— Циолковский, Кибальчич, фон Браун, Королёв, Бриз…

— Постойте, первых троих уже давно в живых нет, а Королёв — это город в Подмосковье.

— Но у меня так записано.

Берия вопросительно посмотрел на Раевского. Тот развёл руками:

— Извини, но информация с твоего ноутбука…

— Да вы же не ту статью распечатали!

— Ну и что? Товарищ Сталин разберётся. А что плохого, если здесь в космос полетят не в шестьдесят первом, как у нас, а в пятидесятом, как Бриз обещал?

— Подожди, это тот полковник, что пытается шмелей в военных целях использовать?

— Он, — Изяслав Родионович заглянул в бумажку, — только его фотографии в досье нет.

— А что есть?

— Особые приметы.

— Какие?

Раевский хмыкнул и склонился к уху Лаврентия. Тот выслушал с непроницаемым лицом, но потом удивлённо округлил глаза, и голосом, в котором определённо слышалась зависть, произнёс:

— Однако!

— Давайте быстрее, — поторопил я коллег, взглянув на часы. — Поезд с Патриархом уже должен быть в Барановичах, сейчас сюда приедет пара батальонов встречающих. А оно нам надо?

Дрогичин. Вечер следующего дня.

Сталин аккуратно положил на край стола стопочку листов и потянулся за трубкой. Ему нужно было время на обдумывание прочитанного. А тут было над чем поломать голову. Любого другого человека с такой информацией Иосиф Виссарионович сразу бы направил на обследование к психиатрам, но товарищ Акифьев, которого знал уже почти год, пустыми прожектами не увлечётся. Значит тут что-то есть. Должна непременно быть какая-то выгода в проекте, на первый взгляд сулящем одни только убытки. Но где только? Он неторопливо разломил над пепельницей папиросу, забил табак, прижимая его большим пальцем и закурил, выпуская дым к высокому потолку.

Алексей Львович, сидящий напротив в глубоком кресле, оставшемся от прежних хозяев имения, каких-то польских графьёв, не торопил, осторожно прихлёбывая кагор из чайной чашки тонкого ленинградского фарфора. Собственно, может быть, и не стоило заводить разговор именно сегодня, но вчерашний крестник был так убедителен…, чёрт баварский.

— А что Вы думаете по этому поводу, товарищ Акифьев? — спросил Сталин, указав черенком трубки на собеседника, будто в кабинете ещё кто-то находился.

— Я? — уточнил Патриарх, затягивая ответ. — Я поддерживаю.

— Вот как? А на какие, позвольте узнать, средства? Нет у нас денег на космические полёты, Алексей Львович. Это только прекраснодушные мечтатели вроде Уэллса или Толстого могут запускать туда энтузиастов-одиночек. Я что, не понимаю, что здесь должно работать всё государство? А оно до сих пор с голой задницей бегает, извините за грубость. Даже нормальную медицину не можем себе позволить. Читали вчерашнюю "Правду"?

— Нет, а что там?

— Вот, полюбуйтесь, — Иосиф Виссарионович взял со стола газету и протянул Патриарху. — На четвёртой странице. И ведь это, буквально, у нас под носом творится.

Акифьев водрузил на нос очки в золотой оправе, извлечённые из кармана парадной рясы, и прочитал вслух:

— Врачебная ошибка в Барановичской районной больнице. И чего там?

— Читай-читай, — перешёл на "ты" Сталин.

— Да там дальше мелко…. Ага, вот оно…. Дежурным врачом Ольгой Тониной при проведении операции по удалению аппендицита случайно произведена кастрация жителя города Барановичи Ильи Новодворского. Возраст и причастность пострадавшего к террористическим организациям уточняются…, - Алексей Львович вернул газету. — И что?

— И ничего…. А ты в космос собрался.

— Так не завтра же.

— А когда?

— Да хоть никогда.

— Поясни, — потребовал Иосиф Виссарионович.

— Запросто. Вот давай с тобой рассмотрим коммунизм не с точки зрения исторического материализма, а с обычной, сермяжно-философской. Вот что он из себя представляет? А представляет он стремление человека к идеальному обществу, где каждому воздастся по труду его, и каждый будет вознаграждён по потребности. Так? Так!. А пока мы мужественно преодолеваем трудности, несомненно временные, но обязательно преодолеем. И вот тогда…, - Акифьев сделал паузу, ожидая реакции Сталина.

— И что тогда?

— А ты не задумывался, Иосиф Виссарионович? Вот скажи, кто будет определять при наступлении коммунизма меру человека, его достойность, заслуги в конце концов?

Вождь глубоко затянулся, что с ним случалось не часто, и встал с кресла. Прошёлся по кабинету, в раздумье разглядывая цветные гобелены на стенах. Так далеко в будущее он не заглядывал. И конечно же не верил во врождённую, или даже приобретённую честность и добропорядочность. И вопрос поставил его в тупик.

— Дальше пожалуйста, Алексей Львович.

— Вот и переходим к сути вопроса. Но сначала ответь на другой — что есть первостепенная задача истинно верующего человека? Правильно, построить Царство Божие на земле. И пусть сейчас мы преодолеваем искушения и соблазны, но они временны, а потом каждому воздастся по делам и грехам его. И Господь будет определять достойных. Улавливаешь аналогию?

— Ты хочешь сказать что…?

— Именно! Коммунизм — суть высшая степень развития любви к богу. И каждый шаг в его сторону приближает нас к торжеству….

— Коммунизма?

— Царства Божьего! И, соответственно, наши противники — богомерзкие еретики и пособники нечистого.

Дымящаяся трубка с негромким стуком упала на столешницу, разломившись у самой чашки, оттуда срикошетила на ковёр, чуть не устроив пожар, но Сталин только затоптал сапогом тлеющий уголёк, не торопясь поднимать обломки. Даже его искушённая в политической борьбе натура требовала некоторого времени на усваивание новой теории. А портрет Карла Маркса на стене как-то спал с лица и отвернулся. И только с иконы из-за спины Иосифа Виссарионовича одобрительно улыбался Михаил Архангел, показывая поднятый вверх большой палец.

— Подожди, товарищ Акифьев, а как это относится к космосу?

— Что тут непонятного? Человек должен стремиться к богу?

— Согласно последним постановлениям партии и правительства — должен, — подтвердил лучший друг советских священнослужителей.

— Вот! И потому лучшие представители будут отправлены к нему на личную встречу. Чего так удивляешься? Нет, я имел ввиду не расстрелы, а космические корабли.

— Так их у нас нет.

— Ну и что? Будем пока проводить подготовительную работу, составим планы, проработаем кодекс строителя космонавтики.

— Как-то не по-русски звучит, — поморщился Сталин.

— Пусть будут называться звездопроходцами, не в этом суть. А в том, что мы сразу зададим высокую цель, к которой будут стремиться и будущие поколения, и наши современники.

— А сейчас не стремятся?

— А сейчас нет. Разве что теоретически. Где коммунизм и где нынешняя жизнь? А звёзды…, а вот они, только голову подними. И главный стимул — туда можно попасть при жизни

Иосиф Виссарионович опять прошёлся по кабинету. Картина перед глазами вырисовывалась заманчивая. И что интересно — вполне осуществимая. Русский народ всегда с удовольствием брался за безнадёжные задачи и умудрялся решать их с минимальными для себя потерями. И всегда вопреки здравому смыслу.

А тут одни сплошные выгоды для государства. Во-первых, появляется замечательная возможность ткнуть интеллигенцию, преимущественно творческую, мордой об стол. Что вы, господа-товарищи, сделали для того, чтобы народ быстрее пришёл к коммунизму? Ах, вы писали про кареты на эллиптических рессорах? Тогда извольте взять в руки топор и пилу, и отправиться в вятские леса заготавливать топливо для будущих космических кораблей. Что говорите? Ракеты будут летать на керосине? Возможно…. Но пока потренируемся на дровах.

А потом…, что потом? Нет, сначала проведём соответствующую разъяснительную работу, создадим образ советского человека стремящегося к звёздам. А кто туда не хочет, тот козёл! Хотя об этом в газетах писать не стоит, не поймут. Но денег на программу всё равно придётся сколько-нибудь выделить, ещё бы знать где их найти.