Мы пошли спать. Я пыталась заснуть, но одна мысль не покидала меня: способен ли мой отец отдать моих дочерей зятю?

Следующим вечером отец по телефону сообщил об изменении ситуации. Абдель по-прежнему требовал десять миллионов динаров за свое возвращение, а в случае отказа теперь не хотел забирать дочерей, поскольку не верил в свое отцовство. — Что мне теперь делать с вами тремя?! — кричал отец. — Я не позволю вам жить со мной до конца моих дней! Лучше уж заплатить.

— Мы не станем для тебя обузой! — заверила я. — Я сама буду заниматься дочерьми и никогда не запятнаю твоей репутации. Ты никогда не пожалеешь, поверь мне.

— Никогда! Ни за что! Что подумают люди, узнав, что моя дочь одна воспитывает детей? Что я не следую канонам нашей почитаемой веры? Лучше убить вас троих, чем пережить такой позор!

— Я уважаю вас, отец, но послушайте меня: даже если вы дадите Абделю деньги, которые он требует, жить с ним я не буду. Отец, не забывайте, что он три раза от меня отрекся. По исламским законам я больше не жена ему!

— Так вот как ты теперь отвечаешь! Мадам решает сама! — не без доли сарказма сказал отец. — А что думают о твоем решении дети?

— Дочери хотят остаться со мной. С отцом они несчастны.

— Хорошо, — сказал отец, закрывая спор, — больше я не хочу тратить свое время на тебя и твоих детей.

Я не могу содержать вас до конца своих дней! Не для того я выдал тебя в шестнадцать лет замуж, чтобы снова забрать через семнадцать. Я не должен тебя воспитывать. И твоих дочерей тем более. Вы больше не входите в круг моих обязанностей. Я слишком стар, чтобы начинать все сначала.

— Не хочу быть для вас обузой, но Абдель трижды отрекся от меня, перед тем как уйти. Перед Всевышним я больше ему не жена. Я сама в состоянии достойно воспитать дочерей так, чтобы вы ими гордились! звольте нам жить возле вас. Я могу работать, если понадобится.

Я слышала, как голос отца становится все более напряженным.

— Никому не рассказывай, что от тебя отреклись.

Повторяю: в роду Шариффов не разводятся. Мы с твоей матерью отправляемся в Испанию. За время нашего отсутствия ты должна уладить проблему со своим мужем.

К нашему возвращению все должно быть как прежде.

Это все, что я могу тебе сказать.

Он закончил разговор. Я не смогла убедить отца, но сумела отстоять свою точку зрения и гордилась собой.

Его слова больше не имели надо мной прежней силы.

Я начала самоутверждаться перед семьей, твердо решив покинуть свою тюрьму, в которой находилась с рождения. Надо было испробовать все средства, чтобы уехать из страны вместе с дочерьми. Я хотела, чтобы они жили как свободные женщины, свободные от страха и насилия.

Мои родители едут в Испанию. До их возвращения у меня было время, чтобы найти выход.

В то время в Алжире одинокая женщина с двумя молоденькими девочками без сопровождения мужчины вызывала интерес и желание показывать на нее пальцем.

— Вот она! Вот она! — бормотали, видя нас на улице.

Напряжение возрастало.

— Двери по-прежнему открыты? — спросил меня незнакомый молодой человек, явно решивший покрасоваться перед своим приятелем.

— Не понимаю. В каком смысле? — спросила я с любопытством. — В то смысле, что проход открыт. Я могу зайти к тебе в гости, и никто не набросится на меня1, защищая свою честь.

— Предупреждаю: по соседству живут четверо моих братьев, и не советую тебе приближаться ни ко мне, ни к моим детям.

Я знала, что он не единственный, кто рассуждает подобным образом. В Алжире женщину, живущую без мужчины, не воспринимают. Быть одинокой значит быть доступной. На такую всегда будут показывать пальцем. Значит, теперь, выходя из дому, мы должны быть очень осмотрительны. К тому же город кишел террористами, которые охотились за красивыми целомудренными девочками. Я запретила Норе и Мелиссе выходить из дому одним, потому что каждый день на улицах Алжира похищали девушек. Одной, без защиты, девушке на улице находиться было опасно.

Как-то после обеда, когда я вместе с дочерьми пошла за покупками, к нам подошел молодой военный.

— Вы местные? — спросил он.

— Нет, мы из Франции, — ответила я.

— Здесь неспокойно. Вам лучше обойти это место по другой улице, — предупредил он. — Так будет безопаснее для вас и ваших сестер.

Мы рассмеялись, чем сильно озадачили его.

— Ничего смешного. Это ради безопасности, — настаивал он.

— Вы не поняли. Вы развеселили нас тем, что приняли моих дочек за сестер.

Он очаровательно улыбнулся.

— Тогда прошу прощения. Но вы так молодо выглядите. Слишком молодо, чтобы быть матерью таких взрослых девушек.

Мы хотели идти дальше, но он снова задержал нас. — Можно мне угостить вас кофе?

Теперь он озадачил меня.

— Я не могу. Если меня увидят в вашем обществе, пойдут слухи. Мои родные живут в этом квартале.

— Понимаю. Тогда давайте я оставлю вам номер своего телефона, а вы мне позвоните, если захотите. И никто не узнает о наших отношениях. Что скажете?

Краем глаза я взглянула на девочек. Нора улыбалась, показывая жестом, чтобы я соглашалась.

— Хорошо, только быстрее.

Офицер протянул мне визитку и, улыбнувшись, пожелал счастливого пути. Удаляясь, он несколько раз оглянулся. У него была приятная улыбка. Звали его Хусейн. Вечером я позвонила ему, и мы проболтали до рассвета. Спать совсем не хотелось, а разговаривать с ним было одно удовольствие. Перед тем как проститься, мы договорились созвониться следующим вечером.

Перебирая в памяти сказанное, я вспоминала его улыбку и думала, какой будет наша следующая встреча.

Хусейн был стройным, хорошо сложенным молодым мужчиной. Он сразу заинтересовал меня. Мне понравилось его лицо, его многозначительный приятный взгляд с озорными искорками, появлявшимися всякий раз, когда он улыбался, его густые с рыжинкой усы. Подобное я чувствовала впервые и, может быть, поэтому не понимала толком природу этого влечения. Может, это было следствием юношеских воспоминаний о том военном в окне напротив, а может, просто потому, что Хусейн не был похож на Абделя. Так или иначе, но я летала в облаках.

Приготовив завтрак, Нора пришла ко мне. Я лежала с закрытыми глазами, когда почувствовала, как она коснулась меня рукой.

— Вижу, ты долго вчера говорила по телефону, — предположила она насмешливо.

— Не стоит разговаривать с матерью подобным тоном, — улыбаясь, ответила я.

— Он тебе нравится?

— А как ты думаешь?

— Думаю, он симпатичный. Ну ладно, хватит говорить о нем. Давай, поднимайся с постели.

Я размышляла, стоит ли продолжать отношения. Что со мной будет, если об этом узнает моя семья? Ведь официально я оставалась замужней женщиной. Но даже страх перед отцом не мог вынудить меня отказаться от приятного общения с молодым человеком. Для меня он стал идеальным мужчиной. Вечером во время очередного телефонного разговора он назначил мне свидание, предупредительно выбрав место за несколько километров от моего квартала. Нора и Мелисса радовались за меня и охотно согласились сопровождать. Хусейн ждал нас в назначенное время в своем автомобиле. Мы поехали на прогулку на уютный пляж, который находился на территории военной части и поэтому хорошо охранялся.

Наши отношения развивались сами собой. Рядом с ним я испытывала влечение, и это было так приятно.

Впервые в жизни я смотрела мужчине прямо в глаза, и нежность, которую я в них видела, кружила мне голову. Он был таким обходительным, таким деликатным.

Раньше я думала, что все мужчины грубы и властны, а любовь существует только в кинофильмах или во сне.

Ах, если бы я познала это счастье до того, как вышла замуж, и жила бы этой любовью. Сколько времени потеряно! Тогда я видела в Хусейне человека, с которым хотела жить вместе. На прощанье он признался, что я первая женщина, к которой он испытывает подобное чувство, и высказал страстное желание увидеть меня снова.