Выше было уже указано, что воля Божия чужда произвола и случайности: она всегда строго целесообразна и неизменна, поэтому неизменны и законы проявления ее. Все в мире совершается согласно необходимости. Законы мировые весьма немногочисленны и просты, зато тем шире область их применения, примеры мы видели в законах связи души с телом, они распространяются и на

^{1 «Я не могу двинуть своею рукою, но Бог хочет, чтобы всякий раз, как я пожелаю того, она двигалась бы». Мальбранш. Traite de morale. Ft. II, chap. 2. P. 10.}

воспитание детей, на прогресс наук, на возникновение обществ, на образование церкви и т. д. Декарт стремился устранить всякие запутанные схоластические теории и поставить на их место простые и ясные принципы, из которых легко вывести детали вещей, чем закон общее, тем большую научную ценность он имеет. То же научное побуждение руководило и Мальбраншем.

Немногочисленность и простота мировых законов стоит в философии Мальбранша в тесной связи с его оптимизмом и учением о благодати и предопределении.1 Вопрос о происхождении зла в мире не может быть обойден никакою религиею и никакою философскою системою, если она полагает высшую благость в Творце. Теория Мальбранша вкратце может быть передана в такой форме: творение Бога должно выражать его превосходные качества, оно должно быть, насколько возможно, прекрасным и совершенным. Но недостаточно еще сделать прекрасную вещь: чтобы она была вполне совершенной, ее нужно сделать наилучшим, т. е. наипростейшим способом. Поэтому при сотворении вселенной Бог обращает внимание также на пути, которыми Он думает осуществить Свое намерение.2 Разум,-ограниченный в своих планах, и воля, истощающаяся в деталях, не свидетельствуют ни о мудрости, ни о большом могуществе. Наилучшие пути — это пути самые простые и общие, при которых весьма различные отдельные явления совершаются силою одного закона. То зло, которое мы видим в мире, есть принесение частного в жертву общему, оно будет злом для единичного лица, но необходимостью и благом для общих высших целей. Так зло получает призрачный относительный характер.

Метафизические основоположения в доктрине Мальбранша служат также началами его этического учения, и изо всех великих мыслителей XVII века именно за Мальбраншем должна быть признана заслуга основания этики как науки, как составной части рациональной философии. Нравственные принципы одновременно суть истины и законы. Как истины, они составляют содержание божественной субстанции, как законы они опять-таки имеют своим началом Бога, который созерцает отношения- совершенства как обязательные и неуклонно следует порядку. Сотворенному существу Бог не может поставить иной цели, помимо самого себя. Человек создан для того, чтобы познавать и любить Творца. Будучи существом свободным и разумным, он должен сознательно стремиться к единению с Разумом и свою любовь подчинять порядку. Поступая таким образом, душа праведна и заслуживает счастья, а в самом Боге она найдет свое совершенство и блаженство. Но мы любим вещи сообразно той оценке, которую дает им разум, поэтому не

^{1 Это учение о благодати и составляло то «новшество» в богословии, за которое Мальбранш подвергся особым нападкам.}

^{2 У Лейбница мы найдем также теорию простейших путей и божественного выбора, но он основывал свой оптимизм на количественном преобладании блага над злом.}

культивировать свой разум, не просвещать его, не бороться с невежеством, предрассудками и заблуждениями — значит пренебрегать одною из обязанностей разумного существа. С этой точки зрения, наука, управляющая разумом, т. е. логика, является частью морали и имеет немалое этическое значение.1 И теоретически, и практически человек должен принимать только то, за что внутренне ручается голос его разума и совести. Отсюда вытекают два основных правила, из которых первое относится к наукам: мы должны постоянно вопрошать со вниманием нашего внутреннего учителя и не давать своего утверждения вещам, пока не почувствуем тайных укоров разума, второе же касается морали: не должно любить то благо, которое можно не любить, не испытывая при этом укоров совести. Между науками мы должны выбирать только полезные. Прежде всего человеку необходимо познание самого себя, потому что оно есть начало метафизики, затем идут математика и чистая физика, так как они также относятся к метафизике, а через нее связаны с религией и моралью. К историческим и социальным наукам Мальбранш почти не проявляет интерес, верный в этом духу картезианства. В частных правилах научного исследования он всецело следует Декарту, и VI книга «Разысканий истины» есть повторение «Regulae ad directionem ingenii».

Строгое единство положений сообщает тесную связь отдельным частям, стройность и цельность всей системе, которая стремится осуществить задачу истинной философии: исчерпать собою то разнообразие проблем, какие представляет вселенная. В силу широты замысла начальный принцип обнимает разносторонние точки зрения,

затрагивая в своем развитии почти все основные вопросы философии, он дает им разрешение в положительном смысле. Возьмем самые крупные примеры: целесообразность и механизм, необходимость и свободу.

Как мы видели, миропонимание Мальбранша есть миропонимание телеологическое. Казалось бы, оно должно исключать, как противоположное себе, механическое воззрение на мир. Однако Мальбранш сумел дать удачное сочетание их в своей системе. Познание наше о какой-нибудь материальной вещи всегда слагается из идей и чувства. Идея раскрывает нам истинную природу вещи и отношение, которое она имеет или может иметь к другим вещам. Чувство же говорит нам о фактическом существовании данной вещи, и оно вызывается в нас Богом, когда вещь находится налицо, для того чтобы мы считали ее существующей и возымели по отношению к ней те чувства и страсти, которые необходимы для нашего существования. В идее о теле мы открываем, что сущность материи состоит в протяжении, каковое обусловливает движение и форму тел, поэтому все явления материального мира должны быть объясняемы

^{1 «Разыскания истины» представляют собой опыт подобной логики, тесно связанной с этикой и психологией.}

исключительно с механической точки зрения: как толчок и движение. В картезианской философии механизм царил не в одной физике: он завладел всеми науками, не исключая физиологии, большей части психологии и даже эстетики. И Мальбранш отвел ему значительное место в своей системе, не отступая перед самыми крайними выводами, перед отрицанием психической жизни у животных, но он подчинял механизм целесообразности и ясно видел недостаточность его даже для объяснения некоторых явлений материального мира, например возникновения органических существ. Законы передачи движения простираются только на поддержание и рост организма, создание же последнего вывести из них невозможно. Теория самопроизвольного зарождения встретила в Мальбранше решительного противника,1 и он внес в свою доктрину, как дополнение к механизму, идею предсуществования всех зародышей в мировом плане, или панспермизм:2 все было сотворено изначально разом, каждое существо каждого рода содержало в себе все свое потомство. Изначально также Бог сообразовал первые движения материи не только со всеми их естественными или необходимыми следствиями, но и со следствиями моральными и сверхъестественными, т. е. установил между вещами универсальную гармонию. Достаточно было бы незначительного изменения в этом первоначальном всеопределяющем движении, чтобы произошел совсем иной порядок вещей, иной мир.3

Несравненно сложнее была задача примирить детерминизм и свободу, но Мальбранш, в известной мере, преодолел и эту трудность. Все в мире совершается со строгою необходимостью, ибо воля Творца следует всегда неуклонно раз установленным Им законам: ей чужд произвол, чужда случайность. Будучи единственною причиною. Бог сообщает свое могущество тварям — самим по себе лишенным всякой активности. Он делает их вторичными причинами. В качестве таковых твари в свою очередь определяют божественную волю действовать тем, а не иным образом в каждом единичном случае. Эта-то теория вторичных причин и открывала Мальбраншу возможность ввести в свою философию свободу. Теория свободы воли изложена им подробно в первом пояснении к «Разысканиям истины». Она сводится к трем основным положениям: