Он вернулся домой, когда умер его отец, испытав облегчение от того, что у него есть причина покинуть службу в армии и уродливое, но важное занятие. Однако жизнь сельского сквайра, или городского денди, точно так же оказалась наполнена ложью, а вдобавок еще и скукой. Затем появилось и чувство вины за то, что он оставил Рекса одного служить стране, а это дурак дал себя подстрелить.

Дэниел поклялся приглядывать за своим кузеном и лучшим другом. Это ему не удалось. Он солгал, что было наихудшим из всего, что мог сделать родственник Ройсов. Когда Рекс превратился в угрюмого отшельника-калеку, Дэниел стал распутником, мотом, игроком, пьяницей. Он погружался в любой разврат, который предлагал Лондон, вместе с другими подонками и полусветом. Ну, так что из того, что его новые компаньоны лгали и обманывали? Их прибежища обычно были слишком темными, чтобы кто-то заметил пятна у Дэниела, а половина его соседей точно так же отчаянно чесалась – от вшей, блох или клопов. Женщинам платили за удовольствие, а Дэниел платим им скорее за то, чтобы они не притворялись, что испытывают нежные чувства или страсть. Его размеры и репутация защищали его от опасностей, таящихся в ночи, и его мощные кулаки поджидали любого, кто был достаточно глуп, чтобы напасть на него в темноте.

Затем Рекс приехал в Лондон, чтобы оказать услугу своему отцу, и оказался вовлеченным в распутывание преступлений. За все его усилия этого олуха снова чуть не убили, но ему на самом деле понравилось работать с сыщиками Боу-стрит. Рекс попытался вытащить Дэниела из игорных притонов и привлечь к своей детективной работе, но Дэниел не пожелал иметь с этим ничего общего. Черт, неужели они полагают, что подозреваемые во всем признаются, когда знают, что будут повешены или отправлены в ссылку? Нет, эти подонки громоздили одну ложь на другую, а Дэниел все больше покрывался сыпью.

Даже Харри, незаконнорожденный сын графа, пытался завербовать Дэниела в свое официально одобренное мошенничество, чтобы раскрывать шантажистов, предателей и революционеров в правительстве. Неужели там нет ни одного честного политика?

Оба кузена хотели, чтобы Дэниел продолжил их работу в Парламенте или в полицейских участках. Дядя Ройс предлагал ему должность мирового судьи, с тем, чтобы он мог использовать свой дар в суде. Ты нужен Англии, хором заявляли они ему. Ты должен работать, настаивали они, ради блага короля и страны.

Дэниел ответил всем им отказом. Его не интересовали их благородные миссии, их самоуверенные жертвы – только не тогда, когда он мог наслаждаться рыжеволосой красоткой и бутылкой вина. Он уже послужил своей стране; он внес свою лепту. Так что нет, он не станет смешиваться с толпой джентльменов, которые правят королевством, чтобы подслушать, как они лгут. Нет, он не станет заседать в суде, где адвокаты в париках увиливают от ответа, чтобы спасти своих клиентов. Нет, он не будет сидеть за каким-то обшарпанным столом и выслушивать жалких уголовников, ложно уверяющих в своей невиновности. Нет, тогда ему не нужно будет каждый день тратить на свой зад целую банку талька.

– Но нет никакого шанса отказать матери, – поведал он Мисс Уайт, его голос был полон сожаления и покорности. Дэниел мог обладать храбростью и мускулами, если не мозгами, но она была его матерью. К тому же она была леди Корой Стамфилд, урожденной Ройс, дочерью покойного графа и сестрой нынешнего лорда Ройса, вдовой одного из самых крупных землевладельцев в восточных графствах. Грозная сама по себе, она к тому же управляла Стамфилд-Мэнором и всем остальным приходом. Однако по большей части, уже несколько лет она не просила у Дэниела ничего, кроме того, чтобы он был счастлив. Она была не из тех, кто прибегает к напыщенным тирадам и встречным обвинениям, и предлагала своему сыну только неизменную любовь и верность. Дэниел знал, что матушка беспокоилась, пока он служил в армии, и стала беспокоиться еще сильнее, когда он начал предаваться удовольствиям Лондона. Она считала, что сын отдает дань увлечениям молодости, и ждала, когда он перебесится и вернется домой. Но он не возвращался, за исключением кратких визитов. Так как же Дэниел мог отказать ей в просьбе и не присоединиться к ней и Сюзанне в Ройс-Хаусе?

