Вдруг Адам резко отступил на шаг и смущенно заморгал. Что бы там только что ни определяло все его поведение, оно бесследно исчезло. Он нашел взглядом Леа, и она увидела в нем непонятное замешательство.

Прежде чем отвергнутая Язна успела снова протянуть к нему руку, Адам приобнял Леа за бедра.

— Мне очень жаль, но я действительно не помню, — сказал он на удивление твердым голосом. — Вероятно, в тот вечер я глядел только на Леа. Так ведь всегда и бывает.

И они вместе стали спускаться по лестнице.

Леа быстро привыкла к тому, что у нее появилась вторая тень. Хотя ее начинал напрягать постоянный контрастный душ чувств, под который ее бросали безмолвные появление и исчезновение Адама. Часто она ощущала себя оглушенной: когда он уходил, она едва не впадала в истерику от страха, что он может не вернуться. В его присутствии она постоянно опасалась, что он вдруг посмотрит на нее глазами Язны и бросит. Этого она боялась гораздо больше, чем того, что Адам уступит требованию демона и перевоплотит ее.

Зато Адаму было очень уютно в его молчании, он был рад находиться рядом с Леа и наблюдать за ней. Он безмолвно покорялся ее повседневной жизни и не выказывал ни малейших попыток к тому, чтобы привнести в нее свою собственную нотку.

Проведенные вместе дни не приводили к каким-то мечтаниям, потому что они были совершенно неромантичными. Самое большее, что удалось Леа, это вызвать реакцию Адама, когда она изо всех сил вгрызлась в яблоко. Еда внушала ему отвращение. Но он не жалел себя, становясь свидетелем ее неуверенных заказов в овощных магазинах и в конце концов выдерживая ее рассерженный взгляд из-за того, что только полвечности спустя он ощущал, что от него в данный момент требуется взять на себя покупку жесткого мяса. Идя за ней на расстоянии полушага, словно ему всегда нужно было видеть ее, он нес покупки вверх по лестницам, спокойно игнорируя ее растущий гнев.

Пока Леа заледенелыми кончиками пальцев колотила по клавиатуре, Адам вычитывал ее работу, снабжая поля страниц замечаниями своим элегантным почерком. «По крайней мере, я смогу вовремя сдать работу», — раздраженно думала она, вновь прочищая нос, из которого с той ночи у канала, не переставая, лились сопли. Затем она отстучала заключение, причем резец и камень подошли бы для этого гораздо больше, чем ее старенький ноутбук.

И вот она сдала работу позорного среднего уровня и подцепила мертвенное порождение ночи и жуткую простуду во время рандеву на канале. Разве жизнь не прекрасна?

Позже Адам неподвижно наблюдал за тем, как она торжественно перечеркивала синие чернила его пометок. В этот момент Леа многое отдала бы за то, чтобы он подарил ей такую же презрительную улыбку в день их первой встречи. Насмешку и издевку переносить гораздо легче, чем эту безжизненную маску, которую он никогда не снимал.

Ее снова захлестнула волна разочарования, разбудив обычно крепко спавшее чувство мести: «Интересно, будет ли он сидеть так же неподвижно, если я недолго думая заберусь к нему на колени и попробую, действительно ли колется его легкая щетина на подбородке?» Или ее губы на пути к его рту ощутят только слегка грубую кожу, а тепло и аромат его тела смешаются совершенно неодолимо, заставив забыть о самообладании? Она хотела коснуться слегка вьющихся на затылке волос, попробовать, какие они на ощупь. Густые? Мягкие? Ей очень хотелось выяснить, есть ли светлые веснушки, покрывавшие его нос и щеки, также на его плечах и ниже.

Да что может случиться? Что он оттолкнет ее? Разозлится? С отвращением отвернется? Леа была согласна на любую реакцию, только не на ее отсутствие. Больше она не может переносить стоическое наслаждение Адама шоу под названием «Леа». Если, с учетом его вечно безрадостного выражения лица, вообще можно говорить о наслаждении.

Даже если при ее нападении он будет продолжать притворяться статуей, она, по крайней мере, останется при своем. «Но довольно унизительным способом», — с возмущением напомнила благовоспитанная часть Леа. «Спокойно!» — прикрикнула она на себя, но это получилось не слишком строго, потому что как раз пришло время в очередной раз прочистить нос.

Леа удрученно признала, что чувствует себя слишком слабой для того, чтобы брать Адама штурмом, словно какую-нибудь крепость. Вместо этого она швырнула в него только что использованным носовым платком. «Наказание быть должно!» — сказала она себе. Носовой платок приземлился у его ног, и Адам бросил на нее испытующий взгляд, который она не смогла истолковать. Постепенно она начала терять к этому интерес, чтобы и дальше продолжать ломать над этим голову. Она устала, обессилела, была подавлена и чувствовала себя очень нехорошо.

Адам ненадолго исчез в кухонной нише и вернулся с дымящейся чашкой. Хотя от чая соблазнительно пахло заботой, Леа едва смогла приподняться, чтобы взять чашку в руки. Все ее тело упорно не желало отрываться от матраса, глаза неудержимо закрывались сами собой.

Она вновь отметила, что Адам наблюдает за ней словно за результатом интересного эксперимента. Но она чувствовала себя слишком слабой, чтобы возмущаться. Даже кинуть в него использованным носовым платком казалось уже делом чересчур трудным.

В конце концов, Адам завернул ее, словно маленького ребенка, в одеяло и пальто, взял на руки и вышел с ней из квартиры. В качестве выражения протеста она только засопела.

Не успел он положить ее на заднее сиденье своего автомобиля, как она уже спала сном без сновидений.

Этьен пытался успокоить его. Но что может знать Этьен о хрупкости человеческого тела, когда он уже целую вечность занимается только духовными трудами? Адам рассерженно посмотрел на него и, не говоря ни слова, покинул виллу.

Он не мог выносить вида безжизненной Леа, лицезреть ее лишенной всей той энергии, которая так магически притягивала его. Ему не хватало живой мимики, постоянно выдававшей значительно больше чувств, чем хотелось бы самой Леа. Ее чистого голоса, непредсказуемости ее слов. А теперь она просто лежала, и щеки ее пылали неестественным красным цветом на бледном лице, волосы были мокры от пота.

Адама невольно едва не вывернуло наизнанку, и он, задыхаясь, прислонился к стене дома. Пожилая женщина, нагруженная продуктовыми сумками, бросила на него критический взгляд и обошла по широкой дуге. Вероятно, приняла за пьяного. Хотя в данной ситуации больше подошел бы утопающий, потому что именно так он себя и чувствовал: вокруг него шумно плескались волны, а страх неудержимо затягивал в глубину. Страх перед чем? Вместо ответа желудок Адама вновь судорожно сжался.

Пока он хватал воздух ртом, демон напомнил о себе. «К чему вся эта забота? — зашептал многоголосый хор. — Когда Леа наконец станет нашей, ничто и никто не сможет причинить ей вред».

Адам инстинктивно обнажил зубы, словно хотел схватить наглого шептуна. Желание демона, наконец завладеть избранным храмом, было ему еще более отвратительно, чем собственная потребность находиться рядом с Леа. Леа с ее льющимися через край чувствами и ранимой душой — великолепная жертва для демона и мужчины.

Но подобные мысли не могли отпугнуть демона: он рычал, он льстил, мучил и заманивал. Адам стоял, крепко прижавшись лопатками к стене, надеясь, что голоса и жгучая боль когда-нибудь отступят.