— По-моему, тебе все равно, что я об этом думаю, — трезво рассудила Эглантайн, вероломно вторгаясь в грезы младшей сестры. — «Уставший от одиночества»? Следует понимать это так, что он устал давать подобные объявления?
— Какая же ты злая!
— Хочешь совет? Позвони Тибалту. Скажи, что не собираешься выходить замуж в течение этой недели, даже в течение месяца, даже до конца этого года! Дай ему время как следует к тебе присмотреться, взвесить все «за» и «против». И, если все будет идти своим чередом, я уверена, через некоторое время он сам захочет сделать тебе предложение.
— Да я скорее умру! — отрезала Мьюриел. — Ты что же, предлагаешь брать его измором?
— Нет, лучше пройтись по рукам всяких неудачников, которые строчат идиотские объявления о знакомстве! Неизвестно еще, на кого нарвешься…
— Да ладно тебе драматизировать! — перебила ее сестра. — Я-то знаю, как работает эта система. Просто не надо давать сразу свой адрес, а встречу лучше всего назначить в каком-нибудь людном месте, вот и все дела! — Она усмехнулась. — Впрочем, ты права насчет этого «любящего повеселиться» дегенерата. Пожалуй, стоит попробовать «уставшего от одиночества»!
— Дорогая, пойми, это опасно…
Мьюриел отмахнулась.
— Однако сотни людей находят свою половину через такие вот объявления! Для этого и существуют колонки типа «Ищу тебя». Кроме того, мне интересен сам процесс: двое абсолютно незнакомых людей сталкиваются в бурном житейском море и… Начинается красивый роман. Ты же сама пишешь об этом в своих книгах! Неужели с тобой никогда такого не случалось?
Эглантайн рассмеялась.
— Нет, такого никогда. Я вообще не читаю подобные объявления.
— И все равно ты меня не переубедишь! — Мьюриел упруго вскочила на ноги. — Я напишу ему ответ и займусь этим прямо сейчас! Могу поспорить, он будет получать мешки писем. Должно быть, ему напишет весь Нью-Йорк! Знаешь, милая сестренка, в чем твоя главная проблема? — уже от дверей спросила Мьюриел. — Ты так давно встречаешься с этим скучным Чарлзом, что стала законченной занудой, совсем как он. Мой тебе добрый совет, Тина: прекрати писать о любви, вырвись из плена собственных заблуждений и предрассудков и найди свое счастье! Бери от жизни все, пока еще не слишком поздно!
Высказавшись, Мьюриел повернулась и ушла, с треском захлопнув за собой дверь.
Ошеломленная ее монологом Эглантайн вдруг поймала себя на том, что сидит с открытым ртом, и поспешила взять себя в руки.
Она, конечно, догадывалась, что Чарлз с трудом переваривает общество Мьюриел и последняя платит Чарлзу той же монетой. Однако до этого дня ей ни разу не приходилось выслушивать от младшей сестры столь нелицеприятные замечания в адрес своего жениха.
Теперь, когда Мьюриел вдруг вздумалось пожить отдельно от родителей, Чарлз почти не появлялся у Эглантайн, объясняя это тем, что в обществе ее сестры чувствует себя как под дулом пистолета.
— Я не смогу спать спокойно, зная, что эта особа находится в соседней комнате, — объяснил Чарлз, прозрачно намекая, что их совместная жизнь целиком и полностью зависит от местонахождения Мьюриел.
— Неужели мы будем так сильно шуметь? — недоумевала Эглантайн.
Чарлз недовольно фыркнул.
— Я не то имел в виду. Она еще слишком молода и очень впечатлительна. Мы должны подавать ей правильный пример.
— Но, Чарлз, уверяю тебя, она лучше нас с тобой знает, откуда берутся дети. Ей уже не надо рассказывать о пестиках и тычинках, она сама может дать нам пару советов.
Но Чарлз продолжал стоять на своем.
— У нас впереди целая жизнь. О себе подумать успеем, — сказал он и небрежно поцеловал Эглантайн в лоб, давая понять, что тема исчерпана.
Ощущая непонятное беспокойство, Эглантайн встала из-за стола и подошла к окну. В саду перед домом зацветали яблони, их ветви с трогательно белыми бутонами в обрамлении зеленой листвы плавно раскачивал из стороны в сторону легкий весенний ветерок.
