Так или иначе, для него не было ничего противнее сцен, подобных той, какую сейчас он избежал с завидной ловкостью.

«Это был гениальный ход, — довольно усмехнулся он, — сказать Сафайре, что я еще не встречался с девушкой, на которой собирался жениться; ведь даже ей окажется не под силу ревновать к некоему фантому».

Он часто думал, что женщинам, находившим его столь привлекательным, дабы вступать с ним в интимную связь, невероятно повезло, что он еще не был женат.

Многие молодые мужчины из высшего общества оказывались перед алтарем в результате непрерывного давления со стороны родителей, прежде чем им доставало здравого смысла, или воли, или желания постоять за себя.

Он же получил титул, едва ему исполнилось девятнадцать, и с того дня был сам себе хозяин — ему не приходилось ни перед кем отчитываться в своих действиях.

И свобода в отношениях с женщинами казалась ему поистине восхитительной — до сегодняшнего дня он не имел ни малейшего намерения вступить в брак, хотя бывали ситуации, когда ему приходилось оказывать упорное сопротивление, чтобы остаться холостяком.

Но такое случалось, разумеется, лишь когда речь шла о вдовах, поскольку ему хватало ума не проявлять интереса к девицам на выданье.

Он прекрасно понимал — подобное внимание расценили бы как серьезные намерения или по крайней мере увидели в нем надежду на возможность заключения брака.

Однако же, когда лорд Джон Рассел известил его о желании королевы, маркиз решил, что должность королевского шталмейстера могла бы компенсировать невыносимую тоску, сопровождавшую существование женатого человека.

Его супругой станет неопытная, неловкая и стеснительная молодая особа, с которой у него не будет ничего общего, разве что она родит ему наследника.

А впрочем, здравый смысл подсказывал маркизу, что рано или поздно ему все равно придется жениться, и если пилюля окажется подслащенной лошадьми из королевских конюшен, ее значительно легче будет проглотить.

Поэтому он стал рыться в памяти, дабы вспомнить, не встречал ли он каких-нибудь симпатичных

молодых девушек на балах и вечерах, которые посещал с завидной регулярностью.

И вдруг обнаружил, что единственными незамужними девушками, которых он мог вспомнить, оказались камеристки юной королевы.

Если даже не учитывать то обстоятельство, что они казались маркизу необычайно блеклыми и пресными, у него не было никакого желания слишком тесно сближаться с окружением королевы и принца-консорта.

Вечера, которые маркиз проводил в Букингемском дворце, где он старался бывать как можно реже, всегда вызывали у него страшное уныние, а статус будущей жены при дворе превратил бы их в основное времяпрепровождение.

«Одного придворного в семье вполне достаточно», — сказал себе Фалькон.

Он всегда где-то в подсознании лелеял мечту, чтобы его жена (если он решит обзавестись семьей) не покидала поместье, а в Лондоне бывала только по острой необходимости.

Отчаявшись самостоятельно найти решение, он посвятил в свою проблему самого близкого своего друга, майора Чарлза Мэрриотта, служившего в конной гвардии.

Тот сразу же отметил, что вряд ли во всем королевстве найдется более подходящая кандидатура на место шталмейстера Ее Величества, но добавил, что сам факт вынужденной женитьбы ради получения этой должности ужасает его.

— Ты постоянно испытывал крайнюю неприязнь к брачным узам, Олстон, — сказал он, — и не хуже меня знаешь, как уже через месяц или около того тебе надоедают даже самые блистательные красавицы. Неужели ты смог бы терпеть одну-единственную женщину всю оставшуюся жизнь?

— У меня нет иного выбора, — отрезал маркиз. — И хватит об этом, Чарлз, давай перейдем к делу! Ты должен посоветовать кого-нибудь из девушек на выданье!

— Если б я мог! — воскликнул майор. — Хотя нет— постой-ка…

Он потер лоб, словно это могло помочь мыслительному процессу, и вдруг промолвил:

— В прошлом сезоне я приметил одну довольно симпатичную девочку. Кстати, мне кажется, она немного похожа на Сафайру Карстэйрс.

