—  Князь, молю о милосердии.

Михаил долго пристально смотрел на него, пока Алекс сидел, застыв и протянув руки. Глаза младшего брата были полны боли. Забери меня домой, Миша. Я хочу домой. Мне нужна моя семья. Мне нужна кровь моих доноров. Прошу тебя, не оставляй меня вот так.

Слегка качнув головой, так, что этот отказ был еле заметен, Михаил перекрестил и благословил Алекса.

— Да пребудет с тобой Господь, братишка.

А в следующий миг уже исчез.

— Как я буду кормиться? — заорал Алекс ему вслед. — Что, черт побери, мне теперь делать?

Чуть позже понял, что именно. Он поднялся по лестнице, шаркая ногами, как старик. Несомненно, Хелена гадала, что там за крики. Ее рабочий кабинет находился слева от двери в подвал, но самой девушки внутри не было. Не желая вторгаться в ее личное пространство без разрешения, мужчина остановился на верхней ступеньке и постучал в открытую дверь. Собака девушки сбежала по лестнице, чтобы попросту облаять Алекса.

Мужчина поморщился от этого режущего по ушам звука.

— Шшш.

Немного погодя вслед за собакой спустилась и Хелена. На ней был спортивный костюм, в руке она держала ведёрко с шоколадным мороженым. Под глазами залегли тени. Девушка искоса взглянула на него, оценивая позу и внешний вид, а потом сосредоточила взгляд на точке у него за спиной. Она на него даже не смотрела.

— Тебе что-то нужно?

— Нет. Да. — Внезапно почувствовав холод, Алекс плотнее завернулся в накинутый на плечи спальный мешок и поморщился от боли. Потом спустился на ступень ниже, чтобы оказаться на одном уровне с Хеленой. Он был не просто ходячим куском говядины, дрожащим всем телом и носящим вместо одежды оранжевый спальный мешок, он был к тому же скукоженным куском говядины.

— Михаил ушел. И оставил меня здесь.

Глаза девушки округлились.

— Почему?

Алекс вздохнул, подыскивая слова.

— Он… Он хочет, чтобы я… сам отвечал за свои ошибки. Но я пообещал тебе, что уйду, и я сделаю это. Я просто хотел спросить, ты не возражаешь, если я проведу в твоём подвале еще два-три дня? Я еще не набрался достаточно сил, чтобы уйти.

Она поджала губы. Ясно, она уже обрадовалась, что он уберётся восвояси, и теперь пыталась сообразить, как пережить эти дни.

— Но если тебя это не устраивает, я… — Что, черт возьми, он будет делать? Да ладно, справится. Как-нибудь. Найдет самую захудалую гостиницу на земле со слепым менеджером. Обычно он мог перевоплотиться, но в таком ослабленном состоянии слишком трудно будет создать даже самую простую иллюзию. Всё, что ему нужно, так это пару дней питаться до отвала. Только так можно было бы излечиться.

Словно читая его мысли, Хелена спросила:

— Что ты будешь есть без Михаила?

Алекс замялся.

Хелена сделала шаг назад.

— Не тебя! — крикнул Алекс, напуганный также как и она. Скалли оборонительно прижалась к её ногам. Мужчина вдруг отметил, что Скалли была не такой уж и маленькой псиной.

— Почему ты так смотришь на мою собаку?

Алекс сглотнул.

— Уясни: я не собираюсь есть ни тебя, ни твою собаку. — Возможно, чью-то ещё…

— А что ещё тебе остаётся, если не можешь выйти из дома?

— Я не сказал, что не могу выходить. Я просто не могу показаться на глаза людям, понимаешь? Аэропоты. Агентства по прокату машин. Я не смогу сделать этого ещё пару дней.

Голосом, полным отвращения, Хелена спросила:

— Что ты собираешься есть, Алекс?

— Все что смогу, — ответил он. Вот она, правда, как того и хотел Михаил. Он был чудовищем. Чудовища не могли заказать себе еду по телефону, когда плохо себя чувствовали. Ночами он будет пошатываясь рыскать по округе, совсем голый, потому что не мог надеть одежду на свою израненную плоть, и в этом богом забытом, но процветающем долбанном лесном городишке он будет рад всему, у чего бьется сердце. Собаке, кошке, еноту, крысе, мыши, птице — всему, что сможет найти. Тем более людям, если получится. Но это будет лишь случайной встречей, потому что он слишком слаб, чтобы загипнотизировать их или побороть силой.