– Теперь она вспомнила, что я принадлежу к этой семье, когда решила, что я ей нужен.

Если бы граф приехал в Лондон, то Дэниел не стал бы главой семьи, и в его присутствии не было бы необходимости. В конце концов, матушка ведь остановилась в особняке графа в Мэйфере, а у лорда и леди Ройс было достаточно влияния в Лондоне, чтобы провести семь балов для дебютантки. Но граф и его графиня только недавно воссоединились и наслаждались жизнью в деревне. Рекс, то есть виконт Рексфорд, тоже обладал достаточным количеством самообладания и связей, чтобы помочь леди Коре и Сюзанне, но он был гордым отцом близнецов, и вскоре должен был родиться еще один ребенок. Он ни за что не оставит свою любимую Аманду и их выводок, чтобы взять на себя обязанности сопровождающего. Даже Харри в крайнем случае мог бы сойти, особенно теперь, когда его признало высшее общество. Однако бывший начальник разведки, сейчас тоже безумно и счастливо женатый, отправился в свадебное путешествие демонстрировать свою прекрасную новобрачную родственникам, изучать только что приобретенное поместье и ожидать первенца.

– Ведут себя как кролики, вот на кого они оба похожи, – проговорил Дэниел, натягивая потертые сапоги. – И черт бы их побрал за то, что их здесь нет, когда они мне нужны. Я лучше встану перед французскими пушками, чем выйду в общество без друга, который прикроет мне спину.

Мисс Уайт издала тихий сочувственный звук – или запротестовала, что ее игнорируют. Она же здесь, не так ли?

Дэниел сел рядом с ней на кровать, притягивая ее ближе к себе.

– Прости, киска. Я знаю, что ты поддержала бы меня, но это ни за что не пройдет. Ты не будешь желанным гостем в Ройс-Хаусе, ты же знаешь. Ты красавица, моя милая, но не в их возвышенном, утонченном мире. То же самое касается и меня, но у меня нет выбора. Здесь тебе будет намного лучше. – Он обвел взглядом комфортабельные комнаты над клубом «Макканз», которые достались ему от Харри. Никого не беспокоило, в какое время он уходил или приходил, в каком состоянии, и с какой компанией. Обслуживание было превосходным, еда – обильной, а общество – нетребовательным. Дэниел будет скучать по всему этому – по свободе, по духу товарищества, по легкости принятия его таким, какой он есть, без требований, чтобы он стал кем-то другим. Но его мать требовала, чтобы он поселился вместе с семьей, вероятно, чтобы быть у них на побегушках. – По тебе я буду скучать больше всего, дорогая, но ты справишься. Ты уже заправляешь на здешних кухнях, так что не останешься голодной, а Харри скоро вернется и снова возьмет тебя к себе.

Он поцеловал шелковистую головку Мисс Уайт, а затем встал и отряхнул с куртки ее белую кошачью шерсть. Самое меньшее, что он может сделать для своей любимой матушки – в первый же день предстать перед ней в аккуратном виде. Она и так скоро разочаруется в нем. Вероятно, как разочаровались в нем и все остальные члены семьи.

– Мне прогулять вашу лошадь, сэр? – спросил юный грум, когда взял поводья у Дэниела рядом с Ройс-Хаусом. – Или вы останетесь здесь ненадолго?

Приговоренные редко могут выбирать.

– Боюсь, что я здесь на всю жизнь. То есть, до тех пор, пока этого желает моя мать.

Мальчик с пониманием вздохнул.

– Моя мама заставляет меня каждую неделю ходить в церковь, но она осталась в Стамфилд-Мэноре.

Это место выглядело намного привлекательнее. Овцы и коровы не заставляют парня надевать галстуки и танцевать котильон. Зерно не рассказывает сказки. Затем Дэниел заметил, что грум стоит так далеко от огромного мерина – достаточно большого, чтобы выдерживать вес Дэниела – насколько это позволяют поводья.

– Старый Гидеон не доставит тебе никаких неприятностей, – сказал он мальчику. – Все, что ему нужно – это свежее сено, достаточно овса и как можно меньше физической нагрузки. – Ну что же, по крайней мере, Гидеон будет здесь счастлив. Конюшни тут должны быть чище, светлее и обслуживаться гораздо лучше, чем те, к которым привык гнедой. В Ройс-Хаусе с лошадьми обращались лучше, чем с некоторыми гостями. Никто не стал бы смотреть на них с насмешкой, как сейчас это делал дворецкий, стоявший у открытой двери городского дома графа.