Ричард Норвуд отпил из бокала и задумчиво повертел в тонких сильных пальцах бумажный зонтик.

— Врете, Эми — Эмили. Вам интересно.

— Ох, ну хорошо. Интересно. До того, что аж под лопаткой чешется. Но ведь спрашивать все равно неприлично?

Ричард Норвуд рассмеялся.

— Знаете, вы очень необычная. Вы одновременно сдержанная — и откровенная, как ребенок. Вежливая — и прямолинейная. Блюдете субординацию — и абсолютно раскованны. Как в вас это сочетается, я пока не понял, но очень надеюсь понять. А что касается Ларри…

Эмили даже вперед подалась. Ох будет Рози подарок, ох умрет Рози от зависти, что не она первая узнала потрясающие новости…

— Я с Тессой познакомился на стажировке в Париже. Ей было восемнадцать, мне — двадцать восемь. Она родом из Миннесоты, а в Париже училась в художественной школе.

Эмили торопливо уткнулась в «Текиловый рассвет». Теперь она была совсем не уверена, что хочет слушать дальше. Обычно мужчины страшно сожалеют о собственной откровенности, а в их с Ричардом Норвудом случае это грозит увольнением…

— Мы встречались полгода, я влюбился без памяти, сделал ей предложение, и она его приняла, а на Рождество я пригласил ее к нам домой. Типа, с родителями знакомиться.

Ох. Вот теперь она точно не хотела слушать дальше. За такое Ричард Норвуд ее не просто уволит, когда опомнится, а еще и из страны вышлет…

— Слушайте, мистер Норвуд…

— Да ладно вам. Сидим, выпиваем вместе — какой я вам мистер Норвуд. Ричард. А лучше — Дик. Я же вас называю Эми.

— Хорошо… Дик. Вы вовсе не обязаны удовлетворять дурацкое любопытство…

— А я и не думаю это делать. Мне никогда в жизни и никому не хотелось об этом рассказывать. Вам — захотелось. Почему — не знаю. Так вот. Я привел ее к нам домой — и папаша мой единокровный влюбился в Тессу с первого взгляда. То есть это я впервые в жизни видел, чтобы взрослый, седой мужик сидел весь вечер и не сводил с девчонки глаз. Мама тоже все поняла, там любой понял бы…

— И она вас бросила?

— Нет. Хуже. Она продолжала и со мной тоже встречаться еще некоторое время, а потом окончательно ушла к моему отцу. Он развелся с мамой, переехал и забрал Тессу к себе. Вот. А через год родился Ларри.

— И вы помирились с отцом?

— Нет. Я не виделся с ними обоими с того самого дня, как Тесса к нему переехала. И еще восемь лет — до самой смерти отца.

— То есть вы только четыре года…

— Четыре года назад Тесса мне позвонила и сказала, что отец умирает и хочет меня видеть. Я поехал, ну и как в сказках бывает… на смертном, так сказать, одре он поручил моим заботам свою жену Тессу и сына Ларри. Моего, стало быть, брата. О Тессе я заботиться не собирался, она и так неплохо справлялась, но вот Ларри… Будь я помоложе, я бы, наверное, ограничился просто переводом денег на его счет, но я уже был взрослый, как вы понимаете. И мне было просто неудобно бросить в таком горе маленького мальчика, который, как ни крути, приходился мне братом.

Эмили подперла подбородок кулаком и загрустила. Ричарда Норвуда было жалко, Ларри было жалко, себя было жалко — ведь как пить дать уволит, — Тессу было… Нет, вот Тессу было не жалко ничуточки. Голову надо оторвать этой Тессе!

Что они добавляют в этот «Текиловый рассвет»?

Эмили неожиданно громко шмыгнула носом, но Ричард Норвуд не обратил на это внимания.

— Тесса решила все — таки закончить художественную школу, теперь учится в колледже, а тогда… тогда Ларри только — только пошел в школу — короче, решили, что для всех будет лучше жить вместе. Одним домом. Правда, у Тессы есть еще и отдельная квартира, она не любит жить в моем доме.

— А как же… мама?

Ричард Норвуд залпом допил свой коктейль и помахал официанту, после чего спокойно посмотрел Эмили в глаза.

— Мама умерла через год после развода с отцом. Просто заснула вечером, а утром не проснулась. Она не болела, не нервничала, даже не плакала. Просто ей вдруг стало незачем жить. Так вот…

— Знаете, а по — моему, это немножечко подвиг.

— Ну героического в этом мало. Скорее бесхарактерность. Да и потом достаточно быстро выяснилось, что я мало чем могу помочь. Денег у Тессы и так хватает, а Ларри не слушается меня точно так же, как и мать. Но бросить его я уже тоже не могу — у него сложный характер, отягощенный сложным возрастом, парнишка запросто попадет в беду, если останется один. Поэтому Тесса и настаивает, чтобы я почаще бывал с Ларри.

Эмили мысленно призвала на голову Тессы все существующие легкие недомогания — по-настоящему зла желать нельзя, но ведь ежу ясно, что Тесса преследует совершенно определенные цели.

Ричард Норвуд решительно чокнулся с Эмили очередной порцией «Рассвета».

— Нагнал я на вас тоски, да? Вероятно, магнитная буря. Я даже не представляю, с кем еще так откровенничал за последние тысячу лет.

— Ох, не пожалеть бы мне об этом на трезвую голову!

— Боитесь, что уволю?

— Боюсь. Хотя… это не ваш стиль. Вы не тянете на босса — самодура. С другой стороны, такой откровенности от английского лорда Ричарда Норвуда тоже никто не ожидал.

— Английский лорд? Это меня так называют?

— Да по — всякому вас называют, но лордом — чаще. Сначала Байроном дразнили, да только в наше время мало кто знает, чего это такое.

— А вы где учились, Эми?

— На историческом, в Торонто. Это было давно, оказалось никому не нужным и дивидендов не принесло. О, пицца наша пришла.

— А мальчишки наши пропали.

— Не волнуйтесь. Это еще только первая пицца, мы позовем их на вторую.

— А как мы их позовем?

— Ну вы даете, босс! Мы им позвоним на мобильный.

— Гениально! Эми, скажите, я произвожу впечатление полного идиота?

Эмили честно задумалась, одновременно пережевывая истекающую маслом и соусом пиццу. Проглотив кусок и тщательно облизав пальцы, ответила:

— Нет. В вас есть что-то, раздражающее окружающих. Вы слишком… не отсюда, понимаете?

— Не очень.

— Ну сами посудите. Ведь бизнесменов вашего уровня в Чикаго пруд пруди, если честно. Но все они — простые и понятные ребята, начинавшие с должности обычных клерков, съемных квартир и обедов в «Макдоналдсе». Им не надо объяснять, что пиццу едят руками, что «Трокадеро» находится возле Центрального парка и что жетон в игровых автоматах стоит два дайма. Они прекрасно это знают — и именно поэтому не появляются в подобных заведениях. Это для них как напоминани той жизни, из которой они вырвались.

— Ого! Непростая ж вы штучка…

— Хотели правды — нате, получите. Мне все одно пропадать. Так вот, вы совсем другой. Я за вами наблюдаю сегодня целый день и могу точно сказать — вы действительно растерялись здесь. Вы очень плохо представляете себе окружающий вас мир. Вы действительно учились в Англии?..

Ричард Норвуд сидел, слушал странную женщину Эми — Эмили и чувствовал себя лучше некуда. Объяснить это логически он никак не мог. С логической точки зрения сегодняшний день был сплошной фантасмагорией.

Ужин с Ларри, как и всегда, должен был превратиться в пытку и испытание для нервной системы. О произошедшем в их семье много лет назад он вообще никогда и никому не рассказывал. Наконец, то, что Эмили с набитым ртом запросто разглагольствует на тему судеб бизнесменов… и при этом дает такие точные оценки, кажется и вовсе фантастикой.

Нельзя сказать, что Ричарду Норвуду не везло на умных женщин. Скорее ему раньше просто не приходило в голову оценивать женский ум в принципе. Да и женщин у него по — настоящему после Тессы не было… Так, ерунда.

И еще она совершенно потрясающе ест! Так страстно и самозабвенно, как самому Ричарду Норвуду никогда не удавалось. Он вообще всегда стеснялся есть на людях — а именно на людях чаще всего и приходилось. В Англии было проще — там не принято смотреть на соседей по ресторану. Там он никогда не чувствовал на себе чужих взглядов. В Чикаго все иначе.

Эми — Эмили права на все сто процентов. Ричард Норвуд ощущал себя чужим и одиноким в этом буйном промышленном городе. Старые друзья куда — то потерялись, а новых друзей он как-то не завел, не хотелось, и вот теперь эта странная, темноволосая женщина красивым крупным ртом, блестящими зелеными глазами и изящными руками за полчаса стала для него близким и желанным собеседником…