Его сына – летчика я видел всего раз. Он как-то, будучи в отпуске, забежал к отцу в разгар трудового дня. Здоровый такой, мускулистый парень лет двадцати семи. Наши гаврики сразу же раскололи военного на выпивку. Александр Семенович не возразил. Летчик оказался мужиком простым, не важничал, носа не задирал – он нам понравился.

Как сейчас, свежо воспоминание перед глазами. Ранним утром, часов в семь я распахиваю дверь мастерской. Сбоку огромного стола (он и верстак, и письменный, и обеденный) на древнем, скрипучем стуле с подлокотниками сгорбившись, сидит Александр Семенович. Над его взлохмаченной головой, в лихом развороте плеч реет Маяковский (журнальная фотка). Семенович курит свой любимый «Беломорканал». Помнится забава с ребятами: отыскивали на пачке папирос число «четырнадцать» и еще какой-то (уже не помню) загадочный символ. С другой стороны прикорнул проектировщик Василий Михайлович Востриков, он тоже курильщик, смолит жиденькие сигаретки с самодельным бумажным мундштуком. Эти обслюнявленные и засохшие мундштуки разложены по всем углам машиносчетной, Востриков не сносил сорить на пол.

По обыкновению я заявлялся позже всех (ехал на автобусе с другого конца города). Чинно здороваюсь с коллегами, стреляю…, если есть закуриваю свои. И тут Александр Семенович, словно опомнившись, вскакивает со своего места и начинает собираться. Мы знаем – он направляется в соседний киоск за свежими газетами, к открытию. Как ни странно, но Семенович обязательно отпрашивался у начальницы, хотя совершенно ее не боится, а в иных обстоятельствах и вовсе ни во что не ставит. Но, как говорится: порядок есть порядок. Пока его нет, мы тихо дремлем. Признаться, никому в голову не приходило вместо Семеныча сбегать за прессой, уважить старика. Александр Семенович по обыкновению предпочитал центральные издания: «Правду», «Известия», «… индустрию» - местных он не читал. Мы расхватываем пахнущие типографской краской газеты, первым делом читаем о событиях за рубежом, обсуждаем их. Не знаю, как остальные, но благодаря Семенычу я прошел своеобразные курсы политпросвета: знал немало иностранных государственных деятелей, разбирался в проводимых теми курсах, в общем, ориентировался в международной жизни. И слава богу…

Пора и честь знать, то бишь приступать к работе. Цепочкой, друг за дружкой пускаемся мы в обход по машиносчетной станции. Естественно, Александр Семенович впереди, как в заправской клинике – профессор и его ассистенты. Эту параллель можно и дальше продолжить, он спрашивает у медсестер-операторов состояние их подопечных больных – табуляторов, сортировок, перфораторов, суммировок. Если следовало нарекание, Семенович немедля устранял неисправность. Нас молодых механиков порой злило, какого черта он лезет, дефект несущественный, с ним можно работать и работать, оставаясь одни, мы так и поступали, но Семенович был щепетилен и педантичен. Когда не было замечаний, мы возвращались в свою избу-читальню – поговорить за жизнь. И были крайне раздражены, стоило какой-нибудь девчонке-оператору попросить о помощи: замяло карточку, заело клавишу. Такие пустяковые неполадки должны по негласным правилам устранять молодые, чуть, что посложней, так мы оглядывались на Семеновича. И его не нужно было понукать. Меня всегда удивляла его безотказность, во всем: остаться сверхурочно – пожалуйста, перетаскать ящики с перфокартами – извольте, нужно то, нужно это – сделайте одолжение.

И еще одна деталь. Наш кильдимчик – своеобразная кавказская мастерская в заводоуправлении. У кого, где бы, что ни сломалось - все идут к нам. Так было заведено Александром Семеновичем, причем чинил он совершенно бесплатно и на совесть. Нас по лености это часто раздражало. Но Семеновичу нравилось таким образом общаться с разными людьми. Он и нас приучал помогать людям, причем без магарычей – сталинская школа, одним словом. Был, правда, плюс от такого альтруизма – везде для нас был открытый кредит. И еще одно правило. Деньги, взятые взаймы – всегда отдавались вовремя. Казначеем у нас был Василий Михайлович. Нет, он не держал деньки в кубышке, но он вел наш дебет и кредит, и в зарплату извещал – кто, кому и сколько должен. Очень удобно и справедливо, не правда ли? Кстати, вот любимая пословица Вострикова: «Дружба дружбой, а табачок врозь!»

Изредка перепадала халтура – где-то на других заводах ломалась вычислительная техника и нас приглашали помочь. В таких случаях ходил Семеныч и кто-нибудь из молодых, в качестве подмастерья. Фактически ремонтировал Александр Семенович, деньги же за работу (сколько дадут – твердой таксы не было) поступали на общий пропой, быть «шкурой» считалось у нас самым последним делом. Потом в жизни попадались мне всякие «сучары» – собьет пятерку в рабочее время, похваляется ею, а чтобы угостить сослуживцев, так ни-ни… Александр Семенович был не таков – артельный мужик!

Через наставничество Александра Семеновича прошло немало школяров и, я убежден, для его питомцев оно не осталась бесследным. Встретишь коллегу-соученика и перво-наперво: «Как там Семеныч поживает?» Случалось, собирались и ехали - проведать. Александр Семенович был неизменно рад таким встречам, он как отец родной был участлив к судьбе каждого, с ним делились радостями и невзгодами, он все понимал и сочувствовал.

Что еще мне помнится? Иногда к нам в мастерскую забредали его бывшие сослуживцы, в основном люди пожилые, пенсионеры. Семенович обязательно предоставлял гостю свое кресло, тот кряхтя усаживался, и у них завязывалась занятная беседа. Они вспоминали своих начальников, оценивали их достоинства и недостатки. Молодежь не знала тех руководителей, но постепенно память усваивала «кто есть кто», и в дальнейшем я уже не был сторонним слушателем тех разговоров. И мне становилось интересно узнать, к примеру, что некто Генис теперь коммерческий директор, а некий Скурат – начальник промышленного отдела горкома. Часто пенсионеры приносились что-нибудь в починку, Александр Семенович радостно выполнял их заказ.

Особенно мне запомнились визиты совсем ветхого ветерана завода, сей дедок воевал еще в империалистическую. Будучи по жизни страстным общественником, он и в преклонном возрасте вел активный образ жизни. Приказом директора Йонас Казимирович (его имя) был утвержден хранителем создаваемого заводского музея. Старичок по обыкновению приносил объемистую папку с архивными документами и поблекшими фотографиями – результат его розыска по городу. Теперь уже Александр Семенович был вынужден облачаться в мою шкуру, так как не мог знать членов городской управы или добровольцев пожарной дружины. Однако Семеныч и тут проявлял искренний интерес. По уходу старого «архивариуса» Семенович неизменно восхищался подвижничеством дедка, его неиссякаемой энергией, подчеркивал кристальную честность того.

Следует особо заметить, что Александр Семенович никогда не отмахивался от людей. Что общего у них с малограмотным заводским плотником, о чем им говорить то? Иногда ходоки были сильно выпивши, но и с такими забулдыгами Семенович находил общий язык, был радушен.

Александр Семенович был наделен талантом, умением разговаривать с людьми. Пожалуй, и по сей день я не встретил лучшего собеседника. Какие могли существовать темы общения между мной юнцом и убеленным сединами метром? Оказывается, их было предостаточно. Особенно были захватывающи разговоры о современной физике. Мы оба увлекались фантастическим миром сверхскоростей и огромных гравитаций, парадоксами времени-пространства и прочими загадками теории относительности. Сейчас-то я понимаю пустоту того околонаучного трепа, но тогда я, как говорится, ловил кайф. А вот проектировщик Василий Михайлович был реалистом. Он весьма насмешливо относился к нашим «диспутам», конечно, ни черта в том не понимал, и удивлялся, как это возможно часами рассуждать о подобной чепухе.

Сейчас я с печалью вспоминаю тогдашнюю жизнь. Сегодня люди прагматичны, не транжирят время попусту, не треплятся по пустякам. Хорошо ли это? А бог его знает? Во всяком случае, тогда на работу мне было ходить комфортней. Сейчас ходишь, как на каторгу, порой сравниваешь свое существование с рабским: работа, дом - дом, работа. И все тут – пустота.

Так вот, мне было приятно и комфортно общаться с Александром Семеновичем. Прочтешь, бывало, умную книгу – обязательно поделишься своими соображениями с Семенычем, подискутируешь с ним – «пирдуха!», как говорил Олег Ефремов. А что сейчас? С кем поделиться прочитанным, день-два поносишь в себе, и забыл? Книг никто не читает, эрудиция нынче не в почете, «мамона» все сожрала. Хорошее тогда было время, «совки», подобные мне, жили для души, а не для брюха.

А, как умел Александр Семенович работать?! Уверяю вас, – в высшей степени добросовестно, а в точной механике педантизм великое дело. Далеко не нужно ходить, достаточно сравнить его с собой тогдашним. Устраняешь неисправность, вроде не халтуришь, а мысль одна: поскорей бы устройство пошло. Чуть получилось, хоп, затягиваешь гайки, кабы не сделать хуже. Вроде отремонтировал, а совесть не чиста, твердо не уверен – будет ли хорошо действовать в дальнейшем.

После Александра Семеновича, хоть «знак качества» ставь - гарантия сто процентов. Он никогда не делил: моя или твоя обязанность, если у напарника не получалось, он обязательно помогал. Любому было ясно, что вкалывал Семеныч поболе всех, получал же по тарифному разряду, но он ни разу не возмутился, якобы перерабатывает.

Помню (раз заглянув в гости), как он нахваливал нас, перед новыми сотрудниками: «Вот были механики, я при них отдыхал, не давали шагу ступить, все сами…». А может, оно так и было, а я уничижаю себя по скромности? Куда там!? Мы ему в подметки не годились, да и делал он в основном все сам, а мы, так, на подхвате...