– Попей воды ключевой, остынь. Ты же сам говорил, что твою гору с нашими не сравнить.

– Я и сейчас говорю: разве ее можно с вашими сравнить. Такой горы нет больше нигде. Ты бы посмотрел, какие овраги прорезают ее! Они уже, наверное, водой набрались, заревут, гляди, скоро.

На другой день смотрит Крымский голубь: опять о чем-то думает товарищ его. Спросил:

– Что сидишь сиротиночкой? О чем теперь думаешь?

– Об озере нашем, – ответил наш Голубь. – Теперь уж в нем, гляди, лягушки оттаяли, голоса свои пробуют.

– Брось тоской маяться, – сказал Крымский голубь, – Ты же сам говорил, что твое озеро не сравнить с нашим.

– Я и сейчас говорю: разве можно его сравнить с вашим озером? Да такого озера, как у нас, нигде не найти больше. Ты бы посмотрел, какие над ним ивы плакучие свешиваются, а вода какая в нем! С перезвонами. Эх...

Через день смотрит Крымский голубь, а товарищ его опять сидит на камушке и о чем-то думает.

– Ну, о чем ты теперь убиваешься? – спросил он его. – О чем теперь думаешь?

И услышал в ответ:

– О речке моей. Теперь, гляди, по ней льдины плывут. Вышла теперь, гляди, из берегов она и разлилась по огородам. А по вечерам у ее воды ребята костры жгут, песни поют.

И сказал Крымский голубь.

– Нытик ты хороший. Не о всякой же разлуке грустить надо. Ты же сам говорил, что вашу речку с нашей не сравнить.

– А я и сейчас говорю: куда вашей речке до нашей. Наша вся черемухой заросла. Расцветет – белая, белая. А какие осокори стоят по ее берегам – до самого неба. На одном из них я родился и вырос. Разве можно нашу речку с вашей сравнить.

И добавил, расправляя крылья:

– Нет, здесь у тебя хоть и жарко солнце горит, а не греет, сердцу зябко. Полечу. К себе полечу. Пока доберусь, пора уж будет гнездо строить.

ОТЧЕГО ГРУСТЯТ ИВЫ

На пойменном лугу горбилась и покряхтывала старая Ива. Каждую весну она цвела и давала много семян. А однажды на ней родилось всего три семечка.

В высоком лазоревом небе пел жаворонок. Он пел о большой реке Волге и волжских плесах. Он пел о Жигулевских горах, из-за которых встает по утрам солнце.

Семечки слушали его и вздыхали:

– Нам бы хоть раз увидеть то, о чем поет он.

Старая Ива, поскрипывая темными узловатыми ветвями, гнулась над лугом, говорила:

– Скоро вы станете крылатыми и сможете лететь туда, куда захотите. Но только помните: нам, Ивам, дано летать только раз в жизни.

– Мы будем помнить это, – сказала семечки.

И когда пришло время лететь им, воскликнули:

– Неси нас, Ветер, к реке, о которой пел жаворонок. Неси нас, Ветер, к горам, из-за которых встает по утрам Солнце. К Волге неси нас, Ветер.

И затрепетали крылышками.

Ветер подхватил их и понес. Они летели весь день и прилетели к озеру у Гореловской рощи. Приустали. Сели отдохнуть.

С коряги в озеро прыгали лягушата – купались. По озеру крупными желтыми чашами лежали кувшинки. Семечки засмотрелись на них и не заметили, как уснули.

Ветер, надувая, щеки, кружил над ними. Шевелил их запыленные в полете крылышки. Звал:

– Что же вы? Летите! Я дую.

Но семечки шептали ему в теплой дреме:

– Повремени, не тревожь нас, Ветер. Мы еще полетим, обязательно полетим. Вот только подремлем у озера, совсем немного, чуть-чуть.

Но у красивых летних озер крепко спится. И поэтому проснулись семечки только на следующую весну. Смотрят, а они уж маленькими ивами стали, к земле приросли. И вспомнилась тут им их старенькая мать. Ее слова вспомнились:

– Нам, Ивам, дано летать только раз в жизни.. И загрустили Ивы, что поддались когда-то слабости: прикорнули у тихого берега тихого озера, хотя до большой реки, может, оставалось лететь совсем немного.

