— Ни в коем случае. Просто разогреваю чувства. Не поверишь, у меня такое ощущение, что мы только неделю назад познакомились и мне хочется узнать тебя поближе.

Теперь она слушала его с доверчивым вниманием. Кейн проводил ее на обширную веранду. Арендованный им дом был выстроен ступенчато, в несколько террас, с каждой из которых открывался замечательный вид.

— Вот объяснение, почему я арендовал именно этот дом, — сообщил Кейн, очертив жестом простирающаяся вокруг панораму.

— Мне нравится, — произнесла Мэри, глядя на закат светила, последними лучами играющего в бокалах с хмельным напитком. Она сделала глоток, оставивший блестящую каплю на ее губах.

Кейн склонился над ней и осторожным движением языка слизнул капельку мартини. Затем, посмотрев в ее кроткие глаза под изогнутыми ресницами, на приоткрывшийся рот, нежный изгиб сочных губ, поцеловал их долгим и сладким поцелуем. Оторвавшись друг от друга, они некоторое время стояли безмолвно, наблюдая закат.

Кейн взял из ее руки опустевший бокал и поставил рядом со своим на столик. Затем дотронулся до ее обнаженного плеча, провел рукой по ключицам вдоль жемчужной нити, очертил линию декольте. Мэри как в ознобе передернула плечами и со смущенным видом покинула веранду.

Кейна как магнитом потянуло за ней в гостиную, освещенную стремительно гаснущим солнцем. Он подошел к Мэри, остановившейся у камина, обнял ее за обтянутую шелком талию и спросил:

— Теперь теплее?

— Я дрожу не от холода. Я чувствую непонятную слабость, — пожаловалась Мэри.

— Возможно, это от голода, и, значит, надо подкрепиться. Оставайся здесь. Посмотрю, накрыт ли стол.

Оставшись одна, Мэри рассудила, что едва ли в этот необыкновенный вечер ей удастся избежать его ласк. Наряжаясь, она стремилась вызвать у него сильное желание. Вряд ли Кейн позволит остаться ему неутоленным.

Но совсем другое мучило ее сейчас. Каким-то образом Ченнинг прознал, что Мэри была беременна и родила сына, не будучи замужем. Он дал ей понять, что не остановится ни перед чем, чтобы выяснить, кто отец ее несчастного мертворожденного младенца.

Она мысленно отслеживала цепочку лиц и событий. По возвращении в Париж, больше похожем на бегство, она поселилась в просторных апартаментах Жана-Поля Бернара, великодушного владельца галереи, с которой она сотрудничала, ее большого друга. В его преданности она ни на секунду не сомневалась.

Но его альковный партнер Альбер испытывал к Мэри стойкую неприязнь. Он-то и мог снабдить Ченнинга этими сведениями. Она затруднялась сказать, что страшит ее больше: угроза потерять свою долю в наследстве, разоблачения и скандалы или страх потерять Кейна, который рано или поздно узнает, что это его сына она носила, скрывая от него правду.

Зная Ченнинга и Лоретту, она была уверена, что эти двое не остановятся на полпути, завладев ее деньгами. Страшило то, что они станут трепать имя невинного малыша Брента — так она нарекла перед похоронами своего младенца, — чтобы до основания разрушить ее жизнь.

Стараясь не думать о последствиях, Мэри решила, что Кейн должен узнать о сыне из ее уст. Не в лучшие времена он вернулся к ней. Узнавая его вновь, Мэри была уверена, что его возвращение — не блажь или авантюра, а обдуманный поступок зрелого человека. Его переезд в Иствик, желание стать финансовым партнером в учреждаемом ею проекте, его постоянные уступки и терпеливое отношение обязывали ее быть откровенной с ним. Он уже стал частью ее жизни, она не могла отрицать очевидное.

— Приступим к трапезе, — вывел ее Кейн из задумчивости, горячей рукой прикоснувшись к ее обнаженной спине.

— Пожалуй, — согласилась она.

Мартини добавил еще больше сумятицы в ее беспокойные и путаные мысли. Посмотрев в лицо Кейна, она испугалась своего желания открыть ему правду. Любое сказанное ею слово грозило стать последним в этих почти идеальных отношениях.

— Кейн… я бесконечно благодарна тебе за все, что ты для меня делаешь.

— Я делаю это не только для тебя, а ради нашего общего будущего. И я счастлив, что могу хоть чем-то тебе помочь. — Кейн нежно поцеловал ее в лоб.

Растроганная и растерянная Мэри обхватила его торс озябшими руками и, словно ребенок, прижалась к груди.

Все эти годы стараясь держать себя в руках, она втайне мечтала о таком могучем плече, в которое можно зарыться в надежде, что все дурное быстро пройдет, а ее защита крепка и несокрушима. Обнимая Кейна, Мэри осознавала скоротечность этой минуты и все же в глубине души цеплялась за наивную мечту.

Кейн приподнял ее лицо за подбородок и, обнадеживающе поцеловав глубоким поцелуем, сказал:

— Не тревожься, милая. Все образуется.

— Каково это — всегда быть таким правильным? — спросила она, думая о своем и вызвав его искреннее недоумение.

— Ты мне льстишь.

— Назови хотя бы один случай, когда ты сознательно солгал, — допытывалась Мэри, — или поступил нечестно.

— Я думаю, таких случаев было много, иначе я бы тебя не потерял.

— Я понимаю, ты тогда запутался, что называется, из лучших побуждений. Но бывает, что люди сознательно совершают неправильные поступки. Скажи откровенно, с тобой было такое?

— Ты хочешь, чтобы я выдал тебе какую-то страшную тайну из своего прошлого? — шутливым тоном предположил он, избегая затягивать тему, не сулящую ничего хорошего.

Мэри пристально наблюдала за ним. Вместе с восхищением и удивлением он всегда вызывал у нее желание вооружиться карандашом и набросать тот или иной своеобразный его жест, запечатлеть па бумаге неуловимую мимику.

Мэри уже долгое время не была в своей мастерской, она даже эскизы делала крайне редко. Сначала ей казалось, что эта апатия временная и вызвана проходящими причинами, но в последнее время почувствовала, что ничего не вдохновляет ее, как прежде. Страсть к рисованию вернулась вместе с Кейном. Она впитывала его глазами, чтобы затем излить на холсте чувства, навеянные им.

— У всех есть парочка скелетов в шкафу.

— Даже у тебя?

— Я задала вопрос первая, — слегка занервничав, отгородилась Мэри.

— Ты действительно хочешь знать обо мне все? — спросил он, и она кивнула. — Это хороший знак, одобряю. Но только не уверен, что я готов по первому твоему слову выворачиваться наизнанку. В этом есть что-то патологическое, прости… Может быть, со временем, — разочаровал ее Кейн. — Но если ты хочешь, чтобы в моем шкафу оказался скелет Ченнинга, я с удовольствием это устрою. — Заполнив этой кровожадной шуткой неуютную паузу, он вышел на балкон, а она вслед за ним.

Растекшийся по горизонту солнечный круг вычерчивал на земле длинные мутные тени. Становилось влажно и душно. Засыпающий день гасил беспокойный вихрь мыслей. Мэри понимала, что все дурное, что могло произойти сегодня, уже случилось. А ночь сулит чистое отдохновение, и она не должна пренебрегать этим даром. Закат пьянил. Пение океана убаюкивало. Кейн согревал.

Они уже многое знали друг о друге. Казалось, обсудили все стоящие книги, вместе посмотрели несчетное количество интересных фильмов, хорошо изучили вкусы друг друга. Однажды он крайне изумился, застав ее за чтением книги маститого британского историка о Второй мировой войне. А когда она прямо спросила его мнение о популярном ныне типаже актрис с силиконовыми деталями, он озадаченно почесал затылок и решил, что правильней будет сказать: «Я как-то не задумывался над этим». Тогда Мэри призналась, что хотела бы обзавестись более сочными формами, вынудив Кейна признать, что она самая желанная женщина на свете в ее природном виде.

Кейн наблюдал за Мэри и понимал, что она не просто расстроена, она раздавлена навалившимися проблемами. Он видел ее в подобном состоянии только дважды: в день гибели родителей и брата и в день, когда он сообщил ей о своем намерении жениться на Виктории.

Ужин прошел чинно. Мэри промокнула губы салфеткой.

— У тебя красивейшие губы, мне не терпится их поцеловать. — Кейн смотрел на нее, не отрывая взгляда.

— Меня тоже вдохновляет красота. И лишь однажды она меня ввергла в отчаяние. Твоя свадьба была убийственно красива.