— Ты хочешь сказать, внешне эта девочка похожа на Сафайру?

— Бледная копия.

— Кто она?

— Попробую вспомнить… О да! Это дочь Уорнборо, которого мы часто видим в Уайте. Ну, знаешь, у него еще такое красное лицо. Кажется, ты говорил, будто он твой сосед.

— Граф Уорнборо! — вскричал маркиз. — Его земли граничат с моими.

— Именно то, что тебе и нужно, — воодушевился Чарлз Мэрриотт, — лучше не придумаешь! По крайней мере ты точно знаешь, из какой она конюшни, без всяких там неприятных сюрпризов, вы ползающих наружу после свадьбы.

— Это, безусловно, хорошая мысль, — согласился Фалькон. — Могу признаться, мне даже импонирует Уорнборо. Он хороший наездник, а если честно — очень хороший, у него отличные гончие, иногда я охочусь с его сворой, когда нет желания куда-нибудь уезжать ради охоты.

— Значит, проблема решена! — подытожил Чарлз Мэрриотт. — Полагаю, нам следует выпить за это!

Несколькими днями позже маркиз увидел графа Уорнборо в клубе Уайта и не упустил возможности предложить ему породниться, раз уж их земли оказались по соседству.

На его взгляд, он облек свое предложение в весьма деликатную и изящную форму, так как граф улыбался и кивал ему в знак согласия.

Но прошло целых два дня, прежде чем он вспомнил, что должен также подтвердить свое предложение письмом.

Ответ графа, с которым нарочный возвратился из Уорн-парка, оправдал его ожидания.

А посему маркиз послал графу другое письмо, выражавшее сожаление по поводу своего вынужденного незамедлительного отъезда в Лондон.

Он также написал, что с удовольствием отобедает в Уорн-парке, когда вернется в поместье через две недели, и, в свою очередь, приглашал графа вместе с женой и дочерьми на обед в Фалькон несколькими днями позже.

Он возвращался в Лондон с чувством выполненного долга.

Теперь ничто не могло помешать королеве назначить его шталмейстером незамедлительно.

Ему и в голову не пришло подумать о Сафайре Карстэйрс, которую могли огорчить новости, пока он не увидел ее записку, ожидавшую его в Фалькон-Хаус на Парк-Лэйн!

Маркиз понял, что ему предстоит взять еще один барьер, прежде чем он выйдет на финишную прямую и позволит себе пуститься в галоп.

Но вот теперь, когда результаты превзошли все его надежды, Фалькон с чувством глубокого удовлетворения отправился на встречу с премьер-министром, по дороге уже размышляя над тем, сколько средств будет выделено ему на улучшение королевских конюшен, давно требующих немедленной перестройки.

Кроме того, он хотел бы увеличить число их обитателей.

По мнению маркиза, такие конюшни постыдился бы иметь и небогатый городской торговец, не говоря уж о правящем монархе.

Оставшись одна, леди Карстэйрс по первости отчаянно переживала, что потеряет маркиза, когда тот женится.

Но чуть погодя здраво рассудила, что и сама пребывает в замужестве, но это весьма незначительно влияло на их отношения, если не сказать — совсем не влияло.

Коль уж избранницей Олстона станет молоденькая и бесхитростная девочка, ему не составит большого труда держать ее в неведении, во всяком случае, гораздо легче, чем если бы его жена оказалась под стать самой Сафайре.

— Все будет хорошо… я знаю… все будет хорошо! — убеждала она себя, глядя на свое отражение в зеркале и не без удовольствия сознавая, как непросто во всем мире найти более привлекательную женщину.

И все-таки ее приводила в бешенство мысль, что какая-то едва вылупившаяся на свет пташка, став маркизой Фалькон, будет надевать те сказочные украшения, обладать которыми всегда жаждала Сафайра, восседать во главе баронской гостиной в Фальконе и выступать в роли хозяйки на роскошных приемах маркиза.

Для нее самой все это оставалось лишь пределом желаний, даже в тех немногих случаях, когда она гостила в Фальконе.

— Я ее возненавижу! — сказала леди Карстэйрс своему отражению в зеркале.