— Зато со мной случится, если я буду думать о том, как ты стоишь здесь одна среди незнакомых мужчин.

— Спасибо! Ты настоящий друг. Или ты так заботлив со всеми одинокими женщинами?

Этого не стоило говорить, в конце концов Жан-Люк ведет себя более чем достойно. Но она не могла никак найти верный тон в общении с ним.

— Я полагаю, ты едешь домой? — спросил Жан-Люк.

— Да. А ты должен вернуться? Соланж осталась тебя дожидаться?

Жан-Люк бросил на нее косой взгляд, лавируя в потоке машин.

— Свидание не состоялось. Она не сможет прийти.

Некоторое время они ехали молча. Натали украдкой разглядывала его суровый профиль и выгнутую бровь. Он явно расстроен, думала она. Скорее всего они с Соланж живут отдельно, и он не уверен, что увидит ее позже.

Пытаясь разрядить тягостную атмосферу, заполнявшую салон машины, Натали спросила:

— Тебе понравилась выставка?

— Бог с ней, с выставкой, — усмехнулся он, — есть гораздо более интересная тема. Что ты имела в виду, когда сделала интригующее заявление перед тем, как нас прервали?

— Какое заявление? — Натали сделала изумленное лицо.

— О каком-то там «подобном типе брака». И какой же, по-твоему, тип брака мы собирались заключить?

Они ползли вверх по узенькой улочке. На углу под светофором стояла влюбленная парочка. Молодые люди замерли, тесно прижавшись друг к другу, не замечая ничего вокруг. Если бы сейчас на них вздумалось наехать какой-нибудь машине, они не разжали бы рук. Натали с завистью посмотрела на влюбленных.

— Я имела в виду брак, который больше похож на торговую сделку, на капиталовложение, если хочешь.

Жан-Люк издал стон, означавший, видимо, что он ушам своим не верит.

— Ты действительно так считала?

— Я и сейчас так считаю! — разозлилась она. — Подумай, мы были приговорены друг к другу. Наши родители запланировали это в тот момент, когда я еще лежала в колыбели.

Жан-Люк бросил смотреть за дорогой и повернулся к ней.

— Не хочешь ли ты сказать, что тебя заставляли сделать это? Просто силой и под конвоем вели к алтарю?

— Да, нет, конечно. Но ты же помнишь, как все было. Нас практически не спрашивали, поскольку считали само собой разумеющимся, что рано или поздно будет так!

— Натали, ты что-то путаешь. Неужели думаешь, что я позволил бы кому-то, пусть даже близким людям, что-нибудь сделать со мной против моего желания? По всем важным вопросам я принимаю решения сам! — возразил Жан-Люк. — Я хотел на тебе жениться и считал, что и ты достаточно повзрослела для того, чтобы принимать логичные и взвешенные решения.

«Логичные и взвешенные»… Он даже сейчас говорил с ней так, будто вел переговоры в своем офисе!

— Надо заметить, именно это я и сделала, когда сказала «нет».

— Малость поздновато, правда…

— Лучше поздно, чем никогда… — Натали отчаянно оборонялась. — Если бы мы уже произнесли клятву и надели обручальные кольца, тогда было бы поздно, а так я успела…

— Спасибо.

Ночь уже спустилась на город. И самое интересное только начиналось. Сейчас в кафе, ресторанах, клубах соберутся люди. Они станут есть вкусную еду, пить вино, болтать о разной чепухе… Но самое главное будет витать между всем этим. По ночам на город опускается любовь, она проникает во все щели, разжигает тело, бередит душу, мучает… Натали кожей ощущала волны нежности, страсти, улавливала потоки ласковых слов, срывающиеся с тысяч губ. И только ей, словно в наказание за что-то, суждено в эту ночь лежать в родной, но холодной постели без ласковых рук любимого и его тревожаще-сладкого шепота. Она тряхнула головой, отгоняя несвоевременные мысли и желания.

— Я никогда не считал наш брак коммерческой операцией, — продолжал между тем Жан-Люк. — Мы издавна знали друг друга, нам всегда было легко и хорошо вдвоем. Брак в данном случае — это всего лишь шаг в развитии отношений. Я спокойно смотрел в будущее и оценивал себя, как очень удачливого человека, которому суждено прожить с тобой всю жизнь до последнего дня. И при этом бесконечно представлял, как мы будем любить друг друга… Чтобы ты знала, я считал тебя привлекательной с тех самых пор, как впервые увидел сидящей на горшке.

Натали не засмеялась. Все, что он говорил сейчас, лишний раз убеждало ее в том, что четыре года назад она поступила правильно.

— Жан-Люк, ты же не был влюблен в меня!

— Влюблен? — Казалось, он с трудом пытался осмыслить ее упрек. — А-а, я понял: ты ревновала меня к прошлому. Ну и что из того, что я был несколько раз увлечен до этого другими женщинами? Влюбленность — это всего лишь всплеск эмоций, который испаряется через пару недель. Все происходит как в бреду и кончается слишком быстро.

Стало быть, он искренне был уверен в том, что соглашение, заключенное с холодной головой, — это именно то, что нужно для создания крепкой семьи. Может быть, у нее действительно что-то не так со здравым смыслом?

— Послушай, — бросилась Натали в атаку, — а тебе не кажется, что эти твои «несколько раз» просто были ненастоящими и влюбленность сама по себе прекрасная штука?

— Кажется. Но излишние эмоции подчас только вредят. Да, с другими ничего настоящего, как ты выразилась, и быть не могло. Оно было только у нас с тобой.

— Значит, ты ратуешь за брак без страсти? Это твой идеал?

— Вот глупая девочка! — засмеялся Жан-Люк. — Почему без страсти? Я же сказал, что, представляя, как мы будем жить вместе, мечтал о том, как буду любить тебя.

Он произнес это почти по слогам. Как будто она училась в школе для дебилов. Можно подумать, Натали забыла, как он избегал близости с ней. Жан-Люк мог спокойно ждать того дня, когда они поженятся. Не раз у нее мелькала мысль, что для влюбленного человека он ведет себя довольно странно.

Даже ее родители не впали бы в шок, узнай они об их близости. Но предаваться любви дома Натали было бы стыдно, а к себе он никогда не приглашал. С двадцатилетнего возраста Жан-Люк жил отдельно, но ни разу не попросил ее подняться к нему или остаться на ночь.

Вообще-то он всячески торопил свадьбу, хотел, чтобы она состоялась не позже, чем через два месяца после помолвки. Но мама Натали была категорически против. К тому же у нее появилась искренняя союзница — мать Жан-Люка. Обе объявили, что им нужен более длительный срок, чтобы сделать все, как следует.

Когда их матери, подхваченные вихрем предсвадебных забот, затянули в эту воронку и Натали, поцелуи Жан-Люка стали все больше и больше возбуждать ее. Однако после объятий жениха она чувствовала разбитость и неудовлетворенность. А в его глазах горел лихорадочный блеск и ощущалась борьба, которую он вел с самим собой. Каждый раз он с усилием отрывался от ее губ, рук, гибкого тела, но отрывался… Она видела, что он хотел бы пойти дальше, но что-то останавливало его. Он ни разу не расстегнул на ней ни одной пуговички, не дотронулся до ног и не дал ей сделать ничего такого, что выходило бы за рамки невинных школьных объятий.

Натали надеялась, что он поступает так, поскольку догадывается, что она девственница, и не хочет спешкой разочаровывать ее. Конечно, она ждала от первого раза чего-то необыкновенного. В школе за ней ухаживали мальчики, но она ни к кому из них не относилась серьезно. Она всегда знала, что предназначена Жан-Люку, и ее детские увлечения были всего лишь данью возрасту. Поэтому отдать кому-нибудь то, что принадлежало ему, она считала предательством.

Хотя он-то наверняка не был так строг к себе. Натали не сомневалась, что его опыт по части противоположного пола был куда богаче, чем ее собственный. Четыре года назад данное обстоятельство ее почти не волновало. Почему же сейчас эта мысль вызывала негодование? Она впилась ноготками в ладонь, чтобы заглушить почти ощутимую боль от этой мысли.

Надежда на то, что прошлое похоронено и не имеет больше над ней власти, не оправдалась. Как только Натали увидела Жан-Люка, сразу почувствовала, что ее душу вновь начали одолевать сомнения. Нет-нет! Она не хотела выяснений, запоздалых упреков, взаимных обвинений. Зачем раздувать огонь? Наоборот, их отношения нужно свести к приятному светскому общению. Так думала Натали, но говорила она совершенно противоположное.