- Я, Епихарий, верховный маг и наместник высшей силы, властью моего господина повелеваю: говори со мной!

Голова медленно открыла слезящиеся глаза.

- Говори со мной! – снова приказал маг.

Музыка стала громче, ритм сбился на синкопы. Кристалл ярко вспыхнул и загорелся ровным лиловым светом – как пламя на треножнике.

- Что… тебе… надо? – сипло спросила голова.

- Где?

- Не… знаю.

- Знаешь! Властью моего господина повелеваю, говори!

Голова закрыла глаза, лицо перекосила мучительная судорога. Рот кривился, веки дрожали, словно голова боролась с чем-то.

- ГОВОРИ!!!

Епихарий вырос до потолка, голос его гремел, как гром, полы плаща, надетого на голое тело, развевались крыльями летучей мыши.

- У той… которая… - голова сопротивлялась из последних сил.

- Имя!

- Ю… Юлия…

- Глупый урод! – Епихарий расхохотался. – Вот ты и попался. Имя, только имя. Больше ничего не надо. Тебе ли не знать, что без имени нет человека. Но тебя зароют, как собаку, в безымянную могилу.

- Бог знает всех, - прошептала голова.

- И это ты говоришь о Боге?! – снова расхохотался маг. – Ты отверг его, как и я. Но если я открыто стал на сторону Властелина, то ты всю жизнь служил ему, сам не понимая этого. Тешил свою гордыню, якобы помогая людям, кичился своей якобы силой. Ты забыл, что человек сам по себе – ничто. Кусок грязи. Слегка видоизмененной грязи. И всю жизнь он занимается шоппингом. Помнишь считалочку: «В этой лавочке волшебной – пудра, тени и духи». Короче, что угодно для души. И выбирают, заметь, чаще всего то, что душу губит.

- Я никого не погубил!

- Какой же ты кретин, Венцеслав! А те, которых ты лечил? Смотри сюда!

Епихарий взмахнул рукой, тьма в углу комнаты сгустилась, уплотнилась и посветлела, словно воздух свернулся прокисшим молоком. На этом «экране» появилось изображение.

- Смотри! Это мальчик, которого десять лет назад ты исцелил от саркомы. Ты и в самом деле думаешь, что вылечил его?

На «экране» родители худенького, большеглазого мальчика, стриженного под машинку, со слезами радости благодарили старика, одетого в зеленый балахон. Но это изображение сменилось другим: мальчик, немного повзрослевший, умирал в страшных мучениях.

- Он умер через три года от рака мозга. Ведь ты просто подлатал его позвоночник за счет энергии мозга. А это! Узнаешь?

На «экране» счастливая молодая женщина держала на руках грудного младенца. И вот она же – лежит на полу в луже крови, а подросток с тупым выражением лица снова и снова вонзает в грудь кухонный нож.

- Он убил свою мать, потому что она не дала ему денег на кино. А ведь он, по Божьему плану, не должен был появиться на свет. Но ты призвал на помощь магию, и Бог махнул рукой: ну, как хотите. Он часто так делает, когда людишки начинают слишком уж тешить себя мыслями о свободе воли, свободе выбора. Но только очень малая их толика со временем понимает, что к чему. Все остальные оказываются во власти моего господина. Впрочем, он и твой господин. Нет магии черной, белой, есть только сила господина. Белая, черная, серо-буро-малиновая в клеточку – это обман для таких дураков, как ты. На эту примитивную удочку ловятся даже искренне верующие в Бога. Достаточно сказать им, что для достижения результата надо сходить в церковь, исповедаться, причаститься, помахать у них под носом молитвословом, прочитать, как ни противно, «Отче наш». Соврать, что исцеляешь по благословению священника. И дурачишка попался! Будет ходить к тебе и еще десяток других приведет. А уж если в человеке гордыня играет… Нам с тобой по случайному капризу природы было дано чуть больше, чем другим. Может, Бог намеренно дал тебе больше – так, для проверки, на что ты годен. А ты возомнил себя спасителем человечества. Да, ты денег не брал, бескорыстный ты наш. Но как тешил себя славой да благодарностью, а? Вот сюда еще посмотри.

«Экран» снова засветился, и на нем появилась молоденькая белокурая девушка с наивными голубыми глазами, полными слез. Старик утешал ее, говоря: «Не волнуйся. Это венец безбрачия. Я сниму его с тебя, и очень скоро ты благополучно выйдешь замуж».

Голова издала невнятный крик. Епихарий расхохотался в третий раз.

- Я больше не могу задерживать твою душу. Сейчас она отправится туда, куда положено. Сначала отчитается перед Богом, а потом – на поклонение господину.

- И все же я спас… двоих, - прошептала голова и вдруг вспыхнула все тем же лиловым пламенем. Через секунду на подставке осталась только черная тень, да сладкий запах исчез, заглушенный вонью горелого мяса.

В клинике меня ждали к половине двенадцатого, а рынок начинал торговать в десять. Впрочем, в это время и покупателей, и продавцов было еще немного. Может быть, именно поэтому я никак не могла найти старика? Торговцы, зевая, раскладывали товар, переговаривались, что-то жевали, покупатели не торопились – ждали, когда будет из чего выбирать.

Место я запомнила хорошо. Самый дальний угол рынка, у ограды. Вон там торговала трусами и майками пышная то ли украинка, то ли молдаванка с толстой косой, свернутой в кичку. А рядом – драная полосатая палатка гриба-Мухомора. Гарна дивчина с косой уже сидела, выглядывая из-за башни нижнего белья, но деда не было.

Побродив по рынку с полчаса, я снова вернулась туда. Никаких изменений. Дольше ждать я уже не могла, время поджимало.

- Девушка, - решительно шагнула я к торговке трусами. Та встрепенулась и скорчила профессиональную гримасу, служащую улыбкой. – Скажите, тут рядом с вами старичок обувью торговал, не знаете, он сегодня будет?

Девица захлопала глазами, посмотрела в одну сторону, где продавали детскую одежду, в другую, где ничего не было, потом на меня.

- Та вы шо-то путаете, - пропела она. – Тута никого нет и не было. Я завсегда крайняя торгую. Вот трусики покупайте, прям на вас.

- Подождите, - я ничего не могла понять. – Как это никого не было? Я в пятницу у этого деда кроссовки купила. Вот здесь, на этом самом месте, - я ткнула туда, где стояла палатка. – Может, вы в пятницу не работали?

Я тут же осеклась, потому что как же я могла ее в этом случае запомнить? Или это была ее сестра-близнец?

- Как же! Конечно, работала. И никакого деда тут не было. Та вы просто место перепутали.

Я уже опаздывала, но все равно сделала по рынку еще один круг, почти бегом. Ничего подобного, ничего я не перепутала. Это было именно здесь. Купив кроссовки по такой смешной цене, я прошла мимо трусов, еще похихикав про себя над изделием из узких кружевных тесемочек, которое должно было катастрофически натирать и царапать все, потом заглянула в детскую палатку. Повертела в руках одну симпатичную маечку с зайцами, но решила, что моей крестнице она будет мала, и отправилась к продуктовым рядам.

Хорошо, допустим, я действительно сошла с ума, сбрендила, скрейзила, съехала с катушек, рухнула с дуба и тэ дэ, и тэ пэ. Но кроссовки-то откуда взялись, а? Реальные кроссовки, в которых я приехала на дачу и в которых шлепала по грязи моя племянница.

Я достала из сумки сотовый и позвонила на дачу. Телефон работал, и трубку, к моему удивлению, взяла сама Люська.

- Люсь, ты только не обижайся, - с колотящимся сердцем выдавила из себя я. – Скажи, ты мои кроссовки тогда почистила?

Сейчас она захихикает и спросит: «Какие еще кроссовки?!» Но Люська возмутилась:

- Кать, ну ты чего? Конечно, почистила. Тряпкой помыла, под рукомойником. А что, грязь осталась?

- Да нет, - вздохнула я. – Все в порядке. Извини.

Вот так. Кроссовки были. И есть. И они разговаривали со мной противным скрипучим голосом. А вот деда, который их мне всучил, оказывается, не было. Видимо, он мне приснился. Веселенькое кино!

Я уже почти не сомневалась, что обследование покажет что-нибудь эдакое, но нет. Конечно, результаты анализов должны были быть готовы только через день, но ни энцефалограмма, ни рентгеновский портрет черепа с экзотическим названием «турецкое седло», ни компьютерная томография ничего не обнаружили. Абсолютно ничего. Это смахивало на сцену из фильма «День сурка», где герой, точно так же справедливо опасающийся за свою голову, проходит обследование у врача, и ему говорят: «Ни опухолей, ни кровоизлияний, ни тромбов, ни аневризм – абсолютно ничего».