Бабушка Эглантайн, Эвадна Гонтлет, посадила этот сад своими руками. Между плодовыми деревьями она разбила клумбы с крокусами и нарциссами, потому что знала: в самом начале весны, когда еще чернеет голая земля, эти пионеры первоцвета будут радовать глаз своими нежными цветами. В разгар лета в саду расцветали розы и лаванда, по стенам дома карабкался сиреневый вьюнок, отвоевывая пространство у дикого винограда.
Эглантайн любила этот райский уголок. Через пять лет после смерти ее матери отец Эглантайн встретил Юнис — вдову, которая воспитывала дочь от первого брака, — и Юнис стала его женой. Симпатичная, веселая и простая в общении, она поселилась в доме Никсонов, и Эглантайн восприняла переезд Юнис как нечто само собой разумеющееся. Эглантайн радовалась за отца, который вновь обрел свое счастье, однако в обществе сводной сестренки чувствовала себя немного скованно. Мьюриел была капризна, как все настоящие красавицы, и постоянно требовала к себе внимания.
Неожиданно Эглантайн пригляделась к своему отражению в оконном стекле, критично осмотрела собранные в гладкий пучок волосы тусклого пепельного цвета, карие глаза на бледном лице, светло-серый простенький свитер и прямую серую юбку.
— Серое лицо, серая одежда, серые мысли и серая жизнь, — сказала она задумчиво. — Возможно, Мьюриел, ты права…
Уезжая в кругосветное путешествие, Юнис попросила Эглантайн присмотреть за дочерью.
— Не позволяй ей делать глупости, — сказала она перед отъездом.
— Постараюсь, — тяжело вздохнув, пообещала Эглантайн.
Но что она могла сделать? Эглантайн была писательницей, а не нянькой и уж тем более не сторожевой собакой. С детства любившая классическую литературу и досыта начитавшаяся исторических романов Эглантайн как-то незаметно занялась написанием собственных, взяв в качестве псевдонима девичье имя матери — Албина Гонтлет. Предложив первую книгу небольшому, но крепко стоящему на ногах издательству, она подписала контракт, по которому обязалась продать ему права на публикацию и трех последующих своих романов.
Мечта Эглантайн стать педагогом улетучилась в момент, стоило ей только увидеть, как раскупаются вышедшие из-под ее пера произведения. Она работала с упоением и вскоре поняла, что сочинительство и есть ее настоящее призвание. Не считая желания завести семью и детей, Эглантайн не кривя душой могла сказать, что совершенно счастлива. Но в отличие от Мьюриел она никуда не спешила. Не спешил, похоже, и Чарлз, несмотря на то что неоднократно многозначительно намекал Эглантайн на «один прекрасный день», когда она наконец сможет надеть подвенечное платье.
Они познакомились два с лишним года назад на вечеринке у общего друга, и Чарлз сразу же пригласил Эглантайн на обед. Он был высок и светловолос, красив лицом и производил впечатление человека крайне независимого. Жил Чарлз в отдельной квартире, располагающейся, правда, в доме, который принадлежал его родителям, и работал бухгалтером в крупном банке. По утрам Чарлз непременно совершал получасовую пробежку, раз в неделю посещал плавательный бассейн в закрытом клубе, играл в регби, а иногда позволял себе даже большой теннис. Словом, вел размеренный образ жизни, частью которого постепенно становилась и Эглантайн.
Как бы то ни было, все по-разному проявляют свои чувства, размышляла Эглантайн, приглядываясь к своему отражению. Для Мьюриел любовь — это порыв, страсть, костер эмоций. Для меня — стабильность, возможность опереться на чье-то плечо, уверенность в завтрашнем дне. Несмотря на все, что сказала Мьюриел, моя жизнь — в надежных руках. У меня есть Чарлз, нам хорошо вместе, я счастлива…
Эглантайн поняла, что не сможет сейчас работать, ей захотелось поговорить с сестрой. Однако в комнате Мьюриел ее глазам предстали лишь скомканные тетрадные листки, разбросанные по всему полу. Эглантайн подняла один комочек и, расправив на ладони, принялась читать вслух:
— Дорогой ньюйоркец! Я тоже одинока и хочу познакомиться с человеком, способным понять меня, как не понимает никто. Может, именно ты сделаешь мою жизнь сказкой…