— Разумеется, смогу.

На его лице появилось выражение муки.

— Но…

— Но — что? Думаешь, я шпионка? — Энни презрительно взглянула на Мэтта. — Вдруг перестал мне доверять?

— Доверие здесь ни при чем.

— Значит, твое неприятие этого факта объясняется исключительно неразумной, слепой ненавистью?

Он застонал, резко покачав головой.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, Энни. Как-нибудь я расскажу тебе кое-какие вещи, которые заставят тебя передумать. И изменить свое мнение об этих людях.

Девушка встала, сжав в руке сумочку.

— В этом нет никакой необходимости. Я уже приняла решение. Если ты не сможешь смириться с тем, что я работаю у Маклафлинов, мне придется искать другую работу. Или вернуться в кафе Милли.

Мэтт покачал головой.

— Мы все-таки поговорим. За обедом. Пойдем.

Они и в самом деле поговорили за обедом, но вовсе не о Маклафлинах. Энни наконец встретилась с Милли, и женщины со слезами обнялись. Остаток часа, отведенного на обед, постоянные клиенты кафе подходили к столику Энни и Мэтта, чтобы пожелать ей удачи и сказать, что им будет очень ее не хватать.

— Ты прямо как королева бала, не так ли? — пробормотал Мэтт, когда они выходили из кафе.

Он помог девушке сесть в машину. Энни откинулась на сиденье и наконец-то расслабилась. Вскоре они выехали на шоссе.

— Давай-ка попробуем проехать другой дорогой, — предложил Мэтт, остановившись на перекрестке. — Ты когда-нибудь была в той стороне города?

— Нет… — Ее сердце стало биться чаще. На то, чтобы Энни старательно держалась подальше от упомянутой части города, была своя причина. Ведь именно там находится Койот-парк — место, с которым неразрывно связаны все ее детские воспоминания.

— Хочешь посмотреть на наше новое здание? — спросил Мэтт в тот самый момент, когда девушка ждала этого вопроса.

Она не колебалась.

— Конечно.

— Оставайся с нами, и в следующем году будешь там работать, — произнес Мэтт спустя десять минут, медленно проезжая мимо грандиозной стройки.

— А как насчет тебя? — спросила девушка, чувствуя прилив любопытства. — Ты по-прежнему будешь работать в компании?

Все следы недавней шутливости мгновенно исчезли.

— Это будет зависеть от обстоятельств, — уклончиво ответил Мэтт.

— От каких обстоятельств? — настаивала Энни.

Она уже знала, что Мэтт уехал учиться в другой город в основном потому, что хотел избавиться от влияния отца. Об этом знали все. И он приложил огромные усилия, чтобы стать высококвалифицированным врачом. Энни слышала, что он несколько месяцев назад вернулся домой и согласился работать в компании Алманов только потому, что заболел его отец.

— Никогда не знаешь, что для тебя приготовила судьба, — ответил Мэтт, одарив девушку быстрой улыбкой. — Посмотри хотя бы, как тебя саму судьба швырнула в мою жизнь.

— Швырнула — точное слово, — отметила Энни. — С моей стороны для этого не было приложено ни малейших усилий.

— Хочешь сказать, что обморок и падение к моим ногам не были частью мерзкого и гнусного плана, разработанного тобой с самого начала? И ты не собиралась похищать мое сердце, воззвав предварительно к сочувствию и состраданию?

Энни проницательно посмотрела на Мэтта, желая удостовериться наверняка, что он просто пошутил.

— Если бы только я была достаточно умна, чтобы придумать подобное… — произнесла она с напускным сожалением. — Ты такой простак!

— Неужели?

Подобное поддразнивание делало атмосферу слишком уж теплой, уютной и непринужденной, и Энни отвернулась. Мэтт тем временем вырулил на дорогу.

— Мэтт, — произнесла Энни, слегка нахмурившись, — я не понимаю одного — если ты не имеешь ни малейшего желания заниматься бизнесом и, наоборот, искренне хочешь продолжить врачебную практику, то почему не можешь честно сказать об этом отцу? Зачем притворяться?

Мэтт мягко рассмеялся.

— В твоих устах это кажется таким простым! Но ты плохо знаешь Джесси Алмана. Он пользуется эмоциональным шантажом. Например, прекрасно использует чувство вины.

— Вины?! А что у тебя есть такого, чтобы чувствовать себя виноватым перед ним?

— Жизнь. Знаешь, как это бывает… Иногда ты чувствуешь вину за то, что когда-то сделал, иногда — за то, чего не сделал. Иногда за то, что слишком сильно кого-то любил… Или любил недостаточно. Понимаешь? — Мэтт резко крутанул руль. — Давай вернемся по старой дороге, — предложил он.

Старая дорога как раз вела мимо парка. Энни прикусила губу. Какого черта? Будет приятно снова увидеть знакомые места.

Ей не пришлось долго ждать. Они миновали пару ферм — и вот, он перед ними. Койот-парк. Он выглядел грязным и доступным всем ветрам, поросший тополями и можжевельником. Таким Энни и помнила это место. Но кое-что все-таки изменилось — здесь не было ни единой души.

— Останови машину, — вдруг попросила она. — Всего лишь на минутку. Пожалуйста, остановись.

Мэтт подчинился, бросив на Энни любопытный взгляд. Девушка вышла из машины и осмотрелась. Детские воспоминания нахлынули бурным потоком.

— Скажи, ты не очень спешишь? Можно я прогуляюсь? — Энни указала на расшатанный деревянный мост, который по-прежнему тянулся над речушкой.

— Нет проблем…

Девушка направилась в сторону моста. Мэтт последовал за ней, отставая на несколько шагов.

— В чем дело, Энни? — спросил Мэтт, когда она ступила на мост и в волнении огляделась по сторонам.

— Здесь мы иногда разбивали лагерь, когда я была ребенком, — откровенно объяснила Энни. — И отнюдь не во время каникул. Здесь мы жили. Были годы, когда у нас не оказывалось ни денег, ни друзей, и мы жили в трейлере. Иногда в палатке.

Его улыбка казалась недоуменной, словно он и представить себе не мог подобной жизни.

— Я помню, что многие разбивали здесь лагерь. Теперь это запрещено. — Он сделал паузу, пристально посмотрев на девушку. — Но я думал, что это по большей части цыгане.

Энни улыбнулась, кивнув.

— В те дни я знала очень многих цыган.

Мэтт нахмурился.

— Но ведь сама ты не цыганка.

— Нет. Моя мать была испанкой, а отец… — девушка вдруг замолчала.

— Что?

Энни тряхнула головой, чтобы убрать с лица волосы.

— Мой отец не стоит даже упоминания в разговоре. Он ни разу не появился в моей жизни.

Странная тень, очень похожая на гнев, пронеслась по лицу Мэтта, и Энни умолкла, размышляя, что именно из сказанного могло так сильно поразить его, но через несколько секунд непонятное выражение исчезло. Он ничего не сказал, лишь встал на мосту рядом с девушкой, и они вместе облокотились на перила, глядя на журчащий поток.

— А зачем вы приходили сюда? — спросил Мэтт, повернувшись к Энни, чтобы лучше видеть ее лицо. — И что делали весь оставшийся год?

Голубые глаза Мэтта были серьезны. Ему и в самом деле интересно! Девушка улыбнулась.

— Давай-ка я расскажу тебе по-другому обо всем этом, — произнесла она, внезапно загоревшись желанием облегчить душу рассказом. — Мою маму звали Марина Торрес. В молодости она была очень красива. Ей хотелось чего-то достичь в жизни. И первым шагом на этом пути стало место домработницы на ранчо богатой семьи. Это был тот самый шанс, который выпадает раз в жизни. Наниматели платили хорошо и хорошо с ней обращались, а мама копила деньги, чтобы поехать в Даллас получить образование.

— Разумно. И правильно.

— Да. Но, к сожалению, в семье был очень красивый молодой человек, который часто оказывался неподалеку от нее. И она влюбилась. А закончилась эта история тем, что у нее не оказалось ни работы, ни любовника, ни будущего — только я.

— Но почему? Разве она не могла получить помощь от твоего отца?

Энни отвернулась.

— Знаешь, честно говоря, я даже не уверена, что она пыталась. Она уволилась, чтобы спрятаться от всего мира и дать мне жизнь. А потом осталась одинокой молодой женщиной с младенцем на руках, и с тех пор ее жизнь напоминала витки нисходящей спирали. Она получала места там и тут, где-то была домработницей, где-то — официанткой… И все же летом мы чаще всего возвращались в Чивери.