— Эй, почему ты здесь?

— Ничего, просто не хочется спать.

— Сидишь одна. Что случилось?

— Право же, ничего.

— Я тебя знаю. Чувствую, если что-то с тобою не так.

Так оно и было, но не пускаться же ночью в объяснения. Да Лаура и не хотела посвящать в свои настроения Бэда. И потом — она устала… Ах, как она устала…

— Как прошло твое собрание? — спросила она Бэда, не отвечая на его вопрос.

— Превосходно. Хотя слишком затянулось для воскресной ночи. Что поделаешь, люди любят сами себя послушать. — Он поцеловал ее. — Да у тебя новые духи. Как они называются?

— «Белые плечи».

— О, твои белые плечи… И белая грудь… И все остальное… А знаешь, я проголодался. Сделай мне сэндвич.

Кухня, как и весь дом, была предназначена для большой семьи. Фарфоровая посуда в буфете — тонкий китайский фарфор, сияющие медные кастрюли на полках до самого потолка, две плиты — электрическая и редко используемая, но начищенная до блеска, старинная, отапливаемая углем. Аккуратная связка дров, приготовленная в углу для растопки камина в зимние вечера. Кружевная паутина вьющихся растений на окне.

— Люблю наш дом, — сказал Бэд. «Мой дом — моя крепость». Да, и каждый должен защищать эту крепость, не щадя своих сил. Это я понимаю.

— К счастью, у нас в Америке нет враждебных сил, против которых надо оборонять свой дом.

— Напрасно ты так уверена. Старый уклад под угрозой. Его ненавидят евреи, негры, люмпены. О католиках я этого не скажу, я знаю среди них порядочных людей, но для них на первом месте преданность Папе. Не Америке.

— Не хочешь ли кусочек кекса? Я испекла два, один тетушкам в дорогу.

— Спасибо, не стоит мне есть сдобу, я уже выпил сегодня пару пива. Лишний вес — реальная угроза для меня. — Он откинулся на спинку стула и откусил кусок сэндвича. — Один приятель рассказал мне, что на улице Фейрвью поселилась пара черных. Купили дом Блейров. Хорошенькое дело!

— Да, мне сказала Лу Фостер.

— Такой прекрасный район и вдруг вселяются эти вшивые подонки.

— Они имели право купить этот дом, — возразила Лаура.

— Закон можно обойти. Повысить цены так, чтобы они купить не смогли.

Пальцы Лауры сжали ручку кофейной чашки, но она возразила спокойно:

— А, может быть, они славные люди…

— Ну, может быть… Но, черт возьми, Лаура, будь же реалисткой!

— Я именно реалистка в этом вопросе.

— Но я рад, что не буду иметь с ними дела. Они все-таки не совсем рядом с нами поселились. Вот Ордвеи сумеют облить их холодом.

— Ордвеи? — Это были владельцы соседнего с домом Блейров дома. — Ну, и как они, по-твоему, будут себя вести?

— Ну, будут их игнорировать, — пожал плечами Бэд. — Глядеть сквозь них, словно они прозрачные.

Да, Грэйс Ордвей сумеет так себя вести. Выражение лица у этой дамы всегда было такое кислое, как будто она сосала лимон. А у мужа всегда было злое и чем-то недовольное выражение лица. Такая пара может напугать черных соседей.

Как-будто уловив ее страх, Бэд заметил:

— А знаешь ли, мне кажется, что на этой улице в скором времени случатся беспорядки.

— Что ты имеешь в виду?

— Кто знает? Но, конечно, многим людям это вселение черных совсем не по душе.

В душе Лауры закипала ярость.

— Да — таким людям, как ты, — сказала она, четко выговаривая слова. — Как ты, и, к сожалению, как Том, тоже.

— Том? — удивленно вскинул брови Бэд. — В чем ты нас — меня и его — можешь обвинить?

— Не в поступках, нет. Но ваши слова подстрекают тех, кто совершает поступки. Ваши идеи, ваши речи вдохновляют их, и в сущности вы так же виноваты, как и они.

— Я не виноват, что ты такая сердобольная, Лаура. Наверное, готова помочь любому ленивому негру, который клянчит милостыню, или еврею с подписным листом на сооружение Стены плача.

Она сжала руки, чтобы заставить его замолчать:

— Лучше иметь слишком мягкое сердце, чем ледяное, или чем вовсе не иметь сердца.

Бэд улыбнулся своей ослепительной улыбкой, — он не любил вести споров. Но Лаура не желала остановиться:

— Я не могу сладить с тобой! Я не виню тебя — у тебя было суровое детство. Но я не позволю тебе сеять зло, семена которого растут в душе Тома. Он становится холодным, жестоким. А потом это коснется Тимми.

— Говори потише, не то разбудишь тетушек!

— Говорить с тобой — все равно, что биться головой о каменную стену. Будь ты проклят, Бэд!

— Да полно тебе, Лаура, вечно ты все преувеличиваешь! Это твой недостаток, хотя других у тебя нет. Том — образцовый сын. Если он наберется ложных идей, то это временное и мы с этим справимся. Мы с тобой — разумные люди, и не дадим злу проникнуть в наш дом. Идем же в кровать. Я устал.

— Иди, а я — нет.

— Не устала или не хочешь в кровать?

— То и другое.

— Ну, идем же в кровать, ты от меня получишь кое-что приятное.

— «Приятное», — повторила она. — Ты мне омерзителен.

Он рассмеялся и потрепал ей пальцем волосы.

— Ну, как хочешь. Я иду спать. Завтра мы все это переживем, и я не буду тебе омерзителен.

Она ждала в кресле, пока он заснет, — обнаженный и мужественный под одеялом. Потом она легла на краешек широкой супружеской кровати и бодрствовала почти до утра, думая о том же — что она все могла простить Бэду, пока не поняла, что тень зла ложится на Тома. — Том. — Это была последняя мысль, перед тем, как она задремала.

Пару дней спустя взволнованная Бетти Ли обратилась к Лауре:

— Вы знаете этот красивый кирпичный дом на улице Фейрвью, ну, с металлической оградой кругом?

— Да, это дом Блейров. Они дружили с моим дедушкой и бабушкой, то есть, их дедушка дружил.

— Так они дом продали.

— Да, я слышала, — отозвалась Лаура.

— Но вы не знаете, кто его купил!

Блеск оживления в глазах Бетти Ли почему-то был неприятен Лауре, напомнив по непонятной ассоциации ужасное позавчерашнее утро, предвестие беды, высказанное Лу Фостер, и вчерашний разговор с Бэдом.

— Я и это знаю, Бетти Ли. Черная супружеская пара. Очень приятно, — спокойно заметила она.

— Такой особняк! Они выложили за него вот такую кучу денег! — Бетти Ли показала руками.

Дом, конечно, не был особняком, но Лаура не возражала. Вдвое меньше дома Райсов, это был красивый образчик георгианской архитектуры, с фронтоном и портиком над входной дверью.

— Они из Цинциннати, мой брат сказал. Он возчик фургона. Привез часть их вещей. А окончательно они переезжают на той неделе.

В четверг утром Лаура спросила, переехали ли новые владельцы в дом Блейров.

— Вчера. Мой брат говорил, что у них очень много мебели, с трудом разместили. А я видела в окно пианино. — Бетти Ли торопилась выдать всю информацию. — Муж работает в компьютерном бизнесе, важная шишка. Старшей девочке восемь, двое помладше. Уот, мой брат, видел весь дом внутри и просто в восторге, — там такие красивые круговые лестницы!

Наверное, все черные в городе обсуждали вселение черной семьи в дом на лучшей улице города. «Что ж, неудивительно, — подумала Лаура, — неграм хочется взять реванш».

— Как их имя? — спросила она.

— Иджвуды. У меня есть кузен Иджвуд, но он им не родственник.

Лаура задумалась на минуту, потом сказала:

— Бетти Ли, достаньте, пожалуйста, корзину для пикников и протрите ее. Я отнесу Иджвудам холодный обед. Наверное, они со всей суетой переезда ничего себе не приготовили и будут рады, что не придется возиться с обедом.

— Как это на вас похоже, — в восторге воскликнула Бетти Ли. — Есть соседи и поближе к их дому, но им это и в голову не придет, как вы думаете?

— Да, я тоже так думаю, — отозвалась Лаура, вспоминая слова Бэда. — Будут смотреть сквозь них, словно они прозрачные…

Она встала со стула.

— В холодильнике есть жареный цыпленок. Я пойду в огород, нарву помидоров. Вчера я купила булочек, и мы с вами сделаем чудесные сэндвичи и салат.

— У вас золотое сердце! — снова восхитилась Бетти Ли.