— Я боюсь тебя, Рафаэлло. А еще мне не хочется потерять любовь Камиллы.
— Не бойся меня, бамбина. Я пошутил. Я никогда не смогу убить тебя, тем более в то время, когда ты носишь в себе моего ребенка. Камиллу оставь мне.
— Я больше не смогу заниматься любовью втроем.
— В этом нет ничего постыдного, бамбина. Ведь мы все трое друг друга любим.
— Я думаю иначе.
— Ты что, делаешь это впервые?
Я промолчала.
Он еще крепче прижал меня к себе и поцеловал в щеку.
— А я думал, ты… Ты очень умело разыгрывала из себя шлюху, бамбина. К тому же у тебя такое роскошное тело, и с трудом верится, что тебя не провели по всем комнатам замка сексуальных удовольствий. Я был очень глуп, бамбина. Прости меня.
Он вздохнул.
— Ты можешь уговорить Камиллу отказаться от занятий сексом втроем?
— Думаю, что да. Но сперва пообещай мне…
— Рафаэлло, не торопи события. Мне бы хотелось отойти от всей этой… грязи, прийти в себя, понимаешь?
— Ты совсем не любишь меня, бамбина?
— Дело не в этом, Рафаэлло. Беременная женщина уходит в себя, как в раковину. Мы так устроены.
— Ты хочешь сказать, что, пока не родишь ребенка, не будешь заниматься со мной любовью?
— Не знаю, Рафаэлло.
— Ты что, не занималась любовью с отцом твоего первого ребенка все время, пока была беременна?
— Нет, Рафаэлло, не занималась.
— Но я не выдержу, пойми. Я так хочу тебя. Я схожу по тебе с ума.
— Может, я захочу тебя и…
— Когда?
— Не знаю.
— Разреши мне хотя бы поцеловать тебя.
Он впился в мои губы, не дожидаясь моего согласия. Его поцелуй был страстным и очень нежным. Рафаэлло открывался мне другой стороной.
По стенам каюты плясали причудливые тени от свечей. Мне вдруг стало очень грустно, и я попросила шампанского.
— А это не вредно для малыша? — озабоченно спросил Рафаэлло.
— Нет. Тем более я сегодня почти не пила.
Он задумчиво чокнулся со мной.
— Я буду очень его любить. Кто знает, может, я напишу такую гениальную картину, что ее купит галерея «Уффицци» или музей Ватикана. Либо какой-нибудь богатый американец. Тогда я разведусь с Камиллой и женюсь на тебе.
— Ты еще на ней не женился.
Я усмехнулась.
— Ты права. А что, если нам… Нет, нет, это исключено. Рафаэлло Джиротти, ты не должен терять голову.
— Я устала. Пойду спать.
— Спокойной ночи, любимая.
Он поцеловал мне руку и на секунду прижал ее к своей щеке.
— Ты хочешь погулять по Аннабе? О, это наверняка паршивый грязный городишко, — говорила Камилла, примеряя перед зеркалом аметистовое ожерелье, которое только что купила на набережной. — Чудесная вещичка. Но под нее нужно соответствующее одеяние. Камни царапают кожу. Эти чертовы арабы не хотят, чтоб их жены оголяли шею. Я куплю себе платье с декольте из прозрачного газа или тонкой сеточки. Это будет так сексуально смотреться. — Она резко повернулась и глянула на меня в упор. — Я не хочу, чтобы ты ехала в город одна. Это тебе не Европа. Здешние мужчины смотрят на женщин только как на самок.
— Со мной ничего не случится.
— А вдруг случится? — Она слегка топнула ногой. — Пускай с тобой поедет Рафаэлло.
— Тебе будет скучно без него, Милли.
— Но ведь вы, я надеюсь, быстро вернетесь?
— Да, но…
— Никаких «но». Рафаэлло! — громко позвала она.
— Он еще не вернулся.
— Ах да, он застрял в той грязной таверне и пялится на местных шлюх. Его нельзя ни на секунду оставлять без присмотра.
— Милли, он обязательно появится к обеду. Но в город ему лучше не ездить.
— Похоже, ты права, — Камилла задумалась. — Тогда пускай тебя сопровождает капитан.
— Он занят погрузкой и…
— Этим может заняться его помощник. Стюард, передай капитану Блэксмиту, чтоб он немедленно пришел ко мне.
— Милли, ты зря так тревожишься. Я очень это ценю, но здесь полно европейцев.
