— Что вы знаете о его манерах в постели?
Я поспешно признала, что ничего.
— В таком случае как вы можете о них говорить? Я так боюсь этого брака. Даже если я привыкну, все будет так ужасно… мне придется терпеть эту боль… рожать этих детей, не говоря уже об их зачатии.
— Моя дорогая принцесса, мне кажется, вы стали жертвой каких-то жутких слухов.
— Я знаю, как зачинаются дети. Знаю, как они рождаются. Быть может, ничего страшного, если все это происходит в общении с человеком, которого любишь. Но когда ненавидишь… и знаешь, что ты ему даже не нравишься… а тебе приходится терпеть все это годами…
— Что за странный разговор!
— Я думала, вы хотите узнать меня поближе.
— Это так, и я хорошо понимаю, что вы чувствуете. Очень жаль, что я ничем не могу помочь.
Она улыбнулась мне, и эта улыбка была такой милой и жалобной, что я подумала: если бы мне удалось запечатлеть принцессу именно такой, она была бы прекрасна.
— Кто знает? — произнесла она. — По крайней мере, я могу беседовать с вами.
Такими вот были наши беседы, и это означало, что дружба крепнет и что я нравлюсь ей все больше.
Она была пунктуальна, исправно являлась на все сеансы и охотно беседовала со мной после их окончания.
Теперь я принимала пищу в обществе принцессы и графини. Как-то принцесса с важным видом сказала графине, что к художникам следует относиться с уважением. Их создает Господь, а королей — всего лишь люди.
Серьезная девушка. Мне казалось, что у нее было довольно грустное детство. Будучи сиротой, она переходила от одних родственников к другим, вынужденным считаться с нею лишь благодаря ее титулу…
После каждого сеанса она смотрела на портрет. Мне было приятно, что он ей нравится.
— Мой нос кажется на несколько дюймов укороченным, — комментировала она.
— Если бы это было так, его бы тут вовсе не было. На таком крошечном портрете ничтожная доля дюйма определяет, какой у вас будет нос — крючком, курносый или еще какой…
— Вы такая талантливая! Мое изображение гораздо привлекательнее, чем я есть на самом деле.
— Я так вижу. Вас очень украшает улыбка.
— Вот почему вы все время заставляете меня улыбаться.
— Я хочу, чтобы вы улыбались на портрете, но ваша улыбка мне нравится независимо от этого. Так что я хотела бы, чтобы вы почаще улыбались. Даже если бы я не писала ваш портрет.
Принцесса не говорила, что ей нравятся сеансы позирования, но это было ясно и без слов. Она больше не пропустила ни одного, а однажды даже сказала:
— Мадемуазель Коллисон, я вас очень прошу, не торопитесь заканчивать эту миниатюру.
Она хотела знать, что я намерена делать после завершения работы. Я сказала, что вначале поеду домой. Описала ей Коллисон-Хаус и его окрестности. Она слушала с живым интересом.
— Но вы же вернетесь во Францию?
— У меня здесь есть несколько заказов.
— И выйдете замуж за Бертрана де Мортимера.
— В будущем.
— Везет вам. Хотела бы я выйти замуж за Бертрана де Мортимера.
— Вы же его не знаете.
— Знаю. Я с ним несколько раз встречалась. Он красивый, обходительный… и добрый. Наверное, вы влюблены друг в друга.
— Полагаю, это достаточно веская причина для замужества.
— Вам не грозит брак по расчету.
— У меня нет громких титулов, а он, насколько я знаю, не слишком богат.
— Счастливые люди!
Принцесса вздохнула и снова погрустнела.
На следующий день она пришла на сеанс в крайне возбужденном состоянии.
— Я все расскажу сразу, — заявила она. — Нас пригласили на fкte champкtre. Вы знаете, что это такое?
— Моего знания французского языка достаточно, чтобы догадаться.
— Как это звучит по-английски?
— Ну… вылазка… пикник.
— Пикник. Мне это нравится. Пикник. — Она повторила это слово еще раз и засмеялась. — Но fкte champкtreзвучит намного красивее.
— Согласна. Но расскажите мне об этом пикнике, на который вас пригласили.
— Это будет возле дома семьи Л’Эстранж, в их саду. Нас пригласила Иветта Л’Эстранж. У них очаровательный дом неподалеку от Сен-Клу. Они устраивают такой праздник каждый год. В саду ставят столы… еще там есть река, можно кататься на лодках и смотреть на лебедей. Это очаровательно. Иветта Л’Эстранж приглашает на этот… как вы сказали?.. пикник… самых лучших музыкантов.
— Вы приятно проведете время.
— И вы тоже.
— Я?
— Когда я сказала нас, то не имела в виду графиню. Нас с вами. Всем не терпится познакомиться со знаменитой художницей. О вас говорит весь Париж.
— Я вам не верю.
— Вы хотите сказать, что я лгу, мадемуазель? Позвольте сообщить вам, что барон так доволен миниатюрой, которую вы для него написали, что всем о ней рассказывает. И очень многие теперь сгорают от желания познакомиться с вами.
Я была потрясена. И не знала, следует ли мне радоваться или огорчаться. Пока я не доказала, на что способна, не нужно жаждать шумной славы. Миниатюра барона была подлинным успехом, но хотелось убедиться, что я способна повторить его. Желательно, чтобы известность возрастала постепенно. В то же время слышать восторженные похвалы было чрезвычайно лестно.
— Что вы наденете? — пожелала знать принцесса. — У вас ведь наверняка нет с собой специального платья для fкte champкtre.
Я согласилась с тем, что, видимо, нет, и она сказала, что ее портниха могла бы за один день сшить для меня подходящее платье. Оно должно быть достаточно простым… как того требовал данный случай.
— Что-то вроде Марии-Антуанетты в роли пастушки, — заметила я.
— Похоже, вы неплохо знаете нашу историю. Гораздо лучше, чем я.
— Возможно, она еще заинтересует вас и вы захотите знать больше.
— Но я знаю совершенно точно, какое вам нужно платье. Муслиновое, в цветочек… вам пойдет зеленый цвет… и белая соломенная шляпа с зелеными лентами.
Она оказалась верна своему слову, и на следующее утро платье было готово. Правда, оно было сшито не из муслина, а из тонкого хлопка, по которому были рассыпаны не цветочки, а маленькие зеленые колокольчики. Но это не имело значения. Было очень трогательно наблюдать, какие усилия принцесса прилагает к тому, чтобы на fкte champкtreя выглядела, как положено.
Мы поехали в одном экипаже. В ней чувствовалась какая-то бесшабашность, которая меня несколько озадачивала. Какой же она еще ребенок, думала я, если подобное развлечение способно вытеснить из ее сознания все горькие мысли о предстоящем замужестве. Было ясно, что она умеет жить сегодняшним днем, и это меня только радовало.
Погода была теплой и солнечной. Меня сердечно приветствовала Иветта Л’Эстранж, красивая молодая женщина, намного моложе своего мужа. Еще там был ее пасынок Арман, лет, наверное, двадцати.
Ко мне подходили разные люди, говорившие о том, что им хорошо известно, какой замечательный портрет я написала для барона де Сентевилля. Им также не терпелось взглянуть на портрет, над которым я работала сейчас.
Все это очень приятно.
В саду были расставлены столы, и слуги уже начинали сервировать их. Легкий ветерок играл белыми скатертями. Из больших корзин извлекались котлеты, холодная оленина, цыплята, пирожки и сладости. В бокалах искрилось вино.
И тут меня подстерег сюрприз.
За спиной кто-то произнес:
— Быть может, сядем рядом?
Я резко обернулась. Мне улыбался Бертран.
Он взял мои руки и крепко сжал их. Затем поцеловал меня в каждую щеку.
— Кейт, — произнес он, — как же я рад вас видеть!
— А вы…
— Знал ли я, что вы будете здесь? — Он кивнул. — Иветта Л’Эстранж — близкая подруга моей матери. Она тоже здесь. С моим отцом и сестрой. Они очень хотят познакомиться с вами, только не могут понять, что во мне могла найти такая знаменитая леди.
— Знаменитая! — воскликнула я. — Да ведь это только после того, как… — Я запнулась, не желая упоминать барона в такой день. Ведь он предназначался исключительно для веселья.