Стоят Ивы у степного озерка и роняют в траву крупные слезинки, грустят. А высоко в лазоревом небе плещется над ними жаворонок. Он поет о большой реке с золотистыми плесами. Он поет о горах, из-за которых встает по утрам Солнце.

Слушают его ивы и грустят, что уснули когда-то, поддались слабости, приросли к земле и что теперь им никогда не увидеть тот край, о котором поет жаворонок, – ведь ивам дано летать только раз в жизни.

ПЛЫЛ ПО ОКЕАНУ КОРАБЛЬ

Плыл по океану корабль. На корабельном мостике стоял молодой капитан и смотрел в подзорную трубу. Рядом с кораблем плыла Рыба Сциена, но он не обращал на нее внимания и вдруг услышал: где-то внизу журчит вода. И у него под белой фуражкой зашевелились волосы – в трюме течь.

Капитан крикнул боцману:

– Свистать всех наверх!

И когда его матросы выстроились на палубе, сказал им:

– Где-то в трюме течь. Я слышу журчанье воды. Если мы не примем меры, корабль наш потонет. Приказываю: пробоину найти и задраить.

Матросы бросились исполнять приказание. Они обшарили весь корабль, но никакой пробоины не нашли. В трюме было сухо. Они доложили об этом своему капитану.

– Странно, – сказал он, – я сам слышал, как журчала вода.

Он опять поднялся к себе на мостик, опять смотрел в подзорную трубу и не обращал внимания на Рыбу Сциену, что плыла рядом с кораблем. Вдруг он услышал лай собаки.

«Этого еще не хватало, чтобы у меня по кораблю разгуливали собаки», – подумал он и крикнул боцману:

– Свистать всех наверх!

И когда его матросы выстроились на палубе, сказал им:

– Кто из вас провел на корабль собаку? Признавайтесь!

Но матросам не в чем было признаваться. Хоть и плыли они первый раз по океану, знали: на корабль собак брать нельзя. Однако капитан слышал: собака лаяла, – и приказал:

– Обыскать весь корабль. Собаку найти и выкинуть за борт.

Матросы бросились выполнять приказание. Они обшарили весь корабль, но ни одной собаки на корабле не нашли. Они доложили об этом своему капитану.

– Странно, – сказал он, – я сам слышал, как где-то внизу лаяла собака.

Он опять поднялся к себе на мостик, опять смотрел в подзорную трубу и не обращал внимания на Рыбу Сциену, что плыла рядом с кораблем. Вдруг он услышал: где-то внизу в трюме похрюкивает свинья.

Капитан насторожился:

– Свинья? У меня на корабле свинья? И крикнул боцману:

– Свистать всех наверх!

И когда его матросы построились на палубе, он сказал им:

– На нашем корабле хрюкает свинья. Признавайтесь: кто провел на корабль свинью?

Но матросам не в чем было признаваться. Хоть и плыли они по океану первый раз, знали: на корабль свиней брать не разрешается. Однако капитан слышал: свинья хрюкала – и приказал:

– Обыскать весь корабль. Свинью найти и отдать повару на камбуз. Пусть наделает из нее котлет.

Матросы бросились выполнять приказание. Они обшарили весь корабль, но ни одной свиньи на корабле не нашли. Они доложили об этом своему капитану.

– Странно, – сказал он. – Я сам слышал: где-то внизу хрюкала свинья.

Он опять поднялся к себе на мостик, опять смотрел в подзорную трубу и не обращал внимания на Рыбу Сциену, что плыла рядом с кораблем. А она посмотрела на него снизу и закаркала вороной.

Капитан насторожился. Ворона? Откуда она взялась в этой части океана? Значит, где-то поблизости должна быть земля. Он развернул карту. Никакой земли поблизости не должно быть.

«А что если это еще никому не ведомый остров?» – подумал он и крикнул боцману:

– Свистать всех наверх!

И когда его матросы построились на палубе, он сказал им:

– Всем смотреть в оба. Я слышал крик вороны. Но никакой земли, если верить карте, поблизости не должно быть. Возможно, мы сейчас выплывем к еще не известному никому острову и сделаем географическое открытие.

Матросы бросились выполнять приказание своего капитана. Они вооружились биноклями, подзорными трубами и внимательно оглядывали океан, стараясь не проглядеть среди его волн еще не открытого никем острова. И никто не обращал внимания на Рыбу Сциену, которая плыла рядом с кораблем и каркала вороной.