— Чепуха. Ты такая красивая и экзотичная. Капитан будет рад составить тебе компанию.
Мы мгновенно поймали такси. На набережной было людно, и я лихорадочно прочесывала глазами толпу, опасаясь, как бы нас не выследил Рафаэлло. Его не было видно.
В том районе жили исключительно русские. Небольшой квартал приземистых домов с плоскими крышами и маленькими палисадничками. Я надеялась, Леня уже вернулся с работы — был восьмой час вечера.
Вылезая из такси, я вдруг вспомнила, что у Лени есть подружка.
— Дик, я хочу, чтоб ты пошел со мной.
Он взял меня за руку. Подо мной в буквальном смысле слова подгибались колени.
Я слабо стукнула в дверь и взялась за ручку.
Прихожая с вешалкой. На крючке старенький плащ. Почти пустая комната с голыми стенами и низким столиком посередине.
В глубине дома послышались шаги. Я изо всех сил вцепилась в руку Дика.
Леня появился на пороге в тренировочных брюках и майке. Он улыбался мне так, словно мы с ним никогда не расставались.
— Инфанта! За что такая милость?
Я бросилась ему на шею.
Капитан Блэксмит смущенно кашлянул в кулак и отошел к окну.
— Я люблю тебя. Я не могу жить без тебя, понимаешь?
Я плакала, а Леня гладил меня по спине, как гладят маленьких детей.
Потом мы втроем сидели на подушках возле столика, пили кислое вино и ели фрукты. Я что-то болтала, Леня слушал меня и все время улыбался.
— Это он… он сказал, что я должна тебя увидеть. — Я кивнула в сторону Дика. — Он… он такой молодец. А я… я столько всего пережила, — говорила я, мешая русские слова с английскими — у меня в голове была настоящая каша. — Мы приплыли на яхте. Но мои друзья не знают, где я. Если они узнают…
Леня слегка нахмурился.
— Инфанта, не стоит рисковать собственным благополучием ради какого-то шута. Клянусь бубенчиками со своего колпака…
— Перестань! Мне надоела эта игра.
— В какую же мы будем играть, инфанта?
Он смотрел на меня удивленно и чуть насмешливо.
Я обиделась.
— Мне так хотелось… увидеть тебя, а ты…
Я заставила себя проглотить слезы обиды.
Ведь я мечтала о другой встрече.
Дик встал.
— Навещу своего приятеля. Заеду за тобой через два часа.
— Не уходи!
Он остановился в дверях.
Я обратила внимание, что Леня отрешенно смотрит на пустой стакан в своей руке.
Я быстро встала.
— Пошли, Дик. Аудиенция закончена. Нас здесь не ждали.
— Постой. — Леня сидел все в той же позе и даже не повернул головы. — Ты застала меня врасплох.
— Да? Сейчас появится твоя подружка и устроит тебе выволочку. Передавай ей от меня пламенный привет.
Мы с Диком уже были на крыльце.
— Инфанта, — услышала я и обернулась. Леня стоял, привалившись к дверному косяку. Я только сейчас обратила внимание, что он осунулся и здорово похудел. — Мне придется кое-что объяснить тебе.
— Это так скучно.
— Ладно, не буду. Тогда до свидания.
…Я надралась в каком-то баре.
— Какая же я дура, — бормотала я и громко ругалась по-русски. — Ты слышал, он сказал, ему придется мне что-то объяснить. Ха, известно что: я привязался к другой женщине, мне жалко ее и так далее. И вообще я склонен к моногамии. Дик, а ты тоже склонен к моногамии? Ты тоже не смог бы бросить свою Пэт, если бы такая красотка, как я, предложила тебе всю себя без остатка? Скажи, Дик, ты тоже скучный моногамный хомо сапиенс?
— Успокойся, Анна. Сдается мне, этот парень не совсем здоров. У него такое желтое лицо.
— Чепуха. Не надо выгораживать трусов. Дик, позови Рафаэлло. Я соскучилась по Рафаэлло. Мне кажется, я не видела его целую вечность. Он такой нежный и так меня хочет. А я ему все время вру. Я вру всем на свете, Дик, и только своему шуту говорю правду. Но шутам нельзя знать правду, верно, Дик? Шут должен развлекать инфанту, а потом спускаться в свою каморку под лестницей и спать на жестком матраце. Шутам вредно спать на мягких перинах, Дик. Они тогда начинают воображать о себе черт знает что.