— Ты мне, Саня, вот что скажи, — брат Николай, выпив вторую рюмку водки, что ровно вдвое превышало его месячную норму, становился невыносимо нудным. — Вот чем ты отличаешься от обыкновенного старорежимного буржуя?

— Я вообще на него не похож! — возмутился Александр Фёдорович.

— Ну как же… во фраке в театр ездишь?

— Езжу.

— На своей машине?

— Ну…

— Вот тебе и ну! А ещё с Коневым шампанское пил два раза.

Председатель почесал в затылке. Действительно, что-то нынешний образ его жизни никак не вписывался в марксистскую теорию. Но на выручку пришёл старший сын, по праву студента, сидевший за столом. Он снял с полки толстую книгу в красной обложке.

— Нет, пап, всё нормально, как и говорил товарищ Сталин.

— А что он говорил?

— А то, что буржуазный капиталист за пятьдесят процентов прибыли пойдёт на любое преступление, за сто — вообще удавится, а нашего, советского промышленника и предпринимателя, даже полученные триста процентов не заставят усомниться в победе коммунизма. Наш миллионер не станет есть ананасы и рябчиков!

Александр Фёдорович оглядел нехитрую закуску на столе и погрозил брату кулаком:

— Понял? Не допущу в своём колхозе ревизионизма и оппортунизма.

Прохладное лето 34-го. Станция Бронная Гора.

Житие от Гавриила.

Не обращайте внимание на моё настроение — я просто устал. И физически — как никак проехали на ручной дрезине почти всю Белоруссию, и морально. Всё время куда-то бежим, торопимся, а толку? Опять опаздываем. На этот раз след Такса был утерян окончательно, даже хитрый приборчик Лаврентия Павловича виновато разводил стрелками и моргал экраном, смущённо признаваясь в своём бессилии нам помочь.

И что оставалось делать? Возвращаться домой, где обрадованный нашим появление шеф обязательно законопатит в такую дыру, что оттуда вовеки веков не выбраться без высшего на то соизволения? Не сомневаюсь, что именно так и будет, но одно дело — вернуться с Таксом и чувством выполненного долга, и другое — без того и другого. Нет, верю, что наш друг не может пропасть бесследно, надо только внимательно читать в газетах колонку происшествий и катастроф. Но когда это будет? Правда, товарищ Берия сделал кое-какие аналитические выкладки, согласно которым выходило, что наш Такс один раз в три дня влипает в историю мелкую, которая проходит почти незаметно для окружающего мира, и в три дня — во что-то глобальное, с разрушениями и жертвами. И потому скоро появятся известия о нём.

Ну что же, будем ждать. Вот только сидеть без дела скучно, а влезать во что-то…. Хватит непредсказуемых последствий! Вот кто знал заранее, чем обернётся прошлогодний отказ тонуть вместе с "Челюскиным"? Хотя, с другой стороны, всё обстоит не так уж плохо. Примером тому — мифическая "Пижма", в нашем мире просто выдуманная досужими журналистами, а здесь ставшая явью. Не знаю, существовали ли на самом деле всё эти люди, но в этой реальности высококвалифицированные специалисты, да ещё собранные в одном месте, пришлись как нельзя кстати.

И жизнь в Советском Союзе понемногу изменялась в лучшую сторону. Я не говорю о внешних атрибутах, таких как офицерские погоны и Патриарх на трибуне мавзолея во время первомайской демонстрации. Нет, я зрю в корень. РККА, недавно переименованная в СА, уже потихоньку начинала походить на настоящую. И дело не в перевооружении — новая техника существовала только в нескольких опытных образцах, а в том, что солдат начали обучать пользоваться старой. Да что техникой, даже стрелять научили.

И в деревне налаживалось. Может быть, причиной тому послужило созданное при Наркомате Обороны Управление Коллективных Хозяйств? Не знаю, из всех прелестей сельской жизни я хорошо изучил только самогоноварение. Чем заинтересовал товарищ Каменев председателей неизвестно, но по слухам показатели резко пошли вверх. Одно непонятно — показатели, это такие записи в отчётах и ещё графики с поднимающимися кривыми, да…. А почему жить-то стало лучше? Лаврентий пытался объяснить, но не преуспел. Ну что делать, если не даётся мне экономика.

Наука…, хм, в ней я тоже не слишком силён, хотя, как уже упоминал ранее, косвенным образом являюсь одним из отцов-основателей Академии Наук. Наверное, тоже развивается, если высшее образование сделали бесплатным и альтернативным. В том смысле, что учись, пожалуйста, и на здоровье, но несданная сессия приравнивалась к фактам саботажа, а прогулы — к диверсионно-подрывной деятельности. Но осуждённых студентов не сажали, а в принудительном порядке присваивали квалификацию геолога и, снабдив рацией, ружьём, и сухим пайком на месяц, выбрасывали с парашютом где-нибудь над таёжной полянкой. Не обошлось, конечно, и без потерь — некоторые прижились у тамошних оленеводов, и ни о каком возвращении слушать не желали.

И неожиданно практика десантирования довольно быстро принесла свои плоды. Несколько счастливчиков, нашедшие перспективные месторождения, получили солидные премии, а остальные, закалённые многомесячными скитаниями — амнистию и предложение от Наркомата Обороны поработать в войсках инструкторами по выживанию в экстремальных условиях.

А мы оккупировали кабинет начальника станции, предъявив соответствующие моменту документы, и закрылись изнутри. И у нас тоже инструктаж проходит — мои коллеги напутствуют фон Такса перед ответственным заданием. Действительно, хватит ему на нашей шее сидеть, а не пошёл бы он в люди.

— А ну, попрыгай, — приказал генерал Раевский.

— Зачем, Изяслав Родионович?

— Разговорчики! — Изя пригрозил барону кулаком. — Положено так, и не нам менять устоявшиеся традиции. Это тебе не игрушки. Прыгай, давай… выше, дальше, быстрее…

Фон Такс несколько раз подскочил на месте. Лаврентий, как заправский портной орудующий иголкой над лежащей на коленях гимнастёркой, прислушался, склонив голову. Ничего не звякнуло и не стукнуло. Да и не должно было — баварец стоял в одних подштанниках, а бумаги с многословными инструкциями Изя примотал к его телу бинтами.

— Нормально, готов, — одобрил Берия протягивая барону форму. — Держи и запомни — в случае смертельной опасности укусишь воротник.

— Там ампула с цианистым калием?

— Нет, это маячок и генератор щита невидимости. Слабенький, правда, но пока работает, успеешь унести ноги.

— А зачем мне это?

— Не говорите глупостей, Эммануил. Мы вложили в вас столько труда, что уже жалко, если всё пойдёт насмарку из-за такой мелочи, как не вовремя вернувшийся из командировки муж.

— Чей?

— Найдёте чей! — отрезал Берия и уточнил: — Всё ясно?

— Так точно! Я должен подойти к Патриарху строевым шагом и доложить о своём желании вступить в православие….

— Креститься, — поправил Израил.

— Да, прошу прощения, креститься, — согласился барон. — А он мне даст рекомендацию? Или это только в партию нужно? Но я не хочу в партию.

Лаврентий Павлович приуныл и схватился за голову. Четыре дня разрабатывал для Советского Союза новую национальную идею, и всё без толку. Нет, толк будет, только как эту идею донести до Патриарха? Сколько можно объяснять баварцу, что Алексей Львович не упустит случая собственноручно обратить язычника из злокозненного католичества в нормальную веру? И сам всё сделает…, и крёстных найдёт, и предложит отметить приобщение к Светлой Стороне…. Вот тут, в соответствующей обстановке, и нужно подвести разговор к нужной теме. И передать некоторые бумаги.

— А ну-ка, Эммануил Людвигович, повтори персоналии.

Фон Такс чуть задумался, а потом принялся перечислять, загибая пальцы: