Я, наверное, только после этого завелся по-настоящему. Надел кованные ботинки, напялил шерстяные перчатки, на них резиновые рукавицы, оставшиеся с тех времен, когда я работал говночистом-сантехником, подхватил гирю-двухпудовку, ее тоже тряпкой обмотал.
Получилась палица, вроде той, что была у любого уважающего себя былинного деятеля. Ею стал я крошить врагов, добивая заодно остатки кафеля, сотрясая здание до самого фундамента.
Правда, было одно «но»: малыши бодро, как мячики, отпрыгивали всегда от моей дубины в нужную сторону.
Наконец я случайно расколошматил раковину. Но психоз еще не прошел, не кончилась заводка.
Я подхватил стальной прут и снова вышел на поле брани и срани. Однако «макаронам» я уже надоел, так что они и скрылись через сток.
Матч завершился в чужую пользу. Стою я перед ванной комнатой, уничтоженной моими собственными усилиями, и страдаю. Страдаю как-то философски.
Почему животные в моей жизни, вначале в виде персонажей «доктора Хантера», а потом и наяву, играют такую роль?
Достоевский и Толстой никогда не взялись бы писать о зверях, для них это было бы низменно и мелко. Где тут вопросы нравственности, где клубок человеческих взаимоотношений, где основа духовного возрождения — спросили бы они и, не получив ответа, ушли бы, монотонно гудя: «Суди его Бог». Однако же, господа хорошие — заметил бы я им вслед — есть вещи, от которых побледнеют ваши Безуховы и Карамазовы.
Давайте сравним поведение червяг и некоторых наших сограждан. Если не станем зажмуриваться, найдем так много схожего.
Просто биологическое у одних становится психическим у других.
Вот сегодня, не спрашивая согласия, в моем теле было проведено паразитическое мероприятие. Какие-то животные воспользовались моим многострадальным организмом, чтобы обстряпать свои делишки. А разве мало встречалось граждан, которые занимались тем же самым, аналогично задурманив мою голову.
Или еще. Любая банда ведет себя в критической ситуации подобно сегодняшним червякам, крайних отдает «огню», а в середке остается цела и невредима.
Ой, изыди философия. Какая тут может быть философия. Меня не беспокоит Weltschmerzen [1]. Меня мучает примитивный страх и незаслуженная боль в пальце ноги.
Сегодня из меня вылезли червяки, а еще скорее личинки, которые созрели в моем теплом брюхе, после того как самка, тот самый доктор из сна, отложила в него яички. Или ооцисты там какие-нибудь.
Я хватаюсь за живот, прощупываю и пальпирую, не шевелится ли кто еще. Ведь там, чего доброго, осталось кое-что похлеще, чем скромняга бычий цепень или семейство аскаридок.
Я, качаясь как дредноут, плыву по квартире и доплываю до шкафа с алкоголем. Лимонная настойка всегда помогала — очень хорошо действовала, и когда рухнула моя литературная карьера, и когда от меня срулила жена. И сейчас должна.
А что, страх я немного растворил.
Я даже почувствовал, что этим червячкам как-то не приглянулся, не обеспечил высокий уровень сосательной жизни и они решили свалить из «этого тела».
Итак, стою я посреди комнаты, как ежик, которого вывернули наизнанку и снова вернули в исходное состояние.
Пар постепенно из меня выходит, я начинаю расслабляться, но блаженства так и не удалось достигнуть. Звоночек от Нины случился. Она интересовалась мной, очень интересовалась. Пожалуй, впервые я ощущал столь животрепещущий интерес к своей персоне со стороны дамы.
Нине что-то было от меня надо.
А мне на сей момент от нее ничего. Я посоветовал поразвлекаться без моего участия, посмотреть телевизор, скушать ведро клубники, которой ей маманя из загородного садоводства прислала…
Однако, Нина явно домогалась моего общества.
Я, конечно же, уловил, что за этим скрывается. У Нинки явно какой-то кавалер сорвался с крючка, вот она и хочет в порядке компенсации немедленно зацепить другую рыбку.
Но то, что «примитивом» меня посчитала — тоже помню, обиду взлелеял. Я вообще злопамятный. Поэтому объясняю звонящей даме: не таков Гвидонов, чтоб бежать, придерживая подтяжки, по первому свистку.
Плавное Нинино витийство оборвалось, а в моем ухе громыхнуло так, будто она растоптала телефонный аппарат солдатскими сапогами и запустила телефонную трубу в стену со скоростью пушечного ядра.
Я уж думал, обида навек. Ан нет. Через полчаса она уже маячила в моих дверях. Истеричку видно по быстроте полета.
Впустить я ее впустил, но посоветовал в ванную лишний раз не хаживать.
А на хрена ей эта ванная, она устраивается на кушетке и начинает в стиле плохой телепередачи лопотать про всякие ужасы.
Едва, дескать, она погасит свет и захочет дрыхнуть, как кто-то начинает с шипением стаскивать с нее одеяло и трогать ее тело белое в разных интимных местах короткопалой скользкой лапкой.
Этот рассказ меня совсем не убедил: просто массовая истерия отразилась в ее сильно восприимчивой голове. Надо еще и добавить невроз на сексуальной почве. Ей еще много чего будет чудиться и мерещиться.
Нина продолжает балабонить, а я, особенно не обращая на нее внимания, подсел к своему «Секстиуму». Шлем для трехмерности, правда, не стал надевать. Натянул только перчатки с позиционными датчиками, чтобы виртуальным оружием на экране управлять. Шпок, шпок. А удовольствия мало.
Я ввел в игру персонажи типа «Ужас-2», которые ближе всего напоминали червягу из подвала. Эти гады прыгали с дерева на дерево, метали в меня хобот с шипом, пытали порезать руками-ножами и ухватить крюками-челюстями. И еще дал им возможность пыхкать огнем. Сам я увиливал и разносил гадов в клочья из помпового ружья.
Потом что-то дернуло меня перенести место действия в дом, в квартиру. Причем, в свою квартиру, которую я быстро отобразил в компьютере.
Монстры стали выскакивать из-под пола, из-за шкафов и батарей. Я от битвы аж вспотел. Но захотелось еще большего кайфа добиться.
Есть в «докторе Хантере» такой режим: ПОСМОТРИ НА СЕБЯ ГЛАЗАМИ ЗВЕРЯ. Чтобы им воспользоваться, надо несколько команд ввести.
Object Uzhas-2 from library Monster Module SENCES Sub EYESIGHT Sub RANGE OF VISION Put SPHERICAL auto.
Пару минут потратил и с помощью «Секстиума» увидел себя так сказать со стороны.
Я сидел в пузыре, такой некрасивый, расплющенный словно камбала: живот синеватый, трупный, и багровая спина, на сторону свернут пятачок незначительного лица, на шее и висках алые пятна. Вот туда лучше засадить стержень. Я (то есть кибермонстр) выбрал наилучшую позицию для атаки. И при том я (как монстр) оказался под платяным шкафом. Ну, сейчас как запистоню стержнем…
И тут раздается крик-ор — и вовсе не из саунд-бластеров компьютера. Я (уже как человек) скосил глаза — это Нина портит тишину, подвижный рот словно отделен от застывшего лица.
Я догадываюсь, что дамочке крупно не понравилось что-то, расположившееся за моей спиной. А за моей спиной тот самый платяной шкаф.
Все совпадает!
Ну, ешь, падло ползучее! В падении разворачиваюсь, занимаю огневой рубеж на полу и бабахаю из револьвера.
Какое счастье, что вчера мне было лень снять с себя кобуру с оружием. Ах, как я тебе благодарен, моя вечная лень…
Если я и попал в червягу, то сильно ему не навредил. Надо мной просвистел стержень и раздолбал какое-то стекло.
Вот он, метатель из-под шкафа выбрался до талии — хотя это понятие в данном случае растяжимое. Все у него шевелится, все ходит ходуном. Что такое, нашему гостю нехорошо?
Соединяю куски обзора в целостную картину — хобот пробил мой «Секстиум-600» и углубился во внутренности машины. Похоже, коротнуло. Теперь уже мне нехорошо.
Червяга взвизгнул почище вопленницы Нины и прыгнул к компьютеру, желая помочь своему хоботу. На бреющем полете он обдал меня ветерком. Спешка, конечно, и нервный узел поврежден, поэтому гость и влепился прямо в мой «Секстиум».
А я еще кинул вслед червяге «коктейль Молотова», то есть бутылку колы.
1
прим. нем. досл. мировая скорбь, т. е. мировые проблемы