Этель осторожно перебирала платья и костюмы.

— Вот это мое любимое.

Она указала на вишневое вечернее платье из шелка с расшитым блестками воротником.

— Да, оно очень красивое. Я допила кофе, Этель, ты можешь забрать поднос.

— Да, мисс. — Этель осторожно подняла поднос одной рукой. — Хотите что-нибудь еще, мисс?

— Нет. Просто скажи миссис Джексон, что я буду есть внизу.

— Да, мисс. И…

Щеки Этель зарделись, в облике появилась торжественность.

— Да?

— Я так рада, что вы вернулись домой, мисс Элизабет, — застенчиво произнесла она.

Сады не обманули ожидания Лиз. Они и впрямь были прекрасны. Она приняла ванну, вымыла голову и надела самую простую одежду — зеленое хлопковое платье спортивного покроя с серебряной пряжкой на поясе. Похоже, его раньше никогда не надевали — спустившись вниз, Лиз поняла это по лицу миссис Джексон. Если экономке зеленое платье незнакомо, то, возможно, Бретту тоже. Будет лучше, если, глядя на нее, он не станет вспоминать Элизабет.

Лиз шла по траве, блестевшей от капель росы в лучах утреннего солнца. Стена кустов, окаймлявшая газон, переливалась россыпью желтых, розовых и алых цветов. В воздухе витал аромат сирени и боярышника. Лиз глубоко вздохнула и обернулась к дому.

Это был настоящий дом-сказка, его классическая красота смягчалась листвой лиан и деревьев: низкие окна обвивала глициния, рядом росли магнолия и жасмин. Кирпичная кладка казалась ярко-красной на фоне серебристых стволов берез, окружавших дом. Несмотря на внушительные размеры, дом органично вписывался в местный пейзаж, от этой картины веяло умиротворенностью и покоем.

А Элизабет все это бросила! Как, должно быть, она любила того человека. Миновав лужайку, Лиз прошла сквозь арку в буковой изгороди и оказалась в огороде. Она кое-что в этом понимала — невозможно было жить с Джоном и не разбираться в огородах.

Каждый день, возвращаясь домой из банка, Джон снимал деловой костюм, облачался в зеленый передник садовника с большими карманами, который Дороти подарила ему на день рождения, и отправлялся сражаться с сорняками, грибками и паразитами, имевшими наглость покуситься на его безупречные грядки с овощами. Фасоль Джона завоевала приз на местной выставке, а его спаржа была предметом зависти всех соседей. У него не оставалось времени на выращивание цветов, да в этом и не было нужды. В цветоводстве преуспевала Дороти. Ее клумбы, столь же аккуратные, как и грядки мужа, привлекали всеобщее внимание. Иногда Лиз пыталась представить, что с ними было бы, если бы в доме появились дети, но ее воображению не доставало красок.

Однако огород, представший ее взору, совсем не походил на грядки Джона. Его нельзя было назвать аккуратным, буйство зелени и красок создавало впечатление, что здесь так же много сорняков, как и овощей. Стручки гороха тяжело опускались до земли, кусты фасоли причудливо обвивались вокруг невысоких столбиков. Морковь, лук, капуста боролись за жизнь наравне с крестовником и мокричником. Но все превосходили ягодные кустарники, возможно, потому, что они росли тут давно. Огромные колючие кусты крыжовника преграждали тропинки, отяжелев под весом крупных зеленых полупрозрачных ягод. Малина, черная и красная смородина — все зрело, наливалось соком. На окружавших сад плодовых деревьях розовели персики и желтели абрикосы.

Лиз пошла вперед по главной тропинке. Как было бы здорово оказаться здесь через месяц, когда все созреет. Эта великолепная малина! Она наклонилась подобрать ветку кустарника, лежащую на земле, и столкнулась лицом к лицу со стариком, который наклонился втот же самый момент по другую сторону живой изгороди.

Должно быть, это Эймс, о котором говорила Этель. Кожа старика была похожа на пергамент, а яркие круглые глаза походили на птичьи. Садовник и сам напоминал птицу: вот-вот собирался захлопать крыльями и прогнать незнакомку со своей территории.

— Здравствуйте! — сказала Лиз. — Я вас не заметила. Надеюсь, вы не возражаете против моей компании. Я внучка мистера Рокингтона, а вы, должно быть, Эймс?

Лиз Хартли, скорее всего, сказала бы «мистер Эймс», но Элизабет Рокингтон — никогда.

Садовник хмыкнул и выпрямился, насколько ему позволила сгорбленная спина.

— А! Мне сказали, что вы вернулись.

«Боже мой, да как же он стар! Конечно, ему не сто лет, как сказала Этель, но…»

— Вы ведь занимаетесь садом не один? — спросила Лиз.

После неловкой паузы старик ответил:

— Приходится, ведь парень, мой помощник, ушел. Теперь их днем с огнем не сыщешь, все норовят заниматься машинами. Получают большие деньги, когда не бастуют, — с сухим смешком прибавил он.

— Верно. Но мне кажется, вы и один делаете настоящие чудеса. Газоны и розовые кусты просто великолепны.

Старик извлек из кармана замызганный платок и провел им по лбу.

— Я пытаюсь содержать фасад дома в порядке для хозяина. Но с фруктами и овощами мне теперь не под силу управляться. Я уже далеко не молод.

Лиз подошла к нему:

— Может, я помогу вам выдергивать сорняки? Я всегда…

Девушка запнулась. Она чуть не сказала, что в свободное время помогала сводному брату. Неужели старик что-то заподозрил? Казалось, его интересует только сад, но кто знает.

— Я всегда раньше помогала по саду, — неловко закончила Лиз.

— Наверное, это было при Мастермане. Он работал тут до меня.

Лиз облегченно вздохнула, похоже, ей удалось выкрутиться.

— А как давно вы работаете?

— Два года, — ответил старик и повернулся к клубничным усам.

— Эймс, вы здесь? — раздался звонкий, мелодичный голос.

Лиз увидела девушку в брючном костюме цвета слоновой кости, появившуюся в конце сада. Она была невысокого роста, изящная, с шелковистыми светлыми волосами и гладкой загорелой кожей. За руку ее крепко держал пухлый малыш лет двух, в мешковатом голубом костюмчике.

— Эймс, я ненадолго оставлю с вами Тимми. Последите за ним, хорошо?

Старик усмехнулся и что-то пробурчал, даже не подняв глаз. Тут девушка заметила Лиз и, оставив малыша, подбежала к ней.

— Привет, ты, наверное, и есть Элизабет? Бретт предупреждал меня о твоем приезде. Я Клер Джессинг, живу недалеко отсюда в коттедже, наверное, Бретт про меня рассказывал.

Она протянула Лиз гладкую загорелую руку, и та с улыбкой пожала ее. Вот она и стала настоящей Элизабет Рокингтон. А кто эта Клер Джессинг? Няня? Помощница по хозяйству? Мать Тимми? Очевидно, подруга Бретта Дентона. Причем близкая, судя по тому, как она произнесла его имя. Лиз ждала ответа на свой вопрос.

Девушка грациозно откинула волосы и сказала:

— Как здорово, что мы познакомились. Я как раз собиралась варить кофе, ты обязательно должна прийти ко мне. Так хочется с кем-нибудь поболтать, целых два дня никого не видела, кроме Тимми. Живу как отшельница. Отсутствие машины связывает по рукам, а Бретт слишком занят, чтобы меня возить. Так скучно! — Она вздохнула, потом снова оживилась. — Не обращай внимания, раз ты приехала, все будет по-другому.

Она схватила Лиз за руку, словно они всю жизнь были подругами, и повела по тропинке. Было сложно отказаться, Лиз совсем не хотела показаться чопорной другу семьи. Но она бы предпочла, чтобы это знакомство состоялось лишь после того, как Бретт ей обо всем расскажет.

Тимми, лишившись опеки, ковылял между грядками на неустойчивых ножках. Внезапно он споткнулся о корень и упал ничком на землю. Тут же раздался ужасающий вопль, и Лиз рванулась к малышу, но девушка ее остановила.

— Все в порядке, он не ударился. Если ты его пожалеешь, он раскричится еще сильнее, — небрежно бросила Клер. — Пошли.

Лиз не была уверена, что ребенок не ушибся, и предпочла бы в его невредимости убедиться сама, но светловолосая девушка уже тянула ее вперед. У Лиз сложилось впечатление, что Клер — мать Тимми, а значит, она не имела права вмешиваться. Поэтому Элизабет позволила вывести себя за деревянные ворота в конце огорода, но без конца тревожно оглядывалась и успокоилась, лишь когда плач прекратился.