— Мэри, лежи спокойно.

Ее золотистые глаза в замешательстве устремились на него.

— Йэн, ну почему ты меня не слушаешь? Мы должны позаботиться о маленьком Томе.

— Твоя рана довольно серьезна, дорогая. Больше ты ничего не можешь сделать. Мы должны отвезти тебя домой.

Йэн встал и поднял жену на руки. Как раз в этот момент на дороге позади них появилась тележка, запряженная низкорослой лошадкой. Йэн повернулся так, чтобы Мэри могла видеть мужчин, укладывавших малыша в тележку.

— Вот видишь, он будет в полном порядке. Помощь прибыла.

Мэри со вздохом обмякла в его руках. Йэн опустил глаза и увидел, что она потеряла сознание.

Мэри открыла глаза и в некотором замешательстве обвела взглядом потолок. Ее последним отчетливым воспоминанием было блаженство в объятиях Йэна. После того все как-то смешалось: лица, голоса, ощущения.

Она смутно помнила, что ее внесли в эту комнату, осмотрели, затем, кажется, она выпила какую-то гадость. А потом туман превратился в полный мрак.

Раздался тихий стук в дверь. Она попыталась приподняться и, задохнувшись от резкой боли, пронзившей ногу, снова упала на подушки.

— Войдите…

Дверь открылась, и на пороге появился Йэн. На удивление всклокоченный, небритый. Под взглядом жены Йэн поднял руку и запустил ее в и без того взъерошенные волосы. Мэри смутно вспомнила, как руки Йэна вытащили ее на скалу, как он встревожился из-за раны на ее ноге. Должно быть, эта самая рана и причиняла ей теперь такое неудобство…

Закусив губу, Мэри смотрела, как Йэн молча пересек комнату и остановился у изножья кровати.

— Мэри, хорошо, что ты проснулась. Я заходил раньше, но ты еще спала.

Она кивнула, нетвердой рукой откинула золотистые кудри со лба и взглянула на окна. Между задернутыми шторами блеснули солнечные лучи.

— Должно быть, очень поздно. Прости меня. Не знаю почему, но я только что проснулась.

— Тебе не за что извиняться. Ты прошла через очень тяжелое испытание. Кроме того, доктор дал тебе настойку опия перед тем, как накладывать швы. Любой бы заснул надолго.

Мэри осторожно провела под простыней ладонью по бедру.

— Швы?

— Все оказалось настолько серьезно, что некоторое время тебе нельзя двигаться. Доктор настаивает, чтобы ты не ходила и не опиралась на ногу несколько недель.

— Недель? Я не могу…

Лицо мужа стало непреклонным.

— Можешь и будешь!

— Я не собираюсь лежать пластом неделями!

— Этого тебе не придется делать. Доктор сказал, что, как только рана начнет затягиваться, ты сможешь вставать. Правда, речь идет лишь о перемещении с места на место. Я сам буду носить тебя повсюду, куда только пожелаешь.

Глаза Мэри распахнулись от ужаса.

— Ничего подобного!

Меньше всего на свете ей хотелось такого близкого контакта с мужчиной, который так низко обошелся с ней. Тем более что его постыдные действия никак не повлияли на ее непокорные чувства.

— Думаю, есть вещи, которые не следует обсуждать после того, что ты вчера открыла мне.

— Я не хочу больше говорить об этом! — И Мэри отвернулась.

— Мне очень жаль, я не имел права злиться на тебя вчера. Я несправедливо обошелся с тобой, и не в моих силах изменить это. Я только надеюсь, что в будущем смогу искупить свою вину. На самом деле именно это я и пытался делать, как только осознал, как был не прав утром после нашей брачной ночи.

— Если это действительно так, почему ты чуждался меня? Я думаю, ты меня стыдился, ты больше не хотел меня.

— Чуждался тебя? Не хотел тебя? Невозможно быть дальше от истины! Я просто не чувствовал себя вправе касаться тебя, ведь, если бы ты знала правду, именно ты бы не хотела меня.

Мэри, почувствовав жар его взгляда, натянула покрывало повыше, надежнее прикрыла грудь.

— Благодарю за извинения, но в данных обстоятельствах это ничего не меняет. Йэн, ты так сердит на отца и, я думаю, на себя из-за смерти брата, что не можешь никому отдать свое сердце.

Последовавшее молчание казалось оглушительным. Наконец Йэн произнес:

— Вероятно, ты права. Не знаю, способен ли я любить кого-нибудь. Однако я надеялся, что мы… могли бы попытаться установить какие-то отношения… научились бы уважать друг друга, смирились бы друг с другом…

Мэри печально покачала головой.

— Йэн, я уважала тебя. Но сама не дождалась уважения. Как я смогу когда-нибудь доверять тебе?

Он вздрогнул, как от удара, и стал мрачным, как весь этот дом, полный призраков. Не глядя ей в лицо, произнес:

— Ты имеешь право так думать. Но я — твой муж, и это изменить нельзя. Мы постараемся вести себя как супружеская пара. Необходимо создать хотя бы видимость нормальных отношений перед обитателями этого дома и жителями деревни. Я должен им это, как их будущий господин.

С этими словами Йэн ушел, и дверь закрылась за ним, успешно предотвратив все возможные возражения. У Мэри не осталось никаких сомнений: Йэн поступит именно так, как сказал.

Три дня спустя доктор позволил Мэри встать с постели. Йэн вошел в спальню через несколько минут после того, как Франсис причесала Мэри и помогла ей одеться.

Мэри опустила взгляд на свои крепко сцепленные руки. Как запретить ему перетаскивать ее? По решительному выражению его лица она поняла: это бесполезно. Выбор был невелик: или она остается в своей комнате, или позволяет Йэну отнести себя в гостиную, где Франсис уже приготовила диван. Окинув быстрым взглядом спальню, хотя и прекрасную, но уже начинавшую казаться тюрьмой, Мэри решилась.

Стоит лишь пережить небольшое неудобство, и она сбежит отсюда на несколько часов! Мэри взглянула на стоящую рядом Франсис. Девушка почти не отходила от нее после несчастного случая. Встревоженные глаза Франсис сообщили госпоже, что она не оставит ее и сейчас. Таким образом, Мэри не останется с мужем наедине.

— Спасибо, что пришел помочь мне.

— Как я и сказал, я счастлив это сделать. Йэн наклонился, подхватил ее на руки и решительно пересек комнату. Франсис бросилась перед ними.

Только на один короткий миг, когда Йэн укладывал ее на диван, в его карих глазах Мэри увидела то, от чего ее дыхание остановилось: страстное желание. Но он тут же отвернулся к Франсис и абсолютно ровным голосом спросил:

— Я еще чем-нибудь могу помочь?

— Нет, благодарю вас, милорд, — ответила Франсис.

— Мэри, что бы ты еще хотела?

Мэри закусила губу.

— Пару книг из библиотеки. Франсис не умеет читать, а потому не может помочь мне. — И про себя Мэри добавила, что непременно исправит это, как только выздоровеет.

Йэн кивнул.

— Конечно. Я должен был сам подумать об этом… Уверен, что Барбара с удовольствием поможет тебе.

Мэри опустила глаза на зеленый с персиковыми узорами ковер. Кузина Йэна являлась к ней каждый день ровно в три тридцать и оставалась десять минут. И те десять минут были самыми длинными в жизни Мэри, поскольку обеим женщинам совершенно нечего было сказать друг другу…

— Барбара занята ведением хозяйства. Я не чувствую себя вправе доставлять ей дополнительные неудобства.

— Я вскоре вернусь с книгами, — коротко сказал он.

Йэн вышел, и Мэри огляделась. Она попросила, чтобы ее принесли в одну из комнат, которой когда-то занималась его мать.

Впечатление портили лишь задернутые шторы. Решительно задрав подбородок, Мэри повернулась к Франсис:

— Пожалуйста, отдерни шторы. Я не желаю сидеть в темноте.

Франсис вздрогнула, но немедленно отправилась выполнять просьбу хозяйки. Яркий солнечный свет хлынул в комнату через высокие окна, и Мэри почувствовала, как поднимается ее настроение.

— Что ты делаешь, Франсис? — прозвучал суровый голос Барбары.

— Франсис, пожалуйста, поднимись в спальню и принеси мою шаль, — тихо попросила Мэри.

Хорошенькая горничная озабоченно взглянула на госпожу.

— Вы уверены, миледи?

Мэри молчала, и Франсис, не переставая озабоченно хмуриться, покинула комнату.