— Вы сказали: «Хватит с меня…» Чего хватит? — повторил Бертон, словно с каким-то извращенным удовольствием добиваясь, чтобы Грейс поведала о своем унижении.

Не дождетесь, мистер Бертон! Можете пировать на трупе моей фирмы, но поглодать мои косточки вам не удастся!

— Ничего. Забудьте, — отрезала Грейс. — Какая вам разница?

Взгляд его на мгновение затвердел — как будто она задела его чувства. Да нет, ерунда. Какие у Стервятника могут быть чувства? Пожав плечами, Дэвид Бертон окинул взглядом элегантное фойе.

— Простите. Я не хотел вмешиваться в вашу личную жизнь.

Удивительный все же у него голос — глубокий, теплый, бархатистый. Должно быть, женщины на звук этого голоса летят словно мотыльки на огонь.

— Если пальто вам больше не нужно, я хотел бы его забрать.

Чувствуя себя последней дурой, Грейс сбросила пальто и молча протянула Дэвиду Бертону.

— Спасибо. А теперь не покажете ли мою комнату?

Грейс не сразу поняла, о чем он говорит, но в следующую секунду ее захлестнула жаркая волна гнева.

— Вашу комнату?!

И он воображает, что она разрешит ему остаться! Какова наглость! Адвокаты Бертона ясно дали понять Грейс, что у нее есть две недели на сборы. Правда, в договоре этот пункт не значился, но они обещали..

— Обратитесь в ближайший мотель.

— Я бы предпочел спальню хозяина, — невозмутимо ответствовал он. — Это более традиционно.

От такого нахальства Грейс на мгновение потеряла дар речи.

— Т-т-тради… Но там сплю я!

Он молча подошел к стенному шкафу, неторопливо повесил пальто и, обернувшись, встретился с Грейс взглядом. Темные глаза его загадочно блестели — безжалостным ледяным блеском, поспешно уточнила она про себя. И она еще вообразила, что заметила в них какой-то теплый отсвет — вот дура!

— Ну, если хозяйская спальня занята, тогда, может быть, подберете мне комнату с окнами на юг?

— На ю-юг? — недоверчиво протянула Грейс. — Не боитесь, что ваше ледяное сердце растает?

На миг воцарилось напряженное молчание. Дэвид Бертон пригвоздил ее к месту гневным взглядом, но, к величайшему своему разочарованию, Грейс чувствовала, что даже сейчас, по-настоящему разозлившись, он не доставит ей удовольствие — не выйдет из себя. А в следующий миг взгляд его осветился иными красками: в нем появилось тепло… чувственность…

Господи, о чем она только думает! Он же подлый стервятник, черт его побери!

— Понимаю, что для вас это не слишком удобно, миссис Бенедикт. — Невозмутимый голос его разорвал тишину, едва не заставив Грейс подпрыгнуть. — Я постараюсь не причинять вам излишнего беспокойства.

Грейс плотно сжала губы, злясь на Дэвида Бертона, а еще больше — на себя за то, что позволила этому бесчувственному роботу на мгновение влезть к ней в душу.

- Вы, должно быть, шутите!

- Полагаете, я готов доставлять вам неприятности ради развлечения?

Грейс выдавила презрительный смешок.

— Не сомневаюсь. Но я не об этом. Неужели вы всерьез думаете, что я соглашусь остаться с вами под одной крышей? — Она решительно затрясла головой. — Ни за что, сэр! Ни на один час — не говоря уж о двух неделях!

Бертон сунул руки в карманы. Ноздри его слегка раздувались, но больше он ничем не проявлял своего гнева.

— Что ж, как пожелаете.

Перед глазами у Грейс поплыли алые пятна.

— Вам, похоже, нравится вышвыривать людей из их собственных домов!

Он иронически приподнял брови, словно спрашивая: «Чьих-чьих домов?»

— Мы договорились, что я могу остаться еще на две недели!

— А я и не просил вас уезжать, миссис Бенедикт.

— Чертовски верно! Грейс скрестила руки на груди и уставилась в стену — на этого мерзавца она старалась не смотреть, опасаясь, что не выдержит и набросится на него с кулаками.

— Так что за игру вы ведете? Нет, вы не заставляете меня убраться — просто вселяетесь в дом, прекрасно зная, что я здесь с вами не останусь! — Грейс сжала кулаки. У нее чесались руки от желания врезать мистеру Дэвиду Бертону по его наглой невозмутимой физиономии. — Гениально придумано! Скажите мне только одно, мистер Бертон: неужели вас настолько обуяла жадность, что вы и нескольких дней не в силах подождать?

Он не отвечал. Посмотрев на него, Грейс заметила, что загорелое лицо его потемнело от гнева, ноздри раздуваются как капюшон у кобры — но выражение лица оставалось спокойным и непроницаемым, словно у бронзовой статуи.

— Несколько нескончаемых секунд длилось молчание, и Грейс невольно вздрогнула под пронзительным взором сощуренных глаз Дэвида Бертона.

— Что ж, миссис Бенедикт, — произнес он наконец размеренно и холодно. — Я вас не задерживаю.

—

Женщина, впустившая Дейва в дом, уставилась на него так, словно не ожидала столь явного приглашения убираться. По совести сказать, он и сам от себя такого не ожидал. Успех его дела зависит от того, согласится ли Грейс Бенедикт на его предложение. Она не должна уезжать, не выслушав его. Дейв ей не позволит.

Огромные зеленые глаза моргнули раз, другой… Дейв понял, что Грейс из последних сил сдерживает слезы, и мысленно выругался. Он не думал, что будет так тяжело. Ему редко приходилось иметь дело с людьми — обычно Дэвид Бертон лишь подписывал чеки, а проблемы с «человеческим фактором» утрясали его адвокаты.

Давным-давно он отказался от человеческих чувств. Отгородился от мира никчемных неудачников, с которыми ему приходилось иметь дело, глухой непроницаемой стеной. Слишком жив был в памяти Дейва пример родителей, их жалкого полунищенского существования, наполненного самоотверженными заботами о чужих — и чаще всего неблагодарных — людях. Дейв знал, что унаследовал родительские гены: он может стать таким же слюнтяем, как отец и мать, — если позволит себе расслабиться. Вот почему много лет он закалял свое сердце, приучая его к непроницаемости и холодному равнодушию.

Губы у Грейс задрожали — и Дейв ощутил непрошеный укол сострадания. Сам не понимая почему, он не мог оторвать глаз от ее вздрагивающих губ. Грейс закусила губу и торопливо зашагала прочь — а он все смотрел ей вслед, не в силах понять, почему горе какой-то жалкой неудачницы всколыхнуло в нем непривычные чувства.

Она исчезла в глубине дома. Дейв недоуменно нахмурился — ему-то казалось, что Грейс побежит в спальню собирать чемоданы. В особняках богачей спальни обыкновенно расположены на втором этаже. Туда ведут внушительные лестницы — точь-в-точь как та, что сейчас у него перед глазами: широкая, сверкающая мрамором и позолотой, устланная пушистым восточным ковром, чьи глубокие тона контрастируют с блеском навощенного паркета.

Быть может, миссис Бенедикт мчится к задней двери, чтобы прыгнуть в машину и раствориться в тумане? Не лучше ли пойти следом? Дейв не собирался обращаться к частным сыщикам, чтобы разыскивать упрямицу, предпочитающую скорее броситься в пасть льву, чем провести ночь с ним под одной крышей.

— Плевать мне на то, что вы предпочитаете, леди! — пробормотал он и, шумно ступая, поспешил за ней.

Скоро Дейв понял, что первое предположение его было неверным — из-за поворота коридора доносились голоса. Два женских голоса. Один — взволнованный и расстроенный — несомненно принадлежал зеленоглазой миссис Бенедикт; в другом звучала материнская забота.

— Грейси, милая, куда же мы поедем? Ты же знаешь, система отопления в моей новой квартире будет готова только в начале февраля.

Почти через две недели! Нельзя же в такой холод жить в неотапливаемом доме!

- Тогда поедем в гостиницу! — со слезами в голосе воскликнула Грейс.

- А деньги? — Наступило молчание; затем послышался тяжелый вздох. — Сама знаешь, пытаясь спасти твое дело, мы потеряли и мои… — Женщина умолкла, не окончив фразы.

- Тетя Хетти, что же нам делать?.. — простонала миссис Бенедикт.

Дейв услышал все, что хотел. Итак, ехать маленькой миссис Недотроге попросту некуда. Волей-неволей придется остаться, как бы это ее не… А, черт, да с какой стати «бессердечному стервятнику» беспокоиться о чьих-то переживаниях?!