Хрустящий на дороге гравий объявил, что Горгон вернулся. Менчерес почувствовал проблеск облегчения. Кира выпила почти все пакетики крови, которые он в спешке украл из больницы на их пути от стриптиз-клуба до его самолета. Крови животных было бы достаточно при отчаянных обстоятельствах, но он подозревал, что, если бы Кира проснулась и увидела, что пьет из мертвого оленя, она почувствовала бы к нему еще большую неприязнь.

— Она уже проснулась? — крикнул Горгон, как только вошел в дом.

— Еще нет. — Менчерес поглядел на ослабевающие лучи солнца, пробивающиеся сквозь щель в плотных шторах. Скоро она проснется. К сумеркам — самое позднее.

Горгон вошел в спальню со стирофамным холодильником, который потом опустил на пол.

— Этого должно хватить до рассвета. Я поеду обратно, чтобы привезти больше. Здесь не так много больниц, и мне как-то не по себе забирать весь их запас.

Как было бы и Менчересу, хотя опять же его готовность пойти на все, чтобы защитить Киру, вытесняла беспокойство о проблемах каких-то неизвестных смертных.

— Найди еще и свежей крови. Полети на мою территорию в соседние отели в случае необходимости.

— Хорошо. — Горгон бросил взгляд на спящую фигуру Киры. Менчерес снова вымыл и переодел ее, укрыв затем толстым стеганым одеялом. Для новообращенных вампиров, пока они приспосабливаются к своей измененной температуре тела, было в порядке вещей чувствовать необъяснимый холод, а на этой высоте даже весной было прохладнее, чем в Чикаго.

— Хранитель был прав. Ты действительно чувствуешь к ней что-то необычное. Когда ты рядом с ней, меняется твой запах, а твои щиты соскальзывают чаще, чем я когда-либо видел, — спокойно сказал Горгон.

Менчерес закрыл свои эмоции плотной стеной, отрезавшей другому вампиру возможность почувствовать их.

— После того, что я с ней сделал, думаю, это не имеет значения.

— У тебя не было выбора. Как только Кира признает это и приспособится к бытию вампиром, она прекратит злиться. — Затем Горгон улыбнулся. — Хотя было бы забавно на это посмотреть. Тебе прежде никогда не приходилось прикладывать усилия, чтобы обольстить женщину, так ведь?

На самом деле Менчересу никогда не требовалось соблазнять женщину подслащенными словами или страстным ухаживанием, чтобы затащить к себе в кровать.

— Даже если бы и приходилось, рассматривая мой продолжительный целибат, у меня, говоря современным языком, некоторый недостаток практики, — сухо отметил он.

Горгон засмеялся.

— Подобно езде на велосипеде, некоторые вещи никогда не забываются.

Хотел бы Менчерес, чтобы единственным препятствием между ним и Кирой была задача завоевать ее. Если бы все было так, он насладился бы возможностью заполучить ее доверие, привязанность, тело и — с божьей помощью — ее сердце. Но опять же истинным препятствием была черная пустота в его будущем.

— В настоящее время у меня несколько большие проблемы, — было всем, что ответил Менчерес.

Улыбка Горгона исчезла. — Раджедеф.

Менчерес вздохнул, закрывая глаза.

— Я знаю, что он хочет, и я должен убедиться, что он не найдет способ вынудить меня дать ему это.

— Ты должен сказать Кости.

Его глаза резко раскрылись.

— Нет. И ты поклянешься мне, что не сделаешь этого.

Горгон выглядел встревоженным, но кивнул.

— Если ты настаиваешь. Однако он все равно услышит о Кире. Держу пари, эти трое вампиров в клубе уже спалили все смс и телефонные линии. Без сомнения Факел, Патчи и Призрак рассказали остальным о событиях прошлого вечера, но Менчерес не был обеспокоен тем, что Кости узнает о Кире. Он все равно узнал бы о ее значимости для него, как только открыл бы конверт с завещанием, которое Менчерес для него оставит. Теперь единственная разница заключалась в том, что Кости услышит о Кире раньше этого, но было обязательно, чтобы он не узнал об усиленной враждебности Раджедефа. Кэт совсем недавно была на волоске от смерти из-за одного из Хранителей Закона. Ни она, ни Кости не могли рисковать вызвать гнев еще одного Хранителя, если хотели остаться в живых.

Кроме того, эта борьба с Раджедефом назревала задолго до того, как Кости появился на свет. Менчерес не намеревался позволять своему cоправителю вести этот бой за него. Эту битву победить должен он сам.

Потоки энергии в комнате изменились и начали концентрироваться на кровати. Менчерес поглядел на Горгона, который без слов вынул пакетик крови из холодильника.

Менчерес поднял Киру одной рукой и взял пакетик у Горгона другой, направляясь в ванную. Пробуждение на окровавленной кровати никак не помогло бы облегчить стресс Киры, вызванный становлением вампиром.

С другой стороны, пробуждение в окровавленной ванной, скорее всего, будет не намного лучшим вариантом, но все же отмыть плитку было легче, чем ковер и простыни.

— Мне подождать или уехать сейчас же за новой кровью? — спросил Горгон.

Менчерес бросил еще один взгляд на Киру, которая уже начинала дергаться, что было предшественником ее рычания от обжигающего, лишающего разума голода.

— Можешь уезжать. Я позабочусь о ней.

И он будет делать это все то время, что ему осталось.

Кира сидела в кресле у камина и слушала треск пламени, раздававшийся так громко, как если бы рядом рубили деревья. Однако ей хотелось побыть у огня. Его тепло становилось нежным коконом, и сам он был мягче для глаз, чем свет люстры или настольной лампы. Теперь она могла видеть в полной темноте, но не хотела тушить весь свет, что стало бы лишним напоминанием об этом. И без того было сложно иметь дело с периодическим ознобом, упирающимися без предупреждения в губу клыками, шумом из леса и — о да! — ее жестокими помутнениями рассудка, когда у нее по лицу текла кровь, а внутри горело желание получить больше.

Ей оставалось только лишь верить словам Менчереса, что во время этих провалов в памяти она не причиняла никому вреда. Ну, его словам, а еще и холодильнику с быстро убывающими пакетиками крови. Менчерес сказал не беспокоиться, потому что Горгон вернется к рассвету. Это вызывало в Кире одновременно и отвращение, и облегчение. Ей не нужно было рассказывать, что сейчас она представляет угрозу для любого создания с бьющимся сердцем, но, хотя ее тело страстно желало этой красной жидкости с безграничной свирепостью, разум Киры по-прежнему не мог примириться с тем, что она пила кровь. Человеческую кровь. Она считала это формой каннибализма, хотя теперь она уже не человек.

Она откинулась назад, и совершенно неожиданно стул под ней рухнул. Еще более удивительным было то, что она не растянулась на деревянном полу, а стояла с по-прежнему накинутым на плечи шерстяным пледом и смотрела на сломанный стул. Она вскочила до того, как он упал? Боже, неужели она действительно так быстра теперь?

Покалывание на коже объявило, что Менчерес вошел в комнату. Он был почти беззвучен в своих движениях; лишь запах и слабый шорох одежды мог бы выдать его присутствие, если бы Кира не чувствовалаего и без того. Ей даже не требовалось оборачиваться, чтобы узнать, на каком они расстоянии друг от друга. Чем сильнее возрастала эта вибрация на ее коже, тем ближе находился Менчерес.

Неужели все люди чувствуют, будто вокруг них расположено собственное электрическое силовое поле? Или это исключительно для вампиров? Кира не хотела спрашивать. Она не была уверена, что сможет принять более подробную информацию прямо сейчас.

— Я не знаю, что случилось, стул просто сломался, — сказала она. Слишком много времени ей дали на себя. Она не провела в одиночестве и десяти минут, прежде чем стул самоликвидировался.

— Оставь его. Я займусь им.

Даже голос его звучал иначе, чем прежде, до того, как она проснулась не умершей. Он был глубже, нюансы его акцента богаче. Казалось, он окутывает ее, словно густой, манящий туман.

— Я могу сама.

Кира подняла большой кусок стула, но древесина разлетелась в ее руке на куски. Она моргнула и попыталась еще раз, но произошло то же самое. Выглядело так, будто стул распадался, как только она прикасалась к нему.