— Вот такая история, — закончил Николай. -

Правда, имена я мог и перепутать.

— Что ж, кажется, я понял твою мысль, — вздохнул Женька. — Это очень рискованно, но давай попробуем.

— Вот уж от Лося я такого никак не ожидал!

— Думаешь, я ожидал? Такой спокойный, надежный парень…

— Ты хоть спросил его перед смертью, почему он это сделал?

— Спросил, конечно. Ты будешь смеяться, Хорь: он ответил, что Чужая улыбалась ему, что именно он ей нравился.

— Что-о?! ОНА ему улыбалась?! Он ЕЙ нравился?! Это действительно смешно: ну, какое может иметь значение, кому женщина улыбается? Кто ей нравится, а кто нет? Просто умора!

— Что же ты не смеешься, Хорь?

— Ребят жалко…

— Мне тоже, — вздохнул Лис. — Эта девка погубила наших людей больше, чем рагги. Чувствую, что, пока она здесь, наши неприятности не кончатся. Интересно: хоть этой ночью я смогу спать спокойно, или опять случится какая-нибудь гадость?

Черный Хорь усмехнулся:

— Спи спокойно, великий вождь: кроме мальчишки, все остальное в порядке.

— Какого еще мальчишки?!

— А вон того, которого поймали то ли рагги, то ли какие-то чужаки.

Лис проследил за взглядом своего собеседника и перестал дышать: на скале над лагерем в лучах заходящего солнца стояли два существа, похожие на людей. Одно из них держало за плечо парнишку из племени Серых Лис.

Пришелец отпустил подростка и подтолкнул его в спину — беги, мол…

— Откуда они могли взяться, Хорь?

— Только с неба, Малый Лис. Откуда же еще?

— Из Страны Счастливой Охоты?

— Оттуда не приходят. А здесь ни люди, ни рагги не могут жить вдвоем-втроем. Их должно быть много. И значит, много следов — мы бы заметили.

— Я понимаю, что никаких племен поблизости нет. Если же это разведчики, то зачем им торчать на виду у всех?

Ответа Хорь, конечно, не получил и задал новый вопрос:

— Послушай, Лис… А собственно, откуда взялась Чужая?

— Как это откуда? Подвернула ногу и начала умирать от холода и голода в тундре. А Барсук ее нашел и принес.

— Это я и без тебя знаю. Она не из наших, а у раггов таких самок, кажется, не бывает. И потом, даже самая глупая женщина не станет летом замерзать и голодать в тундре!

— Я как-то не задумывался… А почему ты ее саму не спросил, Хорь?

— Как это — «саму»? Женщину?! Что она может знать или понимать?

— Да, действительно…

— Вот я и думаю: а не могли ли эти двое взяться оттуда же, откуда и она?

— Не знаю. Наверное, пацан нам сейчас что-нибудь прояснит.

Мальчишка подбежал и остановился перед вождем и Хорем. Он сразу попытался что-то сказать, но Лис остановил его жестом и терпеливо ждал, пока выпученные глаза подростка вернутся на место, а дыхание хоть немного наладится.

— Вот теперь говори!

— Они… эти… Злые духи, могучие духи, демоны ночи… Они повелители… это… грома и молнии. Да… Очень свирепые! Они так сказали… Они всех убьют и съедят! Да… всех… Они покажут… Дальше забыл.

— Что ты забыл?! Они велели тебе что-то запомнить и передать?

— Да, велели, но я забыл!

— Хорь, у тебя удар послабее, шлепни его, где помягче! — мрачно пошутил вождь.

— Нет! Не надо!! Я вспомнил!

— Тогда говори, только не придумывай, а то уши оторву! Что они велели передать? Чего хотят?

— Они хотят… Хотят, чтобы им насовсем отдали женщину. Эту… новую, которая Чужая!

— Однако!

— Да, они так сказали! А если вождь их не боится, если не верит… Они это… явят… Покажут гром и молнию, значит. Вот так сказали!

Малый Лис и Черный Хорь посмотрели в глаза друг другу и одновременно улыбнулись:

— Не надо нам ничего являть. Мы отдадим Чужую.

А Хорь добавил:

— И мяса завернем на дорогу!

— …Не грустите о том,

Что было давно,

Не обманывайте себя

Сказкой об утраченном рае.

Нас обжигает холод чужбины,

Но мы остаемся здесь потому,

Что терпеть его — наша сущность…

Б'Юн тряхнул головой, отгоняя наваждение: «Хорошо поют автоны, даже забываешь порой, что они-то не на чужбине, что их родина здесь».

Песня кончилась, и низкое помещение вновь наполнилось гомоном и смехом. Б'Юн допил свой кубок, прислушался к ощущениям в оживающем организме и медленно поднялся. Вечеринка была в разгаре: полтора десятка автонов возлежали на пиршественных ложах в обнимку с женщинами — кто с одной, а кто и с двумя-тремя. Мужчин Б'Юн знал всех: и молодых, и старых, знал родословную каждого, потому что это были свои — светловолосые, длинноголовые, с иссиня-бледной кожей. А женщины… Ни одной автоны на пирушке опять не присутствует, только аборигенки. Неужели опять в их команде назревает конфликт?

Да, местные женщины хороши, слов нет: их интеллект часто не уступает мужскому, а цвет кожи бывает от почти нормального бело-голубого до густо-черного. Наверное, это и привлекает автонов. Они веселы и пьяны: вон те двое, сбросив остатки одежды, лезут на стол — наверное, сейчас будут танцевать… А справа, на двух соседних, залитