Как мне кажется, мы достаточно разъяснили общие заблуждения, в какие вводят нас наши чувства, как относительно их собственных объектов, так и относительно вещей, которые могут быть познаны только рассудком, и я не думаю, чтобы между нашими заблуждениями, в какие мы впадаем, следуя показанию чувств, нашлось бы хоть одно, которое не коренилось бы в вещах, нами указанных, — это станет ясно каждому, кто хоть немного подумает над этим.

I. Мы видели также, что наши чувства очень верны и точны, когда они говорят нам об отношениях, какие имеют все окружающие тела к нашему телу, но они не могут сказать нам, что такое эти тела сами в себе, поэтому пользоваться чувствами и должно только в интересах сохранения здоровья и жизни, когда же они стремятся стать так высоко, чтобы подчинить себе разум, они заслуживают полного презрения. Вот самое главное, что следует удержать из всей первой книги. Должно усвоить себе, что наши чувства нам даны лишь для поддержания нашего существования, нужно утвердиться в этой мысли, а чтобы избавиться от невежества, в какое мы погружены, должно искать иных путей, не тех, которые они нам предлагают.

II. Если найдутся лица, которых все сказанное до сих пор в последних положениях еще не убедило, — а их, без сомнения, будет немало, — то от них мы требуем еще меньшего. Достаточно, Сели они станут несколько недоверчивее относиться к своим чувствам, и если они не могут совершенно отрешиться от их показаний, как ложных и сбивчивых, то мы только просим их постоянно подвергать серьезному сомнению полную истинность этих показаний.

Действительно, мне кажется, сказанного нами достаточно, чтобы заронить, по крайней мере, некоторое сомнение в разумных людях, а следовательно, чтобы побудить их пользоваться своею свободою иначе, чем они это делали до сих пор, ибо раз они хоть несколько усомнятся в истинности показаний своих чувств, то им будет легче удержаться от признания правильности этих показаний, и таким образом легче удержаться от заблуждений, в какие они впадали до сих пор, особенно в том случае, если они будут помнить правило, указанное в начале этого трактата, именно: «Никогда не должно соглашаться ни с чем, кроме того, что вполне очевидно и с чем нельзя не согласиться, не признав с полною очевидностью, что не дать согласия в данном случае было бы злоупотреблением своею свободою».

III. Наконец, пусть не думают, что научиться сомневаться мало способствует движению вперед. Сомнение, проистекающее из разума и рассудка, не так-то просто, как это кажется, ибо — нужно прибавить — сомнение сомнению рознь. Сомневаются в силу увлечения и грубости, ослепления и злобы, наконец, по прихоти или потому, что хотят сомневаться. Но сомневаются также в силу благоразумия, недоверия, мудрости и проницательности. Сомнение академиков и атеистов — первого рода, истинных философов — второго, первое сомнение есть сомнение тьмы, из которого не выйдешь к свету, но которое всегда удаляет от него, второе сомнение рождается от света и, в свою очередь, помогает некоторым образом найти его.

Лица, подверженные сомнению первого рода, не понимают, что значит сомневаться разумно, они осмеивают г-на Декарта за то, что он учит сомневаться в первом из своих метафизических рассуждений, потому что им кажется, что можно сомневаться лишь из каприза и что достаточно признать вообще слепоту нашей природы, немощность нашего разума, необходимость тщательно заботиться об искоренении его предрассудков и т. п. Они думают, этого достаточно, чтобы больше не прельщаться своими чувствами, больше уже не обманываться совершенно. Но недостаточно сказать, что разум бессилен, должно ему дать почувствовать его слабости. Недостаточно сказать, что ему свойственно заблуждаться, нужно ему показать, в чем состоят его заблуждения. К исполнению этой задачи мы и приступили в этой первой книге, объясняя природу и обманы наших чувств, и дальше мы будем преследовать ту же цель, объясняя во второй книге природу и ошибки нашего воображения.

В предыдущей книге мы говорили о чувствах. Мы старались объяснить природу их и точно указать, как должно пользоваться ими, мы нашли главные и самые общие заблуждения, в какие нас вводят .чувства, и старались ограничить эту их склонность вводить нас в заблуждения, по крайней мере, настолько, чтобы, пользуясь ими в указанных нами для них границах, можно было с уверенностью и без опасения полагаться на них. Здесь же, во второй книге, мы будем говорить о воображении — этого требует от нас естественный порядок, ибо сходство между чувствами и воображением так велико, что их нельзя разделять, — в дальнейшем даже будет показано, что эти две способности различаются между собою только по степени.

План этой второй книги следующий. Она разделяется на три части. В первой излагаются физические причины, побуждающие воображение к ошибкам и искажениям истины, во второй сводятся к этим причинам самые общие заблуждения воображения, говорится также о тех причинах этих заблуждений, которые можно назвать моральными, наконец, в третьей говорится о поразительном действии людей с сильным воображением на других.

Если большая часть того, что заключается в этом нашем рассуждении о воображении, не настолько нова, как вышесказанное при объяснении обманов чувств, то она, однако, не менее полезна. Хотя образованные лица и достаточно знакомы с заблуждениями и даже причинами тех заблуждений, о которых я говорю, но очень немногие из них в достаточной мере размышляли над ними. Я не имею намерения поучать всех, я поучаю незнающих и только предостерегаю остальных, или, вернее, я стараюсь здесь поучаться сам и предостеречь самого себя.

I. Мы сказали в первой книге, что наши органы чувств состоят из тонких волокон, один конец которых находится во внешних частях тела и в коже, а другой — в мозгу. Эти тонкие волокна могут быть приведены в движение двояким образом: или движение начинается с тех концов, которые находятся в мозгу, или с тех, которыми волокна заканчиваются снаружи. Колебание этих волокон не может передаться мозгу без того, чтобы душа не восприняла чего-нибудь, если колебание вызвано раздражением, производимым предметами на внешнюю поверхность наших нервов, и если оно сообщится мозгу, тогда душа ощущает и непроизвольно заключает, что ощущаемое ею, находится вне ее, т. е. она воспринимает предмет как находящийся налицо. Но, если в колебание приводятся только внутренние волокна или движением жизненных духов, или каким-нибудь иным образом, тогда душа воображает и непроизвольно заключает, что воображаемое ею находится не вовне, но в мозгу, т. е. она воспринимает предмет как отсутствующий. Вот в этом-то и состоит различие между способностями чувствования и воображения.

Следует далее заметить, что раздражение, получаемое от предметов, приводит мозговые фибры в более сильное колебание, чем движение жизненных духов, вот почему на душу гораздо сильнее действуют внешние предметы, которые поэтому она воспринимает как находящиеся налицо и которые считает способными заставить ее чувствовать удовольствие или страдание, они действуют гораздо сильнее, чем движения жизненных духов. Однако иногда случается, что у некоторых людей, у которых жизненные духи находятся в сильном возбуждении вследствие долгого поста, продолжительной бессонницы, горячечного состояния или сильной страсти, эти последние приводят внутренние мозговые фибры в колебание с такою же силою, как и внешние предметы, так что эти люди ощущают то, что они должны были бы только воображать, и им кажется, что перед ними находятся те предметы, которые существуют лишь в их воображении. Это вполне доказывает, что чувства и воображение по отношению к тому, что происходит в теле, разнятся лишь в степени, как я это и утверждал.