- А пришел!? – встречают меня радостно. Не показывая досаду, скромно отшучиваюсь: «Куда бедному человеку податься в такой дыре?»

Передо мной странная картина. Неужто постный день? Все сидят, словно в избе читальне, уткнувшись: кто в «Огонек», кто в конспект лекций, кто в газету.

- Ужинали? – спрашиваю. Получив отрицательный ответ, предлагаю спуститься в бар. Никто не польстился. Закуриваем. И тут один предлагает: «Давай сыграем в телефон!» - есть такая доминошная игра. Рассаживаемся округ журнального столика, месим костяшки…

Черт возьми! Как здорово сидеть с трезвыми парнями, балагурить, спорить по мелочам, испытывая азарт пустячной игры! На душе потеплело. Я совсем оттаял. Мне как-то по-доброму совестно – почто я клял ребят? Почто я такой скотина?

РАССКАЗЧИКИ – II

Пожалуй, расскажу о последней нашей встрече.

Стояло бабье лето. Солнце вовсю старается, щедро припекает, дарит последние жаркие деньки.

В обеденный перерыв я решила пробежаться по магазинам. Иду себе по улице, улыбаюсь прохожим. Горячий ветерок нагло озорничает: колышет юбку, растрепал прическу, запорошил глаза. Меня опережает интересный мужчина в сером. Да это же…!?

- Димка!? - окликаю я мужчину.

- А, Лена…? Прости, задумался, не узнал тебя. - Он оценивающе оглядел меня. - Здорово выглядишь!

На мне были узкие брючки из микровельвета, распахнутая японская курточка из плащовки – я нравилась самой себе. Не знаю зачем, кокетливо ответила:

- А ты как думал, стараемся!

- Ты все на старом месте? – спросил он - так, к слову.

Я ответила и поинтересовалась в свою очередь:

- Как у тебя дела?

Оказалось, что у него сегодня отменный день – прибавили заработную плату. Было непонятно, следствием чего явилась та надбавка - толи ввели новую должность, толи создали новый отдел? Но я искренне порадовалась за парня.

Место, где мы остановились, явно не подходило для разговора, на нас оглядывались прохожие. Вижу Димке неловко, сейчас он помнется, скажет: «Ну пока…» и уйдет.

- Ты сейчас куда? – развертывался другой сценарий.

Я, очертя голову, махнула вперед рукой: «В магазин…».

- Давай пройдемся немного. Мне спешить некуда, да и обед сейчас.

- Пошли, - я старалась скрыть свою радость.

Мне приятно идти подле него. Кажется, он помолодел за время нашей разлуки. В своих манерах и жестах стал сдержанней, и одет несколько старомодно, а может наоборот элегантно. Я улыбнулась про себя: «Похож на английского денди тридцатых годов, не хватает только гамаш на ботинках». Впрочем, сознаю, что в голову лезут глупости. Причем тут тридцатые годы, какие еще гамаши? Он красивый парень, но высокомерно холоден и отчужден от меня. Рассказывает какую-то чушь о работе… Что ему - нечего больше сказать? Неужели он ничего не понимает?

- Ну его, этот магазин, - беру на себя инициативу, проводи меня до заводоуправления.

Мы повернул обратно. Мы шли рядом. Какая хорошая пара! Мне очень приятно, что он со мной.

- Девочки просили сладкого…

- Давай подержу сумочку…

- Хочешь пироженное?

- Нет, спасибо, - он отказался.

Видимо со стороны мы походили на благополучную супружескую чету. Он придерживал сумочку, я запихивала в нее сдобную дюжину. Как и подобает примерному мужу, он вознамерился нести покупку. Я догадывалась, он хочет приблизиться ко мне. Из чувства противоречия – отняла у него сумку, он с заметной досадой отдал. Пусть бы он нес, зачем я ее отобрала? Я не помню, о чем мы говорили по пути.

Он знал, что в нашем (и его раньше) отделе одна из комнат вечно пустует. Не сговариваясь мы прошли в нее, закрыв за собой дверь. Димка в нерешительности принялся ходить меж столов, теребить папки с бумагами. «Садись!», - велела я, он присел поодаль, боком ко мне. Я испугалась, что Димка уйдет в свою скорлупу, и невольно сама взялась блуждать по кабинету. Не пойму его взгляда: и печальный, и ироничный? Внезапно я обнаружила огрех в своем туалете – расстегнулась пуговичка на блузке, обнажив кусочек белья. Как можно бесцеремонней, я выговорила ему:

- Что же видишь и не скажешь? – кивнула на пуговицу.

Он скромно улыбнулся и отделался ничего не значащей фразой. Холодный истукан, закрытый на все створки! Не зная, что делать, я опять осведомилась «Как живешь?» Формальный ответ: «Дом, работа». – «Рисуешь?» (он неплохо писал маслом). – «Да так, изредка». – «Знаешь, а мой портрет, какой ты сделал по памяти - я берегу». – «Да я помню, как делал его. Получилось неплохо, а впрочем, так…». – И он сделал неопределенный жест рукой. Его пальцы сухие и длинные, помимо воли, стали выделывать различные па: то переплетались, то барабанили по поверхности стола. Ах негодяй! Его «впрочем, так…» - задело меня за живое. Я ощутила холод играющих пальцев, даже мороз пробрал по коже.

Он опять взялся далдонить о службе. Мне почему-то совсем не интересно. Я надеялась и ждала другого. А он, лишь бы не молчать и уклониться от острой темы, говорил, как отказался от повышения:

- Я хочу получить должность, но у меня мало опыта. Точнее мало связей. Нет блата. Люди, которых ставят на это место, как правило, со стороны, малосведущи и временные. А я, как постоянный зам. министра в британском кабинете, весь процесс идет через мои руки. Но нет нужных знакомств, а без них можно завалить дело. Лучше обождать и не лезть на рожон. Это кресло от меня не уйдет! - Сообразив, что я думаю о своем, он решил прибедниться. – Вот видишь, какой я трусливый?

«Ты всегда был трусом!» - Но я сдержалась.

Он видимо решил заболтать меня. Пересел напротив, принял свободную, даже фривольную позу. Стал совсем далеким и чужим:

- Да, я обмолвился про британцев. Ты знаешь, мне последнее время нравится косить под англичанина. Читаю книги исключительно из викторианской эпохи, стараюсь выглядеть как джентльмен, собираюсь на завтрак есть овсянку.

«Ты всегда был придурком, пустой фантазер по своей природе. Я помню твои бестолковые увлечения: Че Гевара, Ле Карбюзье, Гарсия Маркес. Болтал, что не прочь сражаться в интербригадах, полагал, что станешь кем-то великим, но не признанным, подобно Модильяни или Лорке. Теперь заделался эксвайром, подражаешь их картавому снобизму

- Знаешь, прочитал недавно у Моргана, – он рассуждает об британском характере. Вот одна деталь. Где то в горах, в почтовом дилижансе оказались пассажиры нескольких национальностей, в том числе несколько англичан. Случилась авария, повозку занесло над пропастью. Что тут началось! Немцы, французы от страха подняли невообразимый гвалт, лишь англичане остались бесстрастны. Когда опасность миновала, континенталы, в отместку пережитому ужасу, принялись дурачиться, веселиться, лишь островитяне хранили безмолвие. Утром, в отеле подведен итог прошедшему. Один англичанин скончался от инсульта, с двумя другими случились сердечные приступы. – Димка делал какие-то умозаключения, даже привел слова Герцена.

«Да, он как всегда увлечен только собой». - Я не слушала его монолога, я не видела его лица.

- Ты, что такая грустная? – прервал он мое забытье.

Я поспешила исправиться, улыбнулась игриво. Он потупил взор и спросил, не поднимая глаз:

- Как ты живешь?

«Это он из вежливости, собственно ему безразлично, как я живу. Ему нет до меня никакого дела. Ну и мне нет дела до него!»

Он опять замкнулся, такой же красавчик, как и раньше. Немного исхудал, вернее спала детская припухлость с черт лица. Короткая стрижка придает строгость. Странно, его волосы слегка припорошены сединой, а я сразу и не заметила.

«Дима, милый, что с тобой?»

Он будто прочитал мои мысли.

- Ты знаешь? Я долгое время не работал.

- Знаю, - кивнула я головой.

- А ты знаешь, где я был?

Я искренне не знала и потому пожала плечами.

-Ха, ха, - засмеялся он неприятно, - я лечился от алкоголизма, милочка. – Он плотно сжал губы и посмотрел на меня холодно и отчужденно, как змея.- Вот такие пироги!? Я ведь чуть не подох…, впрочем, не большая была бы потеря… Жил был певчий дрозд (название фильма)... Черт возьми, я чуть не вольтанулся там, в дурдоме. – Он скривил губы.

Мне стало жалко, жалко его. Приблизься он ко мне, скажи хоть слово, позови – я пошла бы за ним хоть куда. Всем своим существом поняла, что люблю только его одного, и всегда любила… «Это я виновата, что он одинок и несчастен».

«Дима милый, я ждала тебя!?» – Но он не внял моему зову.

- Знаешь, меня уже заждались в отделе. Я пойду. Счастливо оставаться. – Он встал.

Я тоже встала и как полная дуреха произнесла:

- Ты уж не забывай нас, бывших сослуживцев, - «почему я сказала именно так?» – Заходи, хоть изредка.

- Обязательно заскочу, - он взмахнул рукой, - всего доброго… Лена. – И ушел.

Весь день я думала о нем. Лелеяла надежду, быть может, ему взбредет в голову позвонить мне? Быть может, он уже поджидает у проходной? Я изглядела все глаза, но он не пришел…

По правде сказать, мне всегда казалось, что он обыкновенный выскочка, поэтому, я не мирволил ему. Настоящего, цельного – за душой у него не было. У парня начисто отсутствовала жизненная позиция – то, что называется «на чем стоим». Он не был одарен и самобытным умом, будьте спокойны, это правда. Конечно, самолюбия ему не занимать, наверняка считал себя неординарной, сложной личностью, его в том никто не разубеждал. Наоборот твердили и за глаза, и в лоб: «Ах, какой эрудированный молодой человек!? Ах, какой начитанный, какая умница!? Ну прямо талант!». Разумеется, на фоне обыкновенных трудяг легко выглядеть «светлым образом», покорять их неразвитое воображение своеобразными выдумками, неуемной фантазией. Но навязчивое пустословие, пустопорожняя болтовня, интригующие повадки есть лишь дешевая потуга на оригинальность. Думайте, - я заблуждаюсь из зависти или соперничества, возможно, он и впрямь неординарная личность? Нет и нет! Полагаю, что до Печорина ему ой как далеко, а в двух словах – он просто болтун.