— Сегодня мне захотелось выпить, — выпалила она.

— Напиться? — Его брови поползли еще выше.

— Нет. Хотя не буду отрицать, эта мысль посещала меня и казалась весьма привлекательной.

Гевин взглядом поощрял ее продолжить.

— Сегодня был не лучший день, — со вздохом призналась она.

— Тебя так расстроила фотография в газете? — не поверил он.

— Все вместе, — уклончиво ответила Темпест, не желая упоминать своего отца.

— Не хочешь об этом поговорить?

— Нет… да.

Гевин осторожно обнял ее за плечи и заставил сесть на диван.

— Я слушаю.

Темпест прижималась к его большому упругому телу и жалела, что не смогла удержать язык за зубами. Было безумно приятно сидеть просто так и чувствовать, как его тепло передается ей.

— Как тебе это удается?

— Удается что? — не понял Гевин. Опустив бокал на столик, он внимательно посмотрел на нее.

Темпест не могла отвести взгляд от его рук.

— Оставаться таким холодным и невозмутимым.

Она умела притворяться, но никто не знал, каких усилий ей это стоило. Глубоко внутри была пустота, которую ничем не удавалось заполнить.

— С чего ты взяла? Я вовсе не холоден.

— Ты производишь именно такое впечатление, — настаивала она.

— Внешность обманчива, — усмехнулся Гевин и пригубил напиток.

Да, внешность обманчива, размышлял Гевин, наблюдая за тем, как Темпест скользит среди толпы: они все-таки приехали в клуб. Хотя она и сомневалась в своей способности притворяться, никто бы не поверил, насколько беззащитна и ранима она была каких-то полтора часа назад. Сейчас она была… Гевин задумался, подбирая слово. Ослепительна? Да. Именно так.

В нем снова вспыхнуло желание, и мужчина с досадой подумал, что никогда еще самоконтроль не давался ему так тяжело.

На ней было платье, сверкающее и переливающееся мягким светом в лучах прожекторов. Или этот свет исходил от нее? Папарацци не отставали от нее ни на шаг.

Стоя в VIP-зале, Гевин прислонился к стене, не спуская с нее глаз. Он не любил бывать в таких местах, но сегодня сделал исключение. Ради нее.

Темпест подошла к нему. Знала она или нет, но ее бедра двигались в такт музыке, и Гевин, не отрываясь, смотрел на волнующие изгибы тела.

— Гевин, я уверена, что стена не упадет, если ты от нее отойдешь.

— Почему ты думаешь, что я стою здесь из-за нее?

— А почему ты тогда здесь стоишь?

— Такие развлечения не для меня.

— Почему ты в этом уверен? Ты так часто бываешь на подобных мероприятиях?

— Зачем? Я и так знаю, что всякие тусовки мне быстро надоедают.

— Правда? А мне нравится быть среди людей.

— Я заметил.

Гевин во все глаза смотрел на нее. Щеки Темпест порозовели, глаза блестели, но ее движения показались ему какими-то скованными. Что ее тревожит?

— Тебе здесь совсем не нравится? — разочарованно спросила она.

— Совсем. Я не вижу в этом никакого смысла.

— А веселиться ты не пробовал? Немного взбодриться, расслабиться?

— Значит, сейчас ты веселишься? — усмехнулся Гевин. — Или это один из новых способов расслабиться?

Она недоуменно посмотрела на него.

— Папарацци, — лаконично ответил он.

— Пойдем. — Темпест потянула его за собой, туда, куда не проникал свет прожекторов. — Садись.

Гевин молча подчинился, стараясь удержаться от того, чтобы не обнять ее за плечи и не прижать к себе. Вместо этого он спросил:

— Ну и зачем мы здесь?

— Здесь никто нас не увидит и не услышит.

— Если ты хотела избежать чужого внимания, стоило ли уезжать из дома?

— Стоило. Потому что мне точно известно, что консьержка из моего дома любит поболтать. К тому же она охотно делится сведениями по крайней мере с двумя газетами. Она всегда в курсе, когда у меня были гости — особенно мужского пола — и сколько они у меня пробыли.

Гевин взял прядь ее волос и намотал на палец, восхищаясь их мягкостью.

— Почему ты не съедешь?

— Потому что на другом месте будет то же самое.

— Я не верю, что в таком большом городе, как Чикаго, невозможно найти более спокойное место, учитывая твои возможности.

— Я устала переезжать, вот и все, — улыбнулась Темпест, избегая смотреть ему в глаза. — Вся моя жизнь — сплошное притворство. Я всегда приветлива с незнакомыми людьми, легко завожу знакомства и делаю вид, что они самые близкие мои друзья.

Гевин присмотрелся к ней внимательнее: с каждой секундой, проведенной вместе, он узнавал ее с новой стороны. Это интриговало и возбуждало его любопытство. Какая же она на самом деле?

Он положил ее голову себе на плечо и провел ладонью по округлой гладкой шее. Его пальцы легко, словно он боялся ненароком сделать ей больно, заскользили по ее лицу. Затем он прижался губами к ее губам, которые сразу же приоткрылись, и их языки переплелись.

Темпест прильнула к нему и закрыла глаза. Едва слышный стон родился в ее груди, но Гевин не позволил ему сорваться с губ. Все, все в этой женщине должно принадлежать ему!

Как только эта мысль возникла в мозгу, его поцелуй изменился. На ее губы обрушивались поцелуи один безжалостнее другого. В них больше не было нежности: так он доказывал свое право на нее.

Яркая вспышка света заставила его вскочить.

— Хочешь потанцевать? — голосом, хриплым от поцелуев, спросила она.

— Нет, — задыхаясь от гнева, процедил Гевин сквозь сжатые зубы.

Темпест открыла глаза. Фотограф сбежал: страх придал ему скорости, когда он увидел прямо перед собой перекошенное от ярости лицо мужчины.

— Извини, Гевин. — На ее губах показалась виноватая улыбка. — Вот такая она, моя жизнь.

К нему уже вернулось прежнее самообладание.

— Ты тоже. Нам стоит уйти отсюда.

— Ты правда не хочешь потанцевать?

— Когда этот фотограф или другой только и ждут благоприятного момента, чтобы из одного поцелуя раздуть целую историю? — бросил Гевин. Хотя он уже представил себе, как прижмет ее груди и их тела будут двигаться в унисон под звуки музыки… И не важно, что танцор из него ужасный. Он посмотрел на Темпест и спросил: — Почему ты не наймешь телохранителя?

Она равнодушно пожала плечами.

— Ответь мне.

— Он у меня был, но после окончания школы отношения между мной и отцом испортились. Отец расторг контракт с фирмой и сказал мне, что если я сама наживаю неприятности на свою голову, то сама же должна научиться их решать. Мне всегда удавалось не выходить за рамки разумного. Я старалась убедить в этом отца, но ему было все равно. Так что теперь я научилась справляться с любым папарацци без чьей-либо помощи. Если они уж очень мне докучают… Что ты делаешь?

— Мне нужно кое-кому позвонить. — Гевин набрал номер.

— Сейчас? А это не может подождать?

— Нет, потому что телохранитель нужен тебе немедленно.

— Но я же только что сказала, что в состоянии сама…

— Я помню. — Он не дал ей договорить. — Поверь, у меня есть причина так поступить.

В частной фирме, куда он позвонил, заверили его, что телохранитель прибудет в кратчайшие сроки. «Ринард инвестментс» часто обращалась к ним с заданием собрать информацию о людях, прежде чем согласиться инвестировать тот или иной проект, но Гевина заверили, что отдел по обеспечению безопасности у них также есть.

На вопрос Темпест, какая причина заставила его поступить таким образом, Гевин ответил предложением потанцевать.

Он не был готов сказать ей правду, хотя она была очень проста: он решил, что никому не позволит ее обидеть.

Эта дорога вела не к ее дому. Темпест сидела рядом с Гевином, смотрела на фонари, мелькающие за окном, и думала о том, что совсем скоро ей представится возможность узнать, где он живет.

Человек, который приехал в клуб и в чьи обязанности теперь входило ограждать Темпест от чересчур назойливого внимания прессы, следовал за ними на небольшом расстоянии. Темпест знала, что это не отпугнет фотографов, но была глубоко тронута заботой Гевина, поэтому не протестовала. Во всяком случае, сегодня эта мера была как нельзя кстати: ей не хотелось омрачать волшебство вечера, а телохранитель держал на расстоянии особо назойливых репортеров.