Хотя на улицах было полно народу, магазины были уже закрыты. Она увидела Адама и помахала ему рукой, проезжая мимо, а затем без особых трудностей припарковалась в первом же боковом переулке.

Он шел следом за машиной и догнал ее в тот момент, когда она искала свою сумочку, чтобы слегка поправить прическу.

— Я не опоздала?

— Как раз вовремя.

— Рада тебя видеть. — Это было действительно так. О, как же она была рада! Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до него, взлохматить ему волосы или стряхнуть пылинки с его куртки. Она выскочила из машины и закрыла ее на ключ. — Что будем делать? — спросила она.

— Можно пойти послушать какой-нибудь джаз. Тебе нравится джаз?

— Я мало что о нем знаю, но давай послушаем немного.

Джаз-клуб назывался «Серебряная труба» и не представлял из себя ничего особенного. Когда-то здесь была часовня, затем склад, а потом помещение пустовало в течение многих лет, покуда пара предприимчивых молодых людей не купила его и не превратила в джазовый центр. Иногда здесь собирались битники, проводились концерты поп-музыки и народных песен, а сегодня вечером здесь выступал только джаз, и на маленькой сцене находилось четверо парней: пианист, ударник, контрабасист и тромбонист и саксофонист в одном лице. Они исполняли странную, вызывающую непонятный дискомфорт музыку.

Можно было даже танцевать, хотя бы теоретически, здесь был крошечный танцевальный зал. Но сегодня публика только слушала, не танцевала. Можно было и перекусить. Повар был итальянец, поэтому фирменным блюдом были спагетти по-болонски, а если оно не нравилось, можно было заказать спагетти с чем-нибудь еще. Ну а если спагетти вообще не нравились, можно было спуститься вниз по улице в магазинчик, где продавали рыбу с жареным картофелем, и принести это кушанье с собой.

Официантка приняла заказ и сообщила:

— Ник будет через минуту.

— Кто такой Ник? — поинтересовалась Либби.

Девушка, похоже, удивилась:

— Вы не знаете? Я думала, вы пришли послушать Ника, как и все здесь присутствующие.

В это время на сцену вышел высокий, стройный мужчина, чернокожий, с белыми как снег зубами. Ник — а это был он — поднес свою трубу к губам. К этому моменту раздавались лишь размеренные, монотонные удары барабана и приглушенные аккорды пианино. Затем вступил саксофон, а следом — труба. Именно звуки трубы, чистые и уверенные, царили над всеми остальными, достигая почти невероятной чистоты.

Все сидели затаив дыхание, забыв обо всем на свете, не говоря уже о тарелках со спагетти, которое остывало у них на столах. Они внимали серебряным звукам трубы, не отрывая глаз от чернокожего молодого человека, раскачивающегося из стороны в сторону, словно он стоял на вершине холма, сопротивляясь упругому, сильному ветру.

Когда замерли последние отзвуки трубы и он вытер со лба бисеринки пота, в зале началось настоящее столпотворение. Все зааплодировали, стуча ладонями по крышкам столов, хлопая в ладоши, говоря друг другу, что Ник — величайший из самых выдающихся музыкантов. И в этом не было ни малейшего преувеличения. Разве он не был самым-самым?

— Ну, — спросил Адам, — тебе понравилось?

— Думаю, да. Признаться честно, не знаю. Ничего подобного до этого я не слышала. Более того, никогда не бывала в такого рода местах.

Никки спустился в зал, шел между столиками, останавливался, чтобы перекинуться парой слов с одними, отпустить остроту в разговоре с другими, но когда он подошел к Адаму и Либби, на его симпатичном лице вместо обычной вежливой улыбки появилось выражение искренней радости, словно они с Адамом были давними хорошими знакомыми.

— Рад тебя видеть, дружище, — приветствовал он его мягким, сочным голосом, в котором ощущалась медлительность речи уроженца южноамериканских штатов. Он поглядел на Либби, когда Адам представил ее, и она заметила удивление на его темном подвижном лице. — Приятно с вами познакомиться, й-а надеюсь, вам понравилась музыка. — Затем он перенес на Адама взгляд своих огромных черных глаз, в которых можно было прочесть понимание, граничившее с одобрением, и намек на опасение. — Дружище, о, дружище, — спросил он своим хрипловатым голосом, — знает ли она о тебе хоть что-нибудь?

Они расстались с Адамом около ее дома незадолго до полуночи. Полоска света из-под кухонной двери показывала, что Эми еще не спит. Не успела Либби открыть дверь, как ей навстречу бросился Каффа, а Эми, сидевшая у камина, повернулась к ней лицом:

— О, это ты? А я думала, это хозяин.

— Разве дядя Грэй еще не вернулся?

— Полагаю, должен быть с минуты на минуту.

— Почему ты не в постели, Эми? — спросила Либби, входя на кухню. — Уже так поздно.

— Я вздремнула. Ты была с ним?

— Да.

Очевидно, Эми не была расположена к продолжению разговора. Она встала, взяла книгу с очками, и Либби сообщила ей:

— Мы были на концерте, довольно своеобразном.

— Да? — безо всякого интереса спросила Эми. — Судя по всему, приехал хозяин.

Каффа промчался через весь холл и остановился перед входной дверью, молотя во все стороны хвостом, в ожидании хозяина. Либби поспешила следом, в то время как Грэм Мэйсон входил в дом, открывая замок своим ключом.

Обменявшись несколькими ласковыми словами, они пожелали друг другу спокойной ночи, и Либби, только оказавшись в своей спальне и сбросив с ног туфли, почувствовала, как сильно устала. Вечер оказался что надо! Она не могла запомнить музыку, в которой не было мелодии, в строгом смысле слова, чтобы ее можно было удержать в голове, но стоило ей закрыть глаза, как она снова погрузилась в море серебряных звуков, которые заставляли кровь пульсировать усиленным темпом.

По-видимому, Никки не зря называли величайшим музыкантом. Было видно, что они были с Адамом друзьями, но Никки ничего не рассказал ей об Адаме. После случайно вырвавшейся фразы: «Знает ли она хоть что-нибудь о тебе?» — он как воды в рот набрал.

— Что вы имеете в виду под «хоть что-нибудь»? — спросила она, но он не собирался вдаваться в подробности.

— Не обращайте на меня внимания, мэм, — ответил он.

— Вы давно знакомы с Ником? — обратилась она к Адаму.

— Довольно давно. Мы периодически встречаемся с ним то тут, то там.

— Откуда он родом? Что собой представляет?

— У него есть труба. В этом вся история его жизни. Все, что произошло с ним, случилось благодаря этой трубе. — Это вряд ли можно было назвать ответом, но когда ты слышишь, как он играет, перестаешь быть столь категоричным…

Грэм Мэйсон улетел в Америку в пятницу. Поэтому среда и четверг были заполнены хлопотами, связанными с подготовкой к его отъезду.

В четверг, когда к ним заехал Ян, они были уже более-менее готовы. Чемоданы были упакованы и взвешены, а Мэйсон у себя в кабинете проверял и перепроверял документы, которые он брал с собой. Услышав голос Яна, он вышел в холл, и Ян шутливо поинтересовался:

— Почему это наш бизнес не связан с увеселительными поездками, подобной этой?

— Увеселительные? — воскликнул Мэйсон с притворным негодованием. — Это рабочая поездка. Я был бы счастлив, если у меня будет хотя бы пять часов сна в сутки, не говоря уже о том, чтобы пошляться по городу.

— Надеюсь, со сном все будет в порядке? — многозначительно проговорила Либби, и дядя пристально посмотрел на нее, отчего она слегка покраснела и отвела глаза. Она понимала, что у него было бы гораздо спокойнее на душе, если бы она заверила его, что за время его отсутствия она не будет встречаться с Адамом.

В тот же вечер Ян пригласил ее на танцы, и во время одного из них он сообщил:

— Твой дядя попросил меня во время его отсутствия позаботиться о тебе.

— Но я не нуждаюсь ни в чьей заботе.

— А он считает, что нуждаешься. И я склонен думать так же.

Она произнесла твердо:

— Нет, Ян. Благодарю тебя, но не надо.

— Хорошо, но только помни, что я рядом.

Она еще раз поблагодарила его и отвела глаза так же, как сделала это в разговоре с дядей, поскольку заметила у Яна на лице боль, а ей так не хотелось этого видеть.