— Решил сожрать моих соседей? — Девушка клацнула зубами.

— О, Боже. — Слишком устав, чтобы продолжать стоять, Алекс сполз по стене, присел на верхнюю ступеньку подвальной лестницы и оказался как раз в самой тени. — Мы не убиваем, когда кормимся. Ты знала?

Хотя, мелкие создания действительно умирали, но ей совсем ни к чему было этого знать. Он даже думать об этом не хотел. Его челюсти сжались от отвращения, когда он представил, каково это — пить кровь крысы.

Хелена покачала головой.

— Откуда мне знать весь этот бред?

— Значит, ты думала, что Михаил уходил на охоту и убивал? Разве в местных новостях сообщали о трупах, разбросанных по всему вашему городишке?

Она снова покачала головой, но на сей раз приподняла подбородок.

— Твой брат не оставил бы следов. Не тот тип.

Алекс уловил намек.

— В отличие от меня?

Неожиданно ядовито Хелена процедила сквозь зубы:

— Ты оставляешь следы повсюду.

Слова задели его, но он не знал, что возразить. Вместо этого он вернулся к тому, с чего начал.

— Я, моя семья, все приличные вампиры, питаются одним из двух способов. Мы либо охотимся, то есть выпиваем пинту или две из ничего не подозревающей жертвы и отпускаем её, либо обращаемся к добровольным донорам.

— Добровольным? За деньги?

— За удовольствие.

Хелена также как и он сползла на пол у противоположной стены коридора. На её лицо падал дневной свет стоящей в кабинете лампы. Стены в коридоре были белыми. Ковёр был белым. Её спортивный костюм тоже был белым. Она жила в незапятнанном мире.

Девушка склонилась вперед, щеки её побледнели, голубые глаза стали холодны также, как у Михаила.

— Ты пил мою кровь, когда мы в первый раз занимались сексом?

— Да.

— Я знала. — Ее губы скривились от отвращения. — Когда я испытала оргазм, так?

Он кивнул.

— В момент, когда я была наиболее уязвима, когда доверилась тебе, ты напал на меня.

— Кормление — это не нападение. Это обмен.

— Лично для меня это было каким-то странным, односторонним видом обмена.

— А ведь ты совсем не возражала. Даже смею предположить, что в тот момент ты испытала сильнейший оргазм за всю свою жизнь.

— Дело не в этом. Дело в том, что я не позволяла тебе делать ничего подобного.

— Разве я спрашивал разрешения на то, чтобы поцеловать тебя, пригласить на ужин… трахнуть?

— Прошу прощения, но думаю, что пить мою кровь — это немного другое.

— Ну, а я так не думаю! — Алекс чувствовал себя дерьмом. Снаружи и внутри. Он родился кровососом. И он никогда не пытался защищать свой образ жизни. Не приходилось. Но здесь, перед Хеленой, когда она строила из себя долбанную мученицу Жанну Д’Арк, это казалось непростительным.

— Я хотел тебя. Всю. И не мог брать по частям. Ты ведь тоже этого хотела. Ты умоляла.

— О да, это моя вина! Оказывается, я же сама тебя попросила.

— Я хищник. Я улавливаю сигналы.

— Должно быть, это очень удобно — быть хищником среди нас, глупых овец. Ты можешь делать все, что захочешь, и брать всё, что захочешь.

— Такой уж я есть. — Ему было труднее сказать это, чем ей — услышать. Каждое слово Алекса становилось очередным гвоздём, вбиваемым в крышку его гроба.

— И ты очень опасен! — Хелена вскочила. По девушке было видно, что она готова подойти и расквасить Алексу лицо, хоть дальше уже и некуда.

— Хелена Макаллистер, клянусь всем святым, я никогда не причиню тебе вреда, разделяя твою кровь. Я никогда не осушу тебя досуха, никогда не заражу тебя никакой болезнью, не сделаю тебя вампиром, рабыней, матерью, если это то, чего ты боишься.

Задрожав и стиснув кулаки, она едва удержалась от того, чтобы ударить Алекса. И он точно знал, что девушка не сделала этого скорее из отвращения, чем из милосердия к нему.

Следующие слова Хелена адресовала ковру:

— Ах, ты клянешься? Так скажи-ка мне, что для вампирасвято?