевого госпиталя, прапорщик Хмельницкая…

— Тебя зовут как?

— Ира. — И тут же выстрел глазами из-под длиннющих ресниц.

— Так, Ира. — Ох, не проста была «прапорщик», ох не проста! — Дальше!

— Эвакуировали раненных из Кандагара…

«Опаньки! — подумал Андрей. — И что же дальше?»

— Вышли из Кандагара неделю назад, ну 3 декабря, шли медленно — у нас «тяжёлые» были, а дорога сами знаете какая…

— Знаем, знаем, дальше!

— Не т-торопите меня, товарищ… — Она задумалась ненадолго. — Капитан, наверное? Мне не очень хорошо…

Увидев, сдвинувшиеся брови Филина она тут же затараторила:

— Позавчера, из Калата, «тяжёлых» забрали летчики на своих вертолетах, а остальные пошли в караване. — На её глаза опять навернулись слезы.

На повторную истерику у Андрея не было времени. Поэтому он решил говорить по-армейски жёстко, пресекая, тем самым, поползновения к женским «соплям»:

— Дальше!

— А, а вы кто?

— Дальше прапорщик!

— Из Калата выходили в 3 часа дня…

«…Три часа дня! Женщины на войне, а разговоры как на кухне. Военный сказал бы в 15.00…»

— Дальше, дальше, прапорщик, ты же военный человек!

— А вечером попали в засаду… Всё произошло очень быстро. Нас сопровождали десантники из Кандагара, их БТРы взорвались как-то одновременно. Я, товарищ капитан, здесь уже год, и научилась быстро реагировать на взрывы… Как… Ну не знаю кто!..

— Я лейтенант.

— Ну, так будешь ещё капитаном. — И опять залп из-под ресниц…

— Говорите!

— Выпрыгнула из кунга и в кусты. А они стали специально стрелять по красным крестам, они нас расстреливали! — Ирина всхлипнула, шмыгая носом. — И ещё кусты эти — сплошь колючки… Изодралась вся. Больно…

— Ладно, прапорщик, дальше всё понятно.

Андрей думал, глядя на девушку, что же дальше делать. А она, как побитый щенок, жалась к Филину.

— Слушай, лейтенант. — Зашептала, вдруг, девушка. — Ты женат? А хоть бы и женат… Хочешь, я буду твоей ППЖ [23], а? Нет, правда? Хочешь?

— Слушай меня, Иришка. — Андрей обнял такое податливое девичье тело. — В другое время, и в другом месте, поверь мне на слово, я бы тебя не упустил. Но, пойми, ты же прапорщик, мы на задании, всё же… Уже почти в самом его конце. Мы в этом грёбаном задании уже больше месяца, весь Афган пересекли. И осталось-то нам — всего ничего. Понимаешь? Потом, ладно Иришка? Всё потом…

Девушка послушно кивнула головкой и опять зашмыгала носом. Её необходимо было чем-то занять. Чем? Да её профессией, вот чем!

— Слон, давай Дока ко мне!

Док явился через три с половиной минуты.

— Я здесь, Филин.

— Миша, бери-ка с собой вот этого прапорщика медицинского. — Андрей кивнул на девушку. — И к нашим трёхсотым. Как они там, кстати? Что нового?

— Чайханщик в отрубе, бредит; у Муллы — плечо на вылет, кость не задета, но, сама рана поганая, видимо, порвана вена — кровь так и хлещет — без операции он долго не продержится. — Докладывал Док, косясь на девушку. — Укушенному Бандере руки обработал и вкатил противостолбнячный. Может ещё и от бешенства ему кольнуть, как скажешь? — И улыбнулся уголками рта.

— Не надо. — Надула губки Ирина, и тут, тихонечко так, стала посмеиваться. — Я здоровая, испугалась только…

— Ладно, Док, бери прапорщика и к раненым. Их надо довезти до наших. И посоветуйтесь, там, что с Муллой делать. Зашейте, что ли, как-нибудь, или ещё чего, короче, вы медицина, сами знаете что делать. Пошёл!

Док увёл девушку к нашему автобусу.

— Медведь. Что там, у Тюленя с «колёсами»?

— Колдует над одним из «Уралов», говорит что, может быть…

— Быстрее бы, ночь на исходе, уходить надо.

И тут мощно, басовито, взревел двигатель грузовика.

— Ну, слава Богу. — Произнёс Филин. — Игорь, давай «бронники» на всех в «Урал». «Мухи» найденные, цынки, короче, всё хозяйство… Набросайте в кузов ватников для наших трёхсотых, ну, короче, сам знаешь. Давай.

Суета заняла минут пять. И тут к Филину, подошёл Медведь.

— Слушай, командир, а что с этими двухсотыми из каравана?

— Нет времени.

— Слушай ты, командир, ты чё?! Это же не «духи»! Тут пацаны легли! А те, что в кузовах — они же по второму разу! Ты чё, лейтенант, сбрендил совсем? Мы же люди! Люди!!! А эти девочки?!

— Отставить истерику, товарищ прапорщик! — Впервые Андрею приходилось показывать характер, да ещё, не в самых лучших условиях. — Рот захлопни, Игорь!.. И слушай меня. Трогать ничего нельзя — если Алихан, а, это, скорее всего он, будет возвращаться, дальше-то ему ходу уже нет, и обнаружит что-нибудь, а колонны-то не было ни туда, ни оттуда, то эта псина поймет сразу же, что здесь была рейдовая группа. Понимаешь?