— Куда же вы?

— Я уезжаю, — отвечал Уинтон. — Мое предложение отклонено, и мне больше незачем здесь оставаться.

— Но вы не можете уехать! — отчаянно вскрикнул граф.

— Прошу прощения, — сказал Уинтон, — но либо мое предложение принимается целиком, либо я снимаю его.

Граф подошел к нему.

— Пожалуйста, — попросил он, — пожалуйста, позвольте мне поговорить с сестрой.

Мистер Уинтон вынул из жилетного кармана часы и посмотрел на них.

— У вас есть четыре минуты до того, как те, кто охотится за вами, вернутся в банкетный зал.

Он отошел в дальний конец комнаты. Книжные шкафы скрыли его из виду, и граф направился к сестре.

— Ради Бога, Эйлида! — негромко заговорил он. — Этот человек мог бы спасти меня!

— Но как я могу выйти замуж за человека, которого впервые увидела только сегодня? — в полном замешательстве пробормотала Эйлида.

— Но он по крайней мере предложил тебе замужество.

Слова Дэвида заключали в себе намек на сэра Мортимера Шаттла, и оба знали это. Эйлида вздрогнула.

— Но если я выйду за него, то мне придется быть… его женой!

— Или останешься голодать здесь, пока я буду за решеткой!

Эйлида глубоко вздохнула. Не было никакого сомнения в намерениях кредиторов, и она поняла, что не может отдать единственного человека, которого любит, в жертву тюремному аду.

Но замужество… брак с человеком, которого она никогда прежде не видела и с которым не говорила до сих пор! Могла ли она ожидать чего-то столь ужасного, противоестественного, противоречащего всему, во что она верила?

Дэвид положил руку ей на плечо и произнес голосом, в котором звучала не только мольба — в нем был страх:

— Пожалуйста, Эйлида, помоги мне! Каково мне попасть в тюрьму безо всякой надежды когда-нибудь выйти оттуда?

Дэвид забыл о том, что он лихой граф Блэйкни.

Теперь это снова был ребенок, когда-то давно рассказавший Эйлиде о призраках, обитающих в Длинной галерее. Тогда они вместе тряслись от страха, если няня запаздывала зажечь свечи, — а вдруг явятся гости из потустороннего мира?

Вспомнила Эйлида и то, как однажды на охоте Дэвид сломал ногу. Он плакал, когда врач вправлял ему перелом, и чтобы никто не видел его слез, уткнулся лицом Эйлиде в плечо.

Разве могла она сейчас обмануть его ожидания?

Ей только и остается что принять чудовищное, немыслимое предложение от совершенно чужого человека.

Мистер Уинтон уже приближался к ним с другого конца комнаты; шаги его звучали необычайно громко, потому что ковров на деревянном полу не было — их продали.

Дэвид смотрел на Эйлиду, и она чувствовала, что он молча молит ее о спасении.

— Я согласна! — проговорила она.

Слова с трудом сорвались со стиснутых губ.

Дэвид выпрямился и, когда мистер Уинтон подошел к ним, сказал:

— Мы с сестрой решили принять ваше предложение, сэр, и признательны вам за него.

— Отлично, — ответил мистер Уинтон. — Давайте же вернемся в зал, вы и я. Вашей сестре незачем присутствовать при том, как мы заключим соглашение с малоприятными джентльменами, жаждущими вас наказать.

— Да, так будет лучше, — согласился граф и повернулся к Эйлиде: — Ты подожди здесь, а мы вернемся, как только кредиторы уберутся прочь.

Они вышли из библиотеки и закрыли дверь.

Эйлида упала в кресло, словно ноги отказывались ее держать.

Может, она спит? Спит и видит во сне, что приняла самое невероятное предложение, какое когда-либо делали женщине?

Она развязала ленты шляпы и сбросила ее прямо на пол. Откинула голову на спинку кресла и постаралась обдумать происшедшее.

Неужели этот загадочный человек захотел не только купить имение, все в сплошных долгах, но и жениться на ней? Зачем ему это? Зачем?

И тут Эйлиде пришло в голову, что Уинтону, недавно, по его словам, вернувшемуся из-за границы, именно таким способом легче всего попасть в высшее общество. Скорее всего у него мало друзей.

У него, вероятно, много денег, но деньги не откроют ему двери в дома самых влиятельных в обществе знатных дам. И вряд ли он попадет в кружок принца-регента.

В голове у Эйлиды все встало на свои места: если Уинтон, так сказать, светский честолюбец, он все просчитал с математической точностью. Сообразил, что ему нужен дом, которым можно гордиться, и жена со светскими качествами, которыми он сам не обладает.

Она леди Эйлида Блэйкни. Если у нее появится возможность переехать в Лондон, она проведет там сезон, как этого всегда хотела мать.

Ее станут приглашать на балы, приемы и вечера — ведь это привилегия каждой дебютантки. Во всяком случае, каждая добивается такой привилегии.

Итак, объяснение найдено, и Эйлида радовалась, что решила трудную задачу.

Но ведь она должна стать женой незнакомого человека, выбравшего ее хладнокровно, из соображений практической пользы.

Эйлида, тесно сцепив пальцы рук, твердила себе, что ненавидит его. И возненавидит еще больше, когда станет носить его имя.

Во время разговора с братом о сэре Мортимере Шаттле она сказала Дэвиду, что ненавидит всех мужчин и потому никогда не выйдет замуж. Теперь она поняла, что будет ненавидеть своего мужа… и презирать его…

Издали до Эйлиды донеслись голоса — значит, кредиторы уезжают.

Голоса звучали весело, но Эйлида живо помнила, как эти люди кричали на Дэвида и набрасывались на него, словно дикие звери на добычу.

И все же она избавила брата от тюрьмы, и сознание, что он свободен, станет ее утешением на всю оставшуюся жизнь.

Любопытно, какие виды на Дэвида у мистера Уинтона? Трудно представить работу, которую брат не считал бы чересчур трудной, если не невозможной.

— Как случилось, что мы угодили во всю эту кашу? — вслух спросила она себя. — Почему наша жизнь, такая счастливая и спокойная в прошлом, теперь довела нас до того, что мы принимаем милости от постороннего человека?

И подумала, что человек этот в возмещение денежных затрат потребует ужасную цену.

Ничто не может быть унизительнее мысли, что мистер Уинтон попросту использует ее, что ее брак не более чем торговая сделка.

«Он ничем не лучше лавочников, которые хотели уничтожить Дэвида! — подумала Эйлида. — Он мне отвратителен!»

Беспокойные и тягостные размышления вынудили ее подняться с кресла. Стоя и с гордо поднятой головой должна она встречать происходящее.

Она повернулась спиной к камину, как стоял Уинтон, и стала смотреть на книжные полки.

Солнце наполняло комнату золотистой дымкой, скрывшей запустение и превратившей библиотеку в волшебный чертог.

Из коридора донеслись шаги.

— Я его ненавижу! — громко произнесла она. — Ненавижу!

Голос ее звенел от напряжения, но оставался мягким и музыкальным.

Дверь отворилась.

Мистер Уинтон и граф вошли в библиотеку. Следом за ними грум внес поднос, на котором стояла бутылка шампанского.

Эйлида почти машинально отметила про себя, что три бокала на подносе неодинаковые, а у одного слегка надбит край.

Грум поставил поднос на столик, и мистер Уинтон сказал:

— Я разолью шампанское сам, Джед, а ты займись завтраком.

— Слушаю, сэр.

Слуга вышел, а мистер Уинтон пояснил:

— На всякий случаи я захватил с собой все необходимое для завтрака, а поскольку ваша прислуга занята, я надеюсь, что вы присоединитесь ко мне.

Это звучало любезно, однако Эйлида подумала, что он опять навязывает свое милосердие: ведь, кроме нее, в доме готовить еду некому, и Уинтон, конечно, об этом знает.

Она промолчала, а Дэвид сказал:

— Огромное спасибо! Боюсь, нам сегодня было бы затруднительно пригласить вас к столу.

Мистер Уинтон не ответил: он разливал шампанское в три бокала.

Один он вручил Эйлиде и, глядя на нее очень пристально (что ей не понравилось), произнес:

— Надеюсь, вы выпьете за наше счастье.

Эйлиде показалось, что он иронизирует. Хотелось резко оборвать его, сказать, что для себя она не ждет ничего, кроме несчастья. Но, пожалуй, было бы ошибкой обострять с ним отношения, поэтому Эйлида только молча наклонила голову, принимая вино.