Брэм подавил смешок и обратил внимание на полукруг пятиэтажных выступающих лож. С ухмылкой на лице он вынужден был признать, что его товарищ прав.

— Очень выгодно, да.

Внезапно Оскар приглушенно выругался.

— Что случилось? — поинтересовался Брэм.

— Вон там, видишь? — Он указал на пятую ложу в первом ярусе. — Пусто! Ни одного зрителя! А нам сказали, что мест в ложах больше нет. Это же скандал!

— Успокойся, Оскар, отсюда лучше видна сцена, чем с той ложи.

— Ха, как будто это имеет значение! — воскликнул Оскар, который и не собирался успокаиваться. — Ты неисправим, мой друг. Но вот что я тебе скажу: это будет иметь последствия. После антракта мы будем сидеть там, наверху!

Когда занавес опустился, возвещая о первом антракте, Брэм уже давно забыл об этом инциденте. Они с Оскаром в приподнятом настроении вышли в фойе.

— Чего же мы медлим? Для того чтобы сменить декорации, понадобится куда больше, чем полчаса. Я слышал, что в салоне наверху подают мороженое!

— Для этого у меня сейчас нет времени, — резко ответил Оскар. — Мне надо переговорить с директором. — Он проигнорировал робкие протесты Брэма и поспешил к большой лестнице, на которой как раз появился Оливье Галанцье–Дюфресной под руку с молодой дамой. Оскар обрушился на озадаченного директора оперного театра с искусной речью–жалобой. Директор открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на сушу. Да, у Оскара несомненный ораторский талант, без зависти признал Брэм. В этом его друг был непревзойденным.

— Не будете ли вы так любезны провести нас в ложу помер пять? — подсказал Оскар, пока директор собирался с мыслями.

— Мне действительно очень жаль, но нет, это совершенно невозможно, господа.

— Как? Невозможно? Занять место в пустой ложе? — Оскар разразился бранью. Директор смущенно отвернулся. У него на лбу выступили капли пота.

— Эта ложа забронирована, понимаете, на все представления, — выпалил он.

— Забронирована? Кем? Очевидно, тем, кто любит блистать своим отсутствием. Вы полагаете, что владелец придет ко второму или к третьему акту? Ну хорошо, тогда мы обещаем, что, если он появится, вежливо удалимся и уступим ему его места.

— Все не так просто, — возразил директор, лицо которого стало успокаивающе–зеленоватого оттенка. — Владелец будет рассержен. Он не разрешает ничего подобного. Пресвятая Дева Мария, будет ужасно, если он обнаружит вас в своей ложе. А он все равно вас обнаружит. Ничто, что происходит в этом театре, не проходит мимо него.

Брэм испугался, что директор вот–вот потеряет равновесие и свалится на великолепной лестнице. Он что, болен? Иначе Брэм не мог объяснить его реакцию.

Даже Оскар смотрел на директора, наморщив лоб.

— Я уже встречал странных субъектов, но этот — нечто особенное, — шепнул он своему другу.

Внезапно в их разговор вмешалась дама:

— Ложа принадлежит призраку!

— Что, простите? — одновременно переспросили Брэм и Оскар.

Директор стонал и дрожал.

— Да, каждый в оперном театре знает об этом. Дух нашего театра, Призрак Оперы, требует, чтобы эта ложа навсегда была забронирована за ним и он имел возможность смотреть оттуда представления.

— Призрак Оперы! — возмущенно воскликнул Оскар. — Это самая странная история, которую мне когда–либо рассказывали. Господин директор…

Однако несчастный директор исчез — Брэм и глазом не успел моргнуть — под руку с дамой, растворился во все увеличивающейся толпе.

— Ты когда–нибудь слышал нечто подобное, мой друг? Брэм, эй, что с тобой? Ты выглядишь так, как будто сам только что видел это привидение!

Брэм Стокер покачал головой.

— Нет, не видел. Еще не видел! Но этот разговор подтверждает слухи, из–за которых я приехал. Этот призрак, по всей видимости, существует, и я это выясню! — С сияющей улыбкой он взял друга под руку. — Оскар, пойдем со мной. Я угощу тебя порцией новомодного мороженого. Как хорошо, что в Париж мы приехали вдвоем.

Оскар Уайльд покачал головой.

— Не знаю, возможно, мне следует волноваться за состояние твоего здоровья, мой дорогой. Ты страдаешь одержимостью.

Но он все же позволил другу отвести себя в салон с мороженым и заказал самую большую порцию. Сладости доставляли Уайльду такое же удовольствие, как и прекрасные слова.

В этот вечер начались занятия. Алиса еще не думала над тем, кто возьмет на себя их обучение в Гамбурге. Конечно, госпожа Элина произнесла небольшую вступительную речь. Затем она представила своего кузена Якоба, служанку Мариеке, старейшину Зибельта и, к удивлению Алисы, Хиндрика. Юная вампирша подняла брови и бросила на него вопросительный взгляд. Чему он сможет их научить?

«Пусть это будет сюрпризом», — таким был его беззвучный ответ.

Когда госпожа Элина закончила, слово взял Малколм.

— Прошу прощения, госпожа Элина, я вас правильно понял? Здесь, в Гамбурге, мы будем прежде всего изучать изобретения людей?

Глава клана Фамалия кивнула.

— Да, они придумали удивительные вещи, которые мы не могли бы представить себе даже в самых смелых мечтах. Вещи, которые могут быть нам полезны, и вещи, которые могут нам навредить. Мы должны знать и то, и другое, для того чтобы выжить!

Некоторые наследники смотрели друг на друга озадаченно, другие явно выказывали неодобрение. Алису не удивило то обстоятельство, что Дракас протестовали громче всех. Когда возгласы утихли, снова встал Малколм.

— Речь будет идти только о человеческих изобретениях? У вас, Фамалия, нет особых навыков, как у Носферас, которые научили нас бороться с влиянием освященных предметов, или способности превращаться, как у Лицана, или телепатических сил, как у Дракас?

В его голосе звучали недоверие и пренебрежение. Алиса почти на физическом уровне почувствовала боль унижения. Она посмотрела на госпожу Элину, и ей показалось, будто она видит главу своего клана в первый раз.

Как обычно, рослая Фамалия, тело которой можно было назвать скорее костлявым, чем женственным, была одета в темно–синее платье, сзади немного расклешенное, как того требовала современная мода, слишком широкое и с малым количеством украшений. Ее серые волосы были такими же невзрачными, как и ее гардероб, и вместо того, чтобы сделать из них пышную прическу, она просто завязала их в узел. Алиса не видела госпожу Элину другой, но ей впервые бросилось в глаза, что ее простота казалась почти убогой, и юной вампирше стало неприятно.

Госпожа Элина лишь молчала и смотрела на Малколма. Алиса не могла сказать, была ли она в ярости или растерянности. Она не знала, как ответить на эту провокацию? Меж тем в комнате, служившей раньше обширным складом, воцарилась гробовая тишина. Утих шепоток Таммо и Пирас. Даже они заметили напряжение, которое, казалось, можно было резать ножом.

Внезапно губы госпожи Элины сложились в улыбку.

— Малколм, ты считаешь, что это пустая трата времени — пытаться увидеть в людях больше, чем просто питание и источник наших желаний? Тогда ты не одинок в этом зале. Члены твоего семейства и Дракас согласны с тобой, это заметно, даже на лицах Носферас я читаю сомнение. К сожалению, наши гости из Франции не слушали меня, поэтому не могут озвучить собственное мнение. — Ее уничтожающий взгляд был направлен на Таммо, который смущенно опустил глаза. Затем она снова повернулась к Малколму и продолжила: — Я надеюсь, нам удастся в течение этого года в академии убедить вас всех, насколько это важно — понимать мысли и стремления людей и знать их изобретения. Лишь таким образом мы сможем выступать против них и обеспечить сохранность кланов на долгое время.

— Она слишком преувеличивает, — пробормотал Франц Леопольд.

Госпожа Элина услышала его слова и сосредоточила внимание на Дракас.

— Нет, Франц Леопольд, я не преувеличиваю. Вы удивитесь тому, что придумали люди, чтобы навредить нам. И любое из их изобретений мы можем использовать против них. Но хорошо. Если вы хотите увидеть немного магии и фокусов, тогда вы это получите. — Ее обычно дружелюбный голос звучал презрительно.