Психологически-то понятно. Душевная компенсация за многая лета гордого терпения во глубине сибирских руд, на отшибе. И таки да. Сибиряк Измайлов – он таки единственный русский среди них. В смысле, не иностранец. Не в смысле, таки не еврей. Он у себя дома, он всё тут знает, он хозяин.

Конечно, Подмосковье – не Томск у чёрта на куличках. И отнюдь не всё он тут, на Дальней даче, знает (иначе, как минимум, помалкивал бы!). И что-что, но про настоящегохозяина и не заикнись!

Однако психологически… Да, коллеги сносно говорят по-русски, у них советское гражданство (между прочим, не у всех!). Ноу нас говорится: где родился, там пригодился. Ох! Неловко выразился? Нет-нет, не имел в виду перепитии в сложных судьбах иностранных коллег. Имел в виду исключительно себя. Ну, ляпнул! Пардон, пардон! Давайте по коньячку, исчерпаем инцидент!

– Перипетии.

О! Милсдарь Лилиендаль голос подал?! Обыкновенно, принуждаемый к общению, молчит и тонко улыбается: просто не смею вас перебивать, коллега. Вот… перебил…

– Что, милсдарь?

– От греческого: peripeteia – внезапная перемена в жизни. Перипетии. Не перепитии.

– Эх, милсдарь, сколько ни учись, хоть у древних греков, а русским не станешь! У насдля внезапной перемены в жизни больше годится аккурат перепитии! Не перипетии! Значаще и ёмко! Верно, говорю, Саломон?! А куда он делся?! Только что тут был!

Милсдарь Флёр, самый шпыняемый как самый молодой, вовсе избегает шумливого, в санузле отсиживается (на кушетке?).

Милсдарь Ляскер умудренно принимает если не как должное, то как неизбежное. Кто же, как не он, самый старший из присутствующих здесь.

Впрочем, сибиряк именно товарищу Ляскеру и только ему демонстративно выказывает почтение. (О, самый долгий чемпион мира, пусть и бывший!) Впрочем, с подвохом почтение: то ли пылинку с плеча норовит смахнуть, то ли по плечу похлопать. Впрочем, товарищу Ляскеру и не такое и не таких доводилось терпеть. И реагировать адекватно.

Вот как реагировать на слова русского коллеги «нам подсовывают дезинформацию»? Молчание – знак согласия. Возражение – знак того, что дедушка уже впадает в маразм, не видит очевидного.

Реагировать адекватно. Выпустить сигарное кольцо в потолок, подождать, пока растает в воздухе. И туда же в потолок веско, с хрипотцой произнести:

– Когда мы наверняка знаем, что нам подсовывают дезинформацию, то это уже весьма ценная информация.

Профессор!

А что у него на уме – не вашего ума дело. Может, попросту по жене скучает. Разлука ты, разлука. Благочестивая Марта принуждена быть в Спасоглинищевском переулке. Вы же знаете, профессор, все силы игре, ничего отвлекающего. И за квартиркой кто-то должен присматривать, содержать. Когда всё кончится,увидите свою благочестивую. Ещё сигару, профессор?

Ещё сигару.

Когда всё кончится…

Смотря чем кончится!

Товарищ Крылатко прекрасно отдаёт себе отчёт: профессор может никогда не увидеть благочестивую Марту, совсем другоеувидит. И весь синклит – тоже. И сам руководитель всесоюзной шахматной – тоже. На горизонте маячит Ягуарыч…

Никак дрожь пробирает? Нет, это не от этого. В машине холодно. Промёрзла. Машина – зверь, положим! Не с-сапожников «паккард твелв», положим. Но и не расхожая «эмка». ГАЗ-11-73! Двигатель – шесть цилиндров, стабилизатор поперечной устойчивости, гидравлика рычажных амортизаторов, «ручник» пистолетного типа! Товарищ нарком без шофёра обходится, водит всегда сам (затейник!). Зверь – машина! Только зябковато в ней сиднем бесконечно смотреть на то, как течёт вода. Грот с львиной головой…

Доколе?! Ходу, синклит, ходу! Сорок первого ходу белых! Если приказ будет, я пойду в наступление, но убеждать своих солдат наступать не буду! – это прапорщик Крылатко мог господину Временскому сказать, как отрезать. С-сапожник, сын сапожника не потерпит – отрежет всё, что болтается, и не скажет. Будешь убеждать своих солдат, руководитель всесоюзной шахматной, будешь! Твои солдаты – синклит…

Доколе, ну?!

Наконец-то! Двери настежь, по дорожке к машине поспешает… разумеется, Измайлов. Кто же, как не он! Старик-унтер!

Ну, сибиряк! Порадуешь? Чем порадуешь? Порадуешь ли?

От него пахло коньяком, зипуном и морозом. Руки за спиной, пряча карточку.Записанный ход с автографом понизу всех четверых, всего синклита. Коллективный, изволите ли видеть, разум! Карточка.

Ну?! Не томи!

– Товарищ нарком!

Да-да! Товарищ нарком! Товарищу наркому ещё ехать! Бумагу, сударь, бумагу!

– Передайте его сиятельству… О, пардон, его высочеству! От всего нашего дружного коллектива передайте: он – мастер!

И в глаза посмотрел со значением. Несносен! Что за херня,товарищ Измайлов?! Сиятельство, высочество?! Запинка в мозгах. Титулы, обращения – из прошлой жизни. Сиятельство – князь. Так? Высочество – великий князь. Так?

Что себе вообразил, фрондёр штопаный?! Что ты, старик-унтер, вкупе с новобранцами, против… против кого играл?! Против Князя 7!Домыслы родят вымыслы: точно-точно, так оно и!

Положим, не лишено логики. Сам товарищ нарком на посылках! Бытовые условия сказочные! Конспирация!

Ход мысли – верный. Вывод – с точностью до наоборот.

Биомать! Ещё выяснится, синклит заведомо играл на поражение, имитируя упорное сопротивление!

Навряд. Руководитель всесоюзной шахматной тоже не лаптем щи! Отслеживал каждый ход – честная борьба!

Карточку сюда! Карточку, товарищ Измайлов! Ход!

Какой ты неотвязчивый! На, вот он… И в глаза со значением: может, нас ещё наградят… посмертно.

Белые сдались.Чёрным по белому: Белые сдались.Понизу автографы, количество – четыре. Коллективный разум, в одночасье лишённый оного! Белые сдались.

– Эт-то что?!

– Эт-то вот.

– Объяснитесь!

– Мы же с вами понимаем, товарищ нарком? Сами знаем, что задача не имеет решения. Мат в семь ходов. Неминуемо. Если, конечно, противникне дурак. А, сдаётся мне, отнюдь не дурак. Передайте его высочеству…

– Цыц! Смирррна!

Товарищ нарком когда справедливый, а когда и беспощадный. Карточку – в мелкие клочки, потом – в лицо дураку-сибиряку.

– Слушай сюда, дурак! У всех вас осталось ещё семь ходов. Семь ходов – семь дней. Понятно? Понято? Повторить?! Вам осталось семь дней, вам осталось семь дней, вам осталось семь дней!

– Белые сдались.

– Глазами-то не сверкай, храбрец! Белые сдались, изволите ли видеть! Неминуемо! Белые сдались ещё летом двадцать третьего. Неминуемо и окончательно. Под Волочаевкой. В курсе? А мы – красные! Красные не сдаются! Играя белыми – тем более! До последнего! Понял, нет?! В глаза смотреть! Не моргать! Отвечать!

– Так точно! В курсе! Понял! Не понял, но понял!

Продолжаем фрондировать?

– Послушай меня, Петя…Сейчас возвращаешься в кабинет. Вместе с коллегами вырабатываешь единственно возможный ход. И сразу – сюда, ко мне. С карточкой. За всё про всё – десять… ладно, пятнадцать минут. Лады?

А проняло сибиряка! Иной раз ласковость тона пострашней командного рыка, поубедительней.

Пошёл, пошёл!

…Можно бесконечно смотреть на то, как течёт вода. Ладно, ещё пятнадцать минут. Снова дрожь? Холодрыга! Но убеждать своих солдат наступать не буду!Гм! Для них – семь бед. И – один ответ. Солдатами не рождаются, солдатами гибнут.

Когда всё кончится…Кончится однозначно, мы же с вами понимаем, товарищ нарком,через неделю, максимум!

Не стреляться же из наградного в самом-то деле! Как С-сапожник намекнул: слабость духа или сила духа?

Э-э, нет! Вывезти весь синклит куда подальше. Мы в ответе за тех, кого…

Спрашивается, кудаподальше?! Европа – исключено. КамрадыКоминтерна – через одного. Разве на Восток? На Дальний! С Дальней дачи – на Дальний Восток, гм! Вася Бляхер по сию пору командармом, ещё с лета двадцать третьего, ещё с Волочаевки. (Дал господь фамилию! Мало того, что хер! Так ещё и!) Втолковать ему… Он толковый… Положим, армию на Москву не двинет. Через всю страну? Замучается пыль глотать! Но и своих не сдаст, не должен.