Менчерес оказался на другой стороне комнаты спиной к ней прежде, чем она моргнула. Ничего в его положении не выдавало его мыслей.

— Мы попробуем через два дня. — сказал он.

Это будет как раз через неделю после того рокового утра на складе. Как сказал Менчерес, это должно было быть максимальным временем, для удаления защитного эффекта от его крови для стирания памяти. И в голове Киры тут же всплыл вопрос, который тревожил ее ранее.

Что будет, если по прошествии двух дней, он по-прежнему не сможет стереть ее воспоминания? И если Менчерес не сможет заставить ее забыть все, что она узнала о нем и таких же, как он… он когда-нибудьотпустит ее?

* * *

Менчерес лежал на дне бассейна, лучи солнца второй половины дня скользили по непрозрачному стеклу. Он более часа был здесь, в искусственно подогреваемой воде, но даже этого, что обычно расслабляло его, было недостаточно для его успокоения. Он думал о коже Киры под его ртом вчера, о ее вкусе, и ее запахе, ставшем глубже и богаче от возбуждения.

Он знал, что ее возбуждение — лишь ответ на его укус. Менчерес сталкивался с ответом, подобным реакции Киры, бесчисленное количество раз, когда кормился как от мужчин, так и от женщин. Что было действительно странным, так это его собственнаяреакция. Когда Кира молила его не останавливаться, на мгновение, он заколебался. Он мог пить из нее все время, взять ее, забрав лишь немного крови, но подарив невероятное ощущение от своего укуса, и не только это. Его желание было настолько велико, что причинило физическую боль, когда пришлось отстраниться от Киры. Менчерес не мог вспомнить последний раз, когда бы он хотел кого-то так сильно. Возможно и никогда.

И это была не только похоть. Когда он вновь не смог подчинить ее разум, облегчение, что наполнило его, было неоспоримо. Он задавался вопросом, не было ли его собственное нежелание основной причиной в неспособности стереть память Киры. Да, была и еще одна причина для подобного, но правда состояла в том, что он не желал с ней расставаться. Было странное удовольствие видеть Киру каждый день. Ее голос был великолепен, и волновал его не зависимо даже говорила она с ним или нет, а ее непосредственная близость занимала его мысли намного больше, чем он когда-либо позволит ей знать.

Как это ни парадоксально, он держал ее в плену, пока она пленяла его.

* * *

Менчерес выбрался из бассейна, оставив тщетные попытки успокоиться. Есть кое что, что может заставить его чувствовать себя лучше, и это не имеет ничего общего с нахождением под водой. Нужно отправить Горгона, собрать всю информацию о Кире, осторожно и досконально. Менчерес уже решил объявить ее своей, чтобы она осталась на попечении Кости, когда сам он уйдет. Теперь единственное, что было нужно, это донести до Кости информацию, о ком необходимо заботиться, когда придет этот день.

Тот факт, что это стало для него приоритетом, не избежало его внимания, но ему было все равно. Он мог делать вид, что Кира не важна для него, или мог согласиться с ее значимостью и найти другой способ действовать. Но отказ смотреть правде в глаза никогда не помогал ему прежде.

— Горгон! — позвал Менчерес. И даже не дожидаясь пока тот появится продолжил. — У меня есть для тебя работа.

Менчерес слушал, как Кира мечется в своей комнате. Это продолжалось уже два часа. Разумеется, она была раздражена ситуацией, и он не мог ее за это винить. Время, проведенное здесь, затянулось дольше, чем они ожидали. Тем не менее, на шестой день после того как она пила его кровь, он не слышал ни проблеска ее мысли, которые к этому времени должен был слышать свободно.

Он больше не мог притворяться, что именно кровь мешает процессу. За это время он принял решение. И сам его боялся.

— Черт побери.

Менчерес услышал бормотание Киры прежде, чем она закрыла дверь и спустилась по лестнице. Он остался сидеть в гостиной, заставив себя выглядеть спокойным, словно он не ловил с жадностью любое ее движение в течение последних нескольких часов.

— Мне нужно позвонить сестре, — сказала Кира тут же, как увидела его.

