Поэтому она молча последовала за ним.

Через несколько часов, в ожидании кареты, Эзме наконец успокоилась. Ее вспышка в комнате для переодевания не закончилась для них катастрофой. Правда, некоторые женщины делали вид, будто не замечают ее, но другие, те, кто разделяли ее взгляды, нарочно подходили к ней и говорили что-то приятное. Ей по-прежнему приходилось изображать дурочку, но их поддержка ее тем не менее вознаградила.

Однако Куинн за весь вечер почти не заговаривал с ней и даже как будто избегал ее. И по дороге домой он не сделал попытки коснуться ее. Сидел, ссутулясь, в углу, опустив голову и скрестив руки на груди — словно черепаха, которая прячется в панцирь. Может, он жалеет о том, что произошло на террасе? Из-за ее страстного порыва он раскрылся перед ней, показал свою уязвимость. Куинн гордый человек; скорее всего, он пожалел о минуте слабости. Теперь он станет презирать ее… а может, и возненавидит.

Несколько дней спустя перед самым рассветом Куинн трясся в наемном экипаже, который раскачивался на дороге, словно баркас на море. Небо на востоке окрасилось в розовый цвет. Навстречу уже начали попадаться пекари, зеленщики и торговцы рыбой со своими тележками. Еще одна ночь в клубе прошла впустую! Впрочем, не совсем впустую. Теперь он был почти уверен: если граф и потерял деньги, то только по его собственной вине. Его никто не обманывал. А Макхит, похоже, в самом деле славный малый, каким его все считают. Никто не мог сказать о нем ни одного худого слова: все клиенты были более чем довольны его работой.

Сегодня ночью Куинн пришел еще к одному заключению — он и предвкушал его, и боялся с той самой ночи на террасе. Им с Эзме пора возвращаться в Лондон и покончить с этим фарсом, с мечтами о жизни, которая ему недоступна, в доме, который никогда не был для него домом до тех пор, пока в нем не поселилась Эзме. Так будет лучше для них обоих. Она вернется к безмятежной жизни в доме брата и будет надеяться выйти за человека вроде Макхита, а он — к привычно одинокому, но полезному существованию.

Он постучал по крыше, и возница послушно остановился.

— Мы еще не доехали до места, что вы мне назвали, — возразил кебмен, когда Куинн открыл дверцу и шагнул на мостовую.

— Хочу немного пройтись и подышать воздухом, — объяснил Куинн, щедро заплатив вознице.

Тот ответил ему понимающей улыбкой:

— Хотите немного протрезвиться до того, как вас увидит ваша хозяйка, так?

Куинн ухмыльнулся в ответ, хотя он был трезв, как стеклышко. Слишком трезв. Может, ему сегодня и лучше было бы напиться. Тогда он сумел бы забыть Эзме и свои чувства к ней; Как он хотел ее — и не только в постели! Он мог бы забыть обо всем, что он сделал или не сделал в жизни, забыть о том, что он не заслуживает женщины вроде нее. Слава богу, в ту ночь на террасе они не поддались взаимному желанию. Все равно из этого не вышло бы ничего хорошего…

Вдруг он закашлялся: пахло дымом. Служанки рано начали растапливать камины, подумал он, поворачивая за угол.

И замер на месте.

Из сада за домом его брата вырывалось густое облако дыма.

— Пожар! Пожар! — закричал Куинн, бросаясь к дому.

Подойдя ближе, он разглядел в сквере напротив дома стайку встревоженных молодых женщин и уличных торговцев. Служанки сгрудились вместе — он узнал одну или двух. Мужчины взволнованно переговаривались и тыкали в дом пальцами. Где Эзме? Почему она не на улице? Миссис Луэллен-Джонс тоже не видно… Он постучал. На пороге показался Максуини; его лицо и одежда закоптились от дыма.

— Пожар потушен, и никто не пострадал, так что занимайтесь своими делами! — закричал дворецкий, не посмотрев, кто пришел.

Никто не пострадал… Слава богу, слава богу!

Увидев его, Максуини вздохнул — как показалось Куинну, с облегчением — и сбежал ему навстречу с крыльца.

— Милорд! Вы вернулись! — Он нахмурился. — Вы неважно выглядите… Что с вами?

