Наконец, душа представляет чувствами только предметы чувственные и грубые, когда они находятся налицо, производят воздействие на внешние органы ее тела, — и это воздействие сообщается мозгу, или когда предметов нет налицо, но движение жизненных духов (esprits animaux) производит в мозгу подобное впечатление. Таким способом душа видит долины и скалы, которые находятся перед ее глазами, она познает твердость железа, познает, как остро лезвие шпаги, и тому подобное, такие чувствования называются чувствованиями, или ощущениями (sensations).

Итак, все, что ни представляет душа, она представляет этими тремя способами. Это ясно видно из того, что предметы, которые мы представляем, разделяются на умственные и материальные. Если они умственные, то одно чистое мышление может познать их. Если они материальные, то они будут или присутствовать, или отсутствовать. Если они отсутствуют, то душа представляет их себе, обыкновенно, только посредством воображения, но если они присутствуют, душа может представить их по впечатлениям, какие производят они на ее органы чувств. Таким образом, наша душа представляет предметы лишь тремя способами: посредством чистого мышления, воображения и чувств.

Итак, эти три способности можно рассматривать как известные пункты, к которым можно свести заблуждения людей и причины этих заблуждений, и избежать таким образом путаницы, в какую неизбежно попадем, если будем рассматривать наши многочисленные заблуждения и причины их без известного порядка.

Но на нас действуют еще, и очень сильно, наши наклонности и наши страсти, они ослепляют наш ум ложным блеском, они омрачают его. Наши наклонности и страсти вовлекают нас в бесчисленные заблуждения, если мы следуем за их ложным светом и обманчивым знанием. Следовательно, их нужно рассматривать наряду с тремя способностями разума как источники наших заблуждений и ошибок и прибавить к обманам чувств, воображения и чистого мышления те заблуждения, которые можно приписать страстям и природным наклонностям. Стало быть, все людские заблуждения и все причины их можно свести к пяти пунктам, и мы будем их рассматривать в следующем порядке.

II. Во-первых, мы будем говорить об обманах чувств, во-вторых, — об обманах воображения, в-третьих, — об обманах чистого мышления, в-четвертых, — об обманах наклонностей и, в-пятых, — об обманах страстей. Наконец, попытавшись освободить разум от заблуждений, которым он подвержен, мы укажем общий метод, чтобы руководствоваться им при исследовании истины.

III. Мы начнем с объяснения обманов наших чувств или, вернее, с заблуждений, в какие мы впадаем, не пользуясь своими чувствами так, как мы должны, и мы не столько остановимся на отдельных ошибках, которые почти бесчисленны, сколько на общих причинах этих заблуждений и на предметах, необходимых для познания природы человеческого духа.

Не поразительна ли эта ненависть к Провидению, заставляющая по доброй воле заблуждаться из страха признать его и делающая людей нечувствительными к таким сильным и убедительным доводам, как доводы, которые дает нам сама природа? Конечно, раз захочешь стать вольнодумцем или, вернее, нечестивцем, как это делали эпикурейцы, то немедленно погрузишься во тьму и увидишь только обманчивый свет, смело будешь отрицать самые ясные вещи и с гордостью и тоном наставника будешь утверждать самые ложные и темные.

Поэт, только что цитированный мною, может служить примером подобного ослепления вольнодумцев. Ибо он смело и вопреки всякому вероятию истины решает наитруднейшие и наитемнейшие вопросы и, видимо, не замечает даже самых ясных и очевидных идей. Если бы я остановился на приведении отрывков из его сочинения, чтобы доказать утверждаемое мною, то мне пришлось бы сделать слишком длинное и скучное отступление от своего предмета. Но если можно сделать несколько замечаний, останавливающих ум на минуту на существенных истинах, то непозволительно делать отступления, отвлекающие ум на долгое время от его главного предмета и сосредоточивающие его на предметах, не имеющих значения.

Мы объяснили только что общие причины, как внешние, так и внутренние, тех изменений, какие происходят в жизненных духах, а следовательно, в способности воображения. Мы указали, что внешними причинами служат кушанья, употребляемые в пищу, и воздух, которым мы дышим, а внутреннею — непроизвольное колебание известных нервов. Мы не знаем других общих причин и даже утверждаем, что их нет. Стало быть, раз способность воображения зависит со стороны тела лишь от этих двух вещей, именно: жизненных духов и устройства мозга, на который они действуют, — то, чтобы вполне познакомить читателя с воображением, нам остается здесь только указать различные изменения, какие могут произойти в веществе мозга. Но, прежде чем рассмотреть эти изменения, нам следует объяснить связь наших мыслей с отпечатками в мозгу и взаимную связь этих отпечатков. Также надо будет дать некоторое представление о памяти и привычках, т. е. о той легкости, с какою мы мыслим о том, о чем уже думаем, и с какою делаем то, что уже делали.

Если внимательно рассмотреть чувства и страсти человеческие, то мы увидим, что они так соответствуют цели, ради которой нам даны, что трудно будет стать на точку зрения тех, кто говорит, что они совершенно извращены первородным грехом. Но, чтобы знать, имеем ли мы основание не соглашаться с их мнением, необходимо уяснить себе, каково было состояние способностей и страстей нашего праотца во время его первоначальной праведности и какие изменения и расстройства возникли в них после грехопадения. Это можно понимать двояко, вот первое объяснение.

I. Кажется, это общее убеждение, что должный порядок вещей требует, чтобы душа чувствовала тем большее удовольствие, чем выше благо, которым она обладает. Удовольствие — это природный инстинкт, или, выражаясь яснее, это стремление, вложенное самим Богом, которое влечет нас к благу и которое должно быть тем сильнее, чем выше это благо. Согласно этому воззрению, кажется, нельзя бы сомневаться в том, что нашему праотцу, когда он вышел из рук Божиих и до грехопадения, самые прочные блага не доставляли большого удовольствия. Если Господь создал его для того, чтобы он любил Его, если Господь был его истинным благом, то, можно сказать, что Господь устроил дело так, чтобы нравиться ему, чувством удовольствия побуждал его любить Себя, и в выполнении долга Он дал ему внутреннее удовлетворение, перевешивающее самые сильные удовольствия чувств, это удовлетворение после грехопадения не испытывалось людьми без особой благодати.

Но так как праотец имел тело, которое по воле Божией должен был сохранять и смотреть на него, как на часть самого себя, то Бог дал ему возможность ощущать посредством чувств удовольствия, подобные тем, какие мы испытываем, пользуясь вещами, способствующими поддержанию жизни.

Мы не смеем решать, мог ли первый человек до своего падения удержаться от всяких чувствований, приятных или неприятных, в ту минуту, когда чувственные предметы, возбуждали главную часть его мозга. Быть может, он обладал такою властью над собою в силу своей покорности Богу, но обратное предположение покажется более вероятным. Ибо, хотя Адам и мог бы остановить эмоции жизненных духов и крови и колебания, возбуждаемые в его мозгу предметами, так как в силу порядка вещей его тело должно было быть подчинено его духу, однако, возможно, что в то время, как он задержал чувствования, вызванные предметами, он никак не мог остановить движений, которые они произвели в той части его тела, с которой душа его непосредственно соединена. Ибо связь души с телом состоит главным образом во взаимном соответствии чувств с движениями органов, и если бы Адам мог ничего не чувствовать, когда главная часть его тела воспринимала какое-нибудь впечатление от окружающих его тел, то эта связь души с телом была бы не природною, а произвольною. Я, однако, не высказываюсь ни за, ни против этих двух воззрений.