Он поднял бровь в ответ на требовательность в ее голосе. — Что-то случилось?

— Надеюсь, что нет, — пробормотала Кира. — Можно снова воспользоваться телефоном в библиотеке?

— Да, — ответил Менчерес, наблюдая за Кирой, почти бежавшей туда. Что ее так взволновало? Когда она прошлой ночью повесила трубку после разговора с сестрой, Кира была в порядке. Обеспокоенная, но в остальном, спокойная. Теперь же она действовала так, как будто она только что сходила на могилу своей сестры.

Менчерес слышал механические гудки, сигнализирующие о том, что Кира набирает номер, затем ее напряженное дыхание, пока она ждала ответа. После десятого гудка Кира выругалась, затем положила трубку и набрала номер еще раз.

Он вошел в библиотеку, когда Кира пробормотала очередное ругательство и снова повесила трубку. Ее лицо было бледным.

— Она не отвечает. Что-то не так.

Менчерес не приблизился к ней, но, к своему удивлению, первым его порывом было прикоснуться к ней в утешении.

— Ты и раньше не могла дозвониться сестре, но все было в порядке, — отметил он.

— Сейчас совсем другое. Ранее сегодня утром я просто… почувствовала, что то случилось. — Кира бросила на него задумчивый взгляд. — Ты думаешь, это сумасшествие, но иногда я просто знаюи все. Назови это инстинкт, внутренний голос, как угодно, но так у меня всю мою жизнь.

Напротив, он был одним из немногих в мире, кто имел дар предвидения. Или, по крайней мере, кто пользовался этим даром.

— Сконцентрируйся на этих ощущениях. Сфокусируйся. — подсказал Менчерес.

Она удивленно взглянула в ответ на его высказывание, но затем наморщила лоб и стала медленно ходить. Тишина и сосредоточенность вызывали раньше силы Менчереса, когда он был молод и не умел еще хорошо обращаться с даром. Но на протяжении веков он оттачивал свои способности вызывать предвидение по желанию. Он даже мог найти людей на расстоянии многих километров, особенно, если до этого пил их кровь.

Пока его видения резко не прекратились и всем, что он видит, стала темнота. Символика часто была частью его видений, и Дуат, загробный мир, куда отправится его душа, чтобы ждать суда богом Анубисом, был местом постоянной темноты. Смерть шла к нему, но Менчерес сам выберет свой собственный конец. Тот, который лучше всего послужит его народу.

— Если я права, и случилось что-то плохое, то Тина должна сейчас быть в госпитале. Мне нужно позвонить, — сказала Кира. Она подошла к телефону и начала набирать номер не дожидаясь каких-либо возражений Менчереса. Он ничего не сказал и смотрел, как она скручивает пальцы в нервном ожидании.

— Госпиталь милосердия и медицинский центр слушает, — услышал он голос оператора в трубке.

— Я проверяю, не попала ли к вам моя сестра, — сказала Кира, сделав глубокий вдох, — Её зовут Тина Грейселинг. Возможно, её могли привезти в реанимацию.

— Минуточку, — оператор переключила линию и несколько секунд из трубки звучала музыка, а затем снова заговорила. — Да, Тина Грейселинг наша пациентка. Пожалуйста, не отключайтесь, пока я переключу вас на пост медсестры.

Менчерес не говорил, поскольку Киру перевели, и другой голос объяснял ей, что ее сестра была в критическом, но стабильном состоянии. Из того, что он услышал, это произошло не из-за несчастного случая, а из за хронической медицинской болезни.

— Спасибо, — сказала Кира прежде, чем повесила трубку. Тогда она встретилась с пристальным взглядом Менчереса.

— Она находится в интенсивной терапии. — Ее голос был дрожащим, ее аромат кружил в водовороте страха, возбуждения и вины. — У нее было кровотечение, и ее перевезли в больницу на машине скорой помощи этим утром…

Ничего из этого не должно иметь значения для него. Сестра Киры была в больнице; не было больше ничего, что она могла сделать, чтобы помочь ей, и слабое здоровье незнакомого смертного было действительно не его беспокойством.