Глубоко вздохнув, понимая, что зеваки глазеют на него и, наверное, гадают, где он шлялся всю ночь и почему явился домой в таком состоянии, Куинн поправил жилет и попытался заново завязать галстук непослушными пальцами. Он испугался того, что могло случиться. А его рядом не оказалось!

— Все в порядке. Что здесь случилось? Где леди Дубхейген? — отрывисто спросил он, входя в дом.

— Ее светлость пьет чай на кухне, милорд. Рад сообщить, что пожар в саду был совсем небольшой. Кто-то уронил лампу на солому и ящики из-под вина… Огонь удалось потушить довольно быстро.

— Слава богу, что не хуже, — ответил Куинн, — хотя вид у вас такой, словно вас поджаривали на костре.

— Сажа, милорд, и больше ничего. Придется сделать кое-где мелкий ремонт — вставить несколько стекол, обновить краску…

— Главное, что никто не пострадал, — еще раз порадовался Куинн, беззаботно взмахивая рукой, и спустился по черной лестнице вниз, на кухню.

Все остальное может подождать. Главное — удостовериться, что с Эзме все в порядке.

Войдя в кухню и увидев Эзме сидящей за большим столом, Куинн почувствовал, что счастлив. Ее длинная коса растрепалась, бледно-голубой шелковый халат почернел от копоти, а на носу красовалось пятно сажи. И все же, несомненно, она жива и невредима.

Если бы с ней что-нибудь случилось…

Он был так рад, что забыл обо всем. В два прыжка он оказался рядом с ней, поднял ее со стула и пылко, жадно поцеловал, вложив в поцелуй всю страсть, которую, как он себе постоянно напоминал, не имел права испытывать. От ее волос пахло дымом, а от губ — чаем «Граф Грей», но ему было все равно. Она жива, невредима и драгоценна, и на целый славный миг она прильнула к нему и позволила целовать себя. Правда, очень быстро отпрянула.

— Утеночек! — воскликнула она, покраснев и запыхавшись. — Где вы были? От вас разит перегаром!

— Я был в клубе. Как вы? Я увидел дым и подумал…

— Со мной все хорошо. Никто не пострадал, и ущерб, похоже, минимальный, — ответила она, взглядом напоминая ему о том, что они не одни.

Кроме кухарки, отвернувшейся от плиты, из кладовой выглядывала экономка, а от двери черного хода на них изумленно таращилась посудомойка.

— Могло быть и хуже, — заметил Куинн как можно равнодушнее и указал на треснутое стекло в окне кухни.

— Я вызову стекольщика и маляра, — вызвалась миссис Луэллен-Джонс.

— Отлично. Распорядитесь, пожалуйста, чтобы в комнату моей жены сейчас же принесли ванну и горячую воду — и то же самое мне, — приказал он, беря Эзме за руку и выводя ее из кухни.

У подножия лестницы Куинн заметил, что у Эзме темные круги под глазами, и вообще она была очень бледной. Она шагнула на первую ступеньку и вдруг пошатнулась. Он тут же подхватил ее на руки.

— Ничего не говорите, все равно не отпущу, — шепотом предупредил он, поднимаясь по ступенькам.

Эзме и не собиралась протестовать. Устало вздохнув, она положила голову ему на плечо.

— Вы точно не пострадали? — спросил он тихо и озабоченно. — Иногда вначале кажется, что все в порядке, а потом…

— Нет-нет, я просто устала.

Куинн отнес Эзме в спальню и захлопнул за собой дверь. То, что он должен был ей сказать, предназначалось только для ее ушей.

— Эзме, мне так жаль, что меня не было рядом! — сказал он, чувствуя себя последним подлецом. — Если бы с вами что-то случилось…

Она доверчиво положила руку ему на плечо. Наверное, так же она утешает своего брата… Его кольнула острая тоска. Ему не суждены любовь и преданность женщины вроде Эзме…

— Все хорошо, — тихо ответила она. — Серьезного ущерба нет. Пожар был очень маленький, и дом пострадал незначительно. К счастью, когда начался пожар, миссис Луэллен-Джонс уже была на ногах. Она увидела дым, разбудила слуг, и пожар потушили. — Неожиданно Эзме покраснела. — Извините, я забыла, что должна изображать дурочку…

Почему она чувствует себя виноватой? Это он должен был быть здесь и защищать ее, а не болтаться без дела в очередном клубе!