— Милая, но какая-то грустная, — заметила Мэгги, разглядывая фотографию. — Она замужем?

— Нет. Не хочешь чая? — вдруг сменил тему Джек.

— Да, спасибо, — несколько озадаченно ответила Мэгги.

Как обнаружилось впоследствии, мыс Глосестер был для Джека не только местом отдыха. Джек регулярно связывался с офисом и по несколько часов работал за компьютером, следя за рынком акций, товаров и фьючерсами.

Как-то Мэгги обронила какую-то фразу, имевшую отношение к рынку акций, чем сильно поразила Джека.

— Я обладаю не только симпатичным личиком, мистер Маккиннон. К вашему сведению, у меня имеется немного мозгов, и ваше удивление по этому поводу даже оскорбительно, — стараясь сохранить невозмутимый вид, сказала она.

На губах Джека появилась улыбка.

— Как я погляжу, вы дока не только в том, что касается недвижимости, мисс Трент.

Мэгги бросила на него высокомерный взгляд и небрежно сообщила ему о своих комиссионных, заработанных за год. Улыбка медленно сползла с его лица, уступив место задумчивости.

— Да, ты действительно дока. Без шуток.

— У меня талант, мистер Маккиннон. Это говорю не я. Таково мнение моего начальника и всех в отделе.

— Несомненный талант, — согласился Джек.

— Я училась в университете, — пожала она плечами. — Приятно сознавать, что учеба не была напрасной.

— Камень в мой огород? — с кривой усмешкой заметил Джек.

— Я же говорила, что нам просто необходимо узнать друг друга получше.

— Снова и снова убеждаюсь, что ты абсолютно права.

После этого разговора Мэгги стало казаться, что их отношения чуть-чуть, но изменились. По крайней мере из голоса Джека исчезли снисходительные нотки, которые нет-нет да и проскальзывали.

Несколько раз она ловила на себе его внимательный и вместе с тем изучающий взгляд, а затем он предложил ей изучать рынок акций вместе. Изменились и темы их разговоров. Теперь они затрагивали и вопросы религии, и политику. Иногда дело доходило и до жарких споров.

— Где ты научился так готовить? — спросила однажды Мэгги, доедая изумительное рыбное блюдо.

— В семье, где я вырос, любили вкусно поесть, не тратясь при этом на дорогие деликатесы.

— Ты говоришь о семье, которая тебя усыновила?

— Да.

— А твоя... твоя настоящая семья? Тебе что-нибудь известно о своих настоящих родителях?

— Нет. — Джек положил себе еще салата. — Я решил, что пойду их путем.

— Их путем?

— Если они посчитали, что я недостаточно хорош для них, значит, я могу считать так же.

Джек говорил спокойным тоном, но Мэгги показалось, что в эту минуту в его глазах появился стальной блеск. Чувствуя, что ступает на весьма скользкую почву, Мэгги тем не менее решилась возразить:

— Что... что если ты не совсем к ним справедлив? А если у твоей матери, к примеру, не было другого выхода, как отказаться от тебя? Матери-одиночке всегда трудно одной воспитывать ребенка.

Джек выпрямился. Мэгги сразу почувствовала, как изменилась атмосфера. Как изменился и сам Джек. Теперь перед ней сидел мужчина, с которым она познакомилась в тот воскресный вечер: мужчина, уверенный в своих силах и знающий, чего он хочет от жизни.

— Мэгги, тебе-то что с того?

— Я не знаю, но понимаешь... — Она остановилась и, помолчав, сказала: — Извини. Это в самом деле меня не касается.

— Послушай, Мэгги. С того дня, как я обрел любящих родителей, все остальное для меня осталось в прошлом. И это главное.

Мэгги незаметно вздохнула. Она была бы рада поверить Джеку, но настороженный взгляд его холодных глаз, в которых на миг сверкнула искорка боли, как-то не вязался с его словами.

Она продолжала открывать для себя нового, незнакомого ей Джека. Оказалось, что он любит работать не только головой, но и руками. Например, решил заняться садоводством — тем, что так любила она сама. Его сад зарос сорняками, сказал Джек, и придется поработать, чтобы он более-менее стал походить на сад, а не на джунгли.

Мэгги с готовностью предложила свою помощь. У Джека оказалась книга о местной флоре, и она взялась угадывать названия растений, определяла, что за молодые деревца выросли около дома.

В один из таких вечеров они сидели внизу на веранде. Солнце почти село, и Джек зажег свечу. На столике стояли стаканы с джином и тоником, в которых плавали дольки лимона с лимонного дерева, растущего в саду.

— Вот это да! — Мэгги оторвалась от книги. — Guettarda Speciosa, вон тот кустарник, используется в Индии для изготовления домашних духов. Ты оставляешь на ночь на кустарнике кусок муслина, за ночь выпадает роса. Она растворяет ароматические вещества, содержащиеся в цветках и стеблях кустарника, и увлажняет ткань. Утром ты берешь мокрую ткань, выжимаешь ее, и пожалуйста — ты обладатель флакончика духов!

Джеку это было известно. Гораздо больший интерес для него сейчас представляла сидящая напротив девушка. В неярком свете свечи ее глаза были похожи на изумруды и таинственно мерцали. Гладкая атласная кожа отливала золотом, словно кто-то нанес на нее золотую пыльцу. Она была прекрасна...

— Готов спорить, что знаю твой следующий вопрос. Опережая его, скажу, что муслина у меня нет.

— Как ты догадался? — смеясь, спросила Мэгги.

— Ты любишь все экзотическое и экстравагантное. Чем больше экзотики и экстравагантности, тем больше ты получаешь от этого удовольствия. — Джек перегнулся через перила, сорвал еще не распустившийся бутон и преподнес его девушке. — За отсутствием муслина ты можешь вплести цветок в волосы и насладиться его ароматом.

— Спасибо. — Она укрепила его в волосах. — Вообще-то индийские женщины так и поступают.

Джек улыбнулся. Чуть снисходительно.

Мэгги нахмурилась.

— Ты ведь читал эту книгу? — подозрительно спросила она.

— Читал, — покаялся Джек. — Просто забыл сказать тебе об этом, потому что мои мысли были заняты совсем другим. Ты очень красива...

Мэгги взглянула на него. Загорелый, сильный, поджарый — на нем не было ничего, кроме шорт, — он расслабленно сидел в кресле и, полуприкрыв веки, лениво разглядывал ее.

Один только взгляд этого мужчины — и ее сердце забилось быстрее, огонь побежал по жилам. Мэгги вспыхнула от желания, как вспыхивает хворост от поднесенной спички, а ведь Джек даже не касался ее!

Все эти пять дней своими ласками он доводил ее до последней черты, но неизменно отступал, словно чувствуя, что она еще не готова к физической близости. И Мэгги испытывала к нему благодарность за это, но сейчас ею овладела досада, она ощутила самый настоящий чувственный голод.

— Ты уже знаешь, что я бываю импульсивна, — охрипшим вдруг голосом сказала она. — Но не сейчас. Я полностью отдаю себе отчет и никогда ни в чем не обвиню тебя.

Джек пошевелился, но не произнес ни слова.

— Конечно, если ты тоже этого хочешь, — поспешила она добавить и смущенно замолкла.

— Мэгги. — Джек обнял ее. — Конечно, я тоже этого хочу, но...

— Какое еще «но»? — воскликнула она. — Я никогда не делала предложение мужчине. Ты не возражаешь? — В ее голосе послышалось беспокойство.

Джек улыбнулся, но улыбка не затронула его глаз.

— Ты ведь понимаешь, что обратной дороги уже не будет? — Он провел пальцем по ее губам.

— Понимаю, но... Чувства унесли меня так далеко, что самостоятельно добраться до берега мне уже не по силам. Просто не отворачивайся от меня, — попросила она. — Я этого не переживу.

Джек заглянул ей в глаза. В их изумрудной глубине застыла нерешительность, но смотрели они на него прямо и честно. И все же он медлил.

Прокручивая в голове дни, проведенные вместе, подавляя растущее желание, Джек пытался понять, что им движет. Он убеждал себя, что в Мэгги нет ничего такого, чего не было бы в других женщинах, разве что иногда она была трогательно наивна, иногда решительна, а то и упряма до безумия, но при всем этом у него нет причин отказываться от того, что она ему предлагает...

Так до этого дня думал Джек. Сейчас же, неизвестно почему, он вспомнил о давно забытых словах «благородство» и «честность». Но его тело напомнило еще об одном — «вожделение». И в тот же миг слово «благородство» снова было благополучно забыто. Джек обреченно, хотя и с некоторой долей самоиронии, признался себе, что держаться подальше от Мэгги Трент он уже не в состоянии.