— Либби, в городе идет хороший фильм.

— Какой? — Он назвал, и оказалось, что именно этот фильм они собирались посмотреть при первой же возможности. — Мне хотелось бы сходить на него, — сказала она.

— Тогда одевайся и поедем.

Она постояла немного и затем пояснила:

— Хочу, чтоб ты понял раз и навсегда. Мне бы хотелось, чтобы мы остались друзьями, но не может быть и речи о нашей помолвке.

Вне всякого сомнения, Либби приняла твердое решение, и он произнес успокаивающе:

— Я люблю тебя, Либби, и буду рядом с тобой по первому твоему зову, но до этого позволь мне видеть тебя, хотя бы изредка. Клянусь, что не буду тебе досаждать.

Она надела жакет, и они отправились в кинотеатр. После сеанса Ян приехал к ним на кофе. Вернувшись из клуба, Мэйсон с доктором Элмсом застали их у камина в гостиной за обсуждением фильма.

Либби заметила, как просветлело лицо дяди, и почувствовала себя виноватой, поскольку для этого у него не было никаких оснований. Ей понравилось, как она провела вечер. Снова и снова она мысленно возвращалась к Адаму, с нетерпением ожидая вторника, когда вновь увидится с ним, и губы у нее невольно расплывались в улыбке. Однако Ян понимал, что улыбка эта предназначалась не ему. Либби налила всем по чашке кофе и потом пошла проводить Яна до двери.

— Ты завтра придешь к нам? — спросил он. Почти с первых дней знакомства они проводили все воскресные Дни вместе, то у Либби, то у Яна. — Мама ждет тебя.

— Ян, а они знают?

— Что я сделал тебе предложение? Знают, что я собирался, но не знают, что я сделал его.

Это произошло спонтанно. Он сделал бы это гораздо раньше, но что сделано, то сделано. Он полагал, что в создавшейся ситуации его родители вряд ли могли чем-либо помочь. Особенно мать, которая, узнав об этом, устроила бы сцену в старом духе. Ей нравилась Либби. Она с удовольствием взяла бы ее в снохи, но ей и в голову не могло прийти, что Либби не примет с удовольствием обручальное кольцо, как только Ян будет готов ей его предложить.

— Так я заеду за тобой около одиннадцати, — подытожил он.

— Хорошо.

Он нагнулся и поцеловал ее в щеку после того, как она сказала ему «до свидания», и она закрыла за ним дверь.

Ян приехал за ней на следующее утро, и они отправились к нему домой. Это был приятный просторный дом, обустроенный в современном стиле, с плавательным бассейном в углу внутреннего дворика. Он отличался современным дизайном и интерьером.

Либби всегда с удовольствием приходила сюда. После хаотичности «Грей Муллионса» этот дом был чем-то из области фантастики. Все здесь было рационально, экономично, управлялось с помощью кнопок, в таком доме, как этот, можно было получить любую услугу. Ей нравились и родители Яна, который был так на них похож. От отца он перенял серьезное выражение лица и основательность, а от матери — цвет и разрез глаз. Это были приятные и душевные люди, которые всегда с таким радушием принимали Либби, что она чувствовала себя у них непринужденно и счастливо.

За обедом, в то время как госпожа Блэйни мило болтала о делах на прошедшей неделе и расспрашивала Либби, чем она занималась эти дни, Либби постоянно ощущала на себе взгляд Яна.

— Ничем особенным, — отвечала она. — Мы ходили в театр, правда, Ян, а также в гости к Сью и Биллу.

И Адам. Она познакомилась с Адамом. Именно об этом подумал Ян. Повинуясь неожиданному порыву, она чуть было не рассказала им об этом, но госпожа Блэйни начала делиться впечатлениями о платье, которое купила в среду и которое стоило целое состояние. Она все еще оставалась под сильным впечатлением от этой покупки.

— Но оно действительно шикарное, не так ли, Роб? Оно сделано из тяжелого шелка моего любимого голубого цвета и выглядит очень элегантно.

— Вы должны мне его показать, — по инерции откликнулась Либби.

— Обязательно, — заверили ее.

Сразу же по окончании обеда мать Яна повела ее наверх. Платье висело на фронтальной вешалке встроенного шкафа. Госпожа Блэйни взяла его и держала перед собой так, чтобы Либби могла оценить все его достоинства. Она заверила хозяйку, что оно, несомненно, стоит уплаченных за него денег, и даже больше того. Вдруг госпожа Блэйни улыбнулась заговорщически и, блестя от возбуждения глазами, подобно ребенку, которому не терпится поделиться своим секретом, произнесла почти шепотом:

— У меня есть кое-что и для вас. Посмотрите сюда, — позвала она и чуть ли не вприпрыжку поспешила к сундуку из кедрового дерева, стоявшему около кровати. Подняв крышку, она извлекла из тонкой оберточной бумаги белое испанское покрывало из тончайших кружев с филигранной отделкой, при виде которого Либби непроизвольно воскликнула:

— О, какая прелесть! — И надо признать, оно действительно было превосходно.

— Роб привез мне его из Испании много лет тому назад. Я даже не знаю, по какому случаю могла бы его когда-либо надеть. И вот вчера, разбираясь в этом сундуке, я совершенно случайно наткнулась на эту вещицу и подумала: «Так из нее же может получиться прекрасная свадебная фата!» — Держа вуаль кончиками пальцев, она примерила ее к голове Либби и развернула ее лицом к зеркалу, чтобы та могла посмотреть на свое отражение. В зеркале отразилось также лицо матери Яна, светившееся от восторга.

— Оно прекрасно, — повторила Либби и затем, в отчаянии, продолжила: — И ваше платье тоже. Думаю, вы правильно сделали, что купили его.

Госпожа Блэйни тоже так считала, но была несколько разочарована тем, что Либби отнеслась к вуали с одинаковым энтузиазмом. Она сложила ее и положила обратно в сундук. «Надеюсь, все будет хорошо», — подумала она.

Грэм Мэйсон не поднимал больше вопрос об Адаме Роско, и жизнь в последующие дни протекала размеренно и счастливо, по крайней мере внешне.

Не далее как утром во вторник он вдруг осознал, что не может ни отложить свою командировку в Америку, ни послать туда кого-нибудь вместо себя. Поездка была чрезвычайно важной и неотложной, и надо же было такому случиться, что приходилось уезжать как раз в такой момент, когда впервые в жизни он не был уверен, что Либби не наделает глупостей, если он оставит ее одну.

Он сообщил ей об этой поездке в понедельник вечером.

— У меня для тебя есть небольшая работа, — обратился он к ней с просьбой, — помоги мне упаковать вещи. В конце этой недели я лечу в Америку.

В последний раз он уезжал из дому довольно давно, так что это оказалось для Либби довольно неожиданным.

— Везет же тебе! — сказала она с улыбкой. — Полагаю, что меня с собой ты взять, конечно, не можешь?

— А хотелось бы?

— Спрашиваешь!

Он не мог взять ее с собой. Поездка была сугубо деловой. И он очень сожалел, что не может этого сделать.

— В другой раз, — пообещал он, — возьму обязательно.

— Ловлю тебя на слове.

— А без меня…

— Да?

— Не слишком часто встречайся с Роско. — Казалось, лицо Либби стало еще более бледным и осунувшимся, и он добавил: — Я не приказываю, а советую.

— Ты совсем не знаешь Адама.

— Советую, Либби.

— Ему даже не было предъявлено обвинение по поводу той кражи со взломом, — сказала она протестующе.

— Хорошо, давай забудем об этом. Ты же знаешь, как я к этому отношусь.

Она вздохнула: конечно, знала.

— Передавай Диплокам большой привет, — сказала она.

Это были его друзья, с которыми он ужинал сегодня вечером. Он ответил, что передаст.

Садясь в машину, Мэйсон подумал: «Завтра надо обязательно позвонить Селвину, отменить партию в гольф и узнать, смогли ли они что-нибудь накопать из прошлого этого Роско».

Было уже семь часов, и Либби собиралась на встречу с Адамом. Еще ни разу в жизни она не была так взволнована перед свиданием, как сейчас. Она надела платье из розового шелка, без рукавов, строгого покроя, а поверх — замшевый плащ такого же маркого цвета.

Она не сказала Эми, куда направляется, а та и не спросила ее об этом. Ехала быстро, но осторожно, напевая себе под нос в такт музыке, раздававшейся из авторадиоприемника, то и дело морщась от яркого света встречных машин.