- Из ружья. Пулей… Наметится, да бах!- врал Тереха.

- Ты чего-то, парнишка, путаешь,- сказал мохнатый медведь и прищурил на Тереху свои желтые маленькие глазки.- Ведь твоего тятьку Пахомом звать? Ну, так и есть. Он в прошлом годе вот в это самое место меня рогатиной пырнул…- и показал лапой на седьмое свое ребро.

- А-а-а, вот оно что!..- протянул другой медведь, и оба враз бросились к Терехе.

Тереха побелел.

- Перышко! Перышко!!.- крикнул медвежонок.

Тереха выхватил волшебное свое перышко, да в медвежачий нос.

Ох, как и кувырнулись на спину оба медведища, как и заболтали лапами, как и заголосили на всю тайгу:

- Стой, что делаешь, пащенок!.. Убери, не озоруй…

А в это самое времечко как рявкнет-рявкнет из берлоги сам звериный хозяин, как рявкнет-рявкнет, аж хвоя с дерев посыпалась:

- Это что за возня такая? А?! Вы что, будто пьяные, вверх ногами два дурака валяетесь?!

- Да вот, батюшка-набольший,-вскочили те, стали несмело подходить к берлоге, а сами низехонько закланялись,-вот тут очень хороший паренек к тебе пришел, Терехой звать… Терентьем Пахомычем… Тихой такой, послу-у-уш-ный… А отец его, мужик Пахом, никогда нашего брата не бьет, страсть смирный… А вот с пареньком еще медвежоночек… Тоже замечательный… Допусти до своих светлых очей.

- Ну, идите, - сказал медведь и спрятал опять в берлогу свою огромную седую голову.-Залезайте…

Медвежонок полез в берлогу, за ним Тереха.

Он посмотрел на двух медведей. Те вновь стояли на часах с дубинами. Рты разинуты, красные языки на бок, тяжко так, тяжко медведи дышат, аж пар из ноздрей валит, изо рта слюна белой пеной бьет.

«Ловко напугал я их» - подумал Тереха и нырнул в берлогу, а потом выставил голову и стал дразнить:

- Эй вы, кособрюхие! А мой тятька, знаете, как блох-то на медвежьей шкуре бьет? Очень даже просто. Бац по блохе, а пуля возьмет да в медвежачье сердце чик! Хе-хе…

- Гы-гы…-криво улыбнулись медведи в лапу и подхалимно посмотрели на Тереху.

- До свиданья, косопузики…

* * *

А в эго время лесной-набольший медвежище Топтыгин рассказывал в берлоге:

- Поэтому меня и командиром таежным поставили… Видишь, я уж сиветь начал, самый старый из всех медведей… А жизни нам положено тридцать лет.

Тереха прижался к медвежонку и стал внимательно слушать:

- А росту во мне от хвоста до лба, как охотники считают, двадцать мужичьих четвертей… А лапы у нас похожи на человечьи, вот видишь,-вся человечья ступня, поэтому мы можем на дыбах ходить, как люди. А подошва у нас, когда мы в берлоге всю зиму сидим, мягкая, а весной, выйдешь из берлоги, больно по земле ходить. Чтоб не было больно, мы об смоляные деревья подошвой трем, налипнет к подошве смолы на палец, тогда мы по песку да по хвое топчемся… Как нальнет-нальнет к просмоленным следам хвои да песку, тогда подошва твердая сделается, словно у сапога подметка. Тогда хоть по острым камням вмах беги, ни капельки не больно.

Медвежонок слушал и кивал головой в знак согласия.

* * *

В берлоге темно было, лишь глаза звериные поблескивали.

Медведь крикнул:

- Эй, зайцы, дайте-ка гнилушек! Чего-то темно…

Принесли зайцы целый ворох гнилушек. Враз голубоватый свет пошел, и все в берлоге поголубело.

- Темно,- фыркнул таежный-набольший.- Скажите ворону, тут у речки люди ночевать собрались, за орехами ходили… Пусть ворон слетает к ним да принесет из костра горячий уголек… Мы здесь, для гостей, живого огонька вздуем.

А потом опять стал сказывать:

- Настоящие медведи огня боятся. Ну. а я и все мои товарищи, уж мы плюнули на старину, по-новому живем, что поделаешь, избаловались… Вот мне намедни волк трубку с кисетом притащил, мужика сожрал, а эту дрянь-то приволок в подарок. Эй, хорек! Или кто там? Горностай, что ли? Закури-ка мне трубку, да подай…

Медвежачье царство (с илл.) pic_7.jpg

Тут Тереха вспомнил про цыганскую трубку и сказал, протягивая ее медведю:

- Изволь, хозяин таежный-набольший, вот колдовская, цыганская. Мы ее,..

- Не говори… Я знаю… Я ведь все знаю… Вы ее у пьяного цыгана отобрали, у волшебника… Вот ладно… Очень приличная трубка, большущая. Ну, благодарим…

Тут ворон припорхнул, горячий уголек принес, а мелкое зверье начало яркий огонь разводить, теплину.

- Ишь, как при живом-то огне весело… - сказал главный и подставил к костру брюхо…-Съел я сегодня теленка да в малиннике с час сидел, кусты обсасывал… чего-то пучит…

А маленькие бурундучки-свистунчики, пестренькие такие зверушки с котенка величиной, начали по медведю ползать да блох в его шубе искать. Тот кряхтел от удовольствия и покорно оттопыривал то одну лапу, то другую.

- Что, ребятишки, много неприятеля-то? А?

- Кой-что попадается… А вот мы их… щелк-щелк-щелк!

- Вали, ребятенки, веселей; имай их, бродяжню беспаспортную…

Медведь закряхтел, улыбнулся:

- Вот тебе и лесной повелитель, а блошиная свора прямо замучила. Тут как-то барсучишко хромой у меня был, присоветовал к бродяге обратиться, к каторжанину; говорит, слово, мол, такое знает… Да чего-то, по правде сказать, побаиваюсь: начнет блох выводить, да еще, чего доброго, возьмет да укокошит.

Медведь задымил цыганской трубкой, а все зверушки, зайцы с зайчатами, бурундуки, горностаи уселись вокруг костра и приготовились слушать набольшого.

* * *

- Много врут про нас, про медведей. Говорят, что мы зимой лапу сосем, тем и сыты бываем… Враки… Мы просто дремлем… И так тихо дышим, что даже зверовые собаки-медвежатницы, ежели мимо берлоги бегут, и то нашего духу не чувствуют. Ну, правду надо говорить, и мы их не слышим. Тогда охотники возьмут срубят дерево и грохнут его на самую берлогу. Земля гулко дрогнет, вот мы тогда вздохнем, проснемся, собаки и учуют… А вот расскажу вам, ребятенки, как на нас, на медведей, зимой спячка наваливается… Только скучно, смотрите, будет. Ведь, это не сказка, а доподлинная правда… Говорить, нет?

- Сказывай, набольший медведище, сказывай скорей!- враз все заспорили, а Тереха даже кудри от ушей откинул, чтобы лучше слышать и поближе придвинулся к костру.

- Ведь нас зима не кормит, мы летом хлеб не сеем, на круглый год не запасаем… Да и живность не всякий медведь ест… А кто живностью балуется, ну лошадь, али корову заломает, тех люди называют стервятниками… «Это, говорят, медведь-стервятник, самый злой, для человека опасный». Ну, верно… страшно в лесу повстречаться с таким. Это правильно. Ну, так вот, о чем, ‘бишь, я хотел?.. Запамятовал…

- О спячке, дедушка медведь, о спячке,-пропищали звери и замахали хвостиками.

- Ах, да!.. Я к тому и веду, что нас зима не кормит… Вот, вот… Ну, стало быть, нам зимой спать положено… Мы после Воздвиженья себе место отыскиваем, берлогу роем где-нибудь в трущобе, под огромным корнищем, а к Михайлову дню -это по-человечьи в середке ноября-уж все медведи спят. До самой до весны.

- А к спячке мы себя готовим так: перво-наперво прочистим себе нутро, чтоб кишки были как стеклышко, все бруснику да зелень едим, да все воду, все воду пьем, нутро прополаскиваем. Опосля того ищем такую тонкую траву, нежную, будто бабий волос, - не знаю, как она прозывается,- скатываем ее в комок и глотаем.

Этот комочек мягкий проползает через все нутро и останавливается у самого выхода, как пыж в ружье.

- Хи-хи…- не утерпела белка, но тотчас закрыла мордочку пушистым своим хвостом, сконфузилась.

Медведь погрозил ей лапой:

- Ничего тут смешного нет… Я дело говорю, не вру.

- А когда спите, сны видите? - спросил Тереха.

Нет, никаких мы снов не видим, а весной проснемся, думаем, что всего какой-нибудь час проспали. Вылезаем мы тощие, весь жир за зиму спускаем… Шерсть из нас клочьями лезет. Выберемся на волю, рявкнем от радости, кататься по земле начнем. Как же: весна, солнышко, всамделишная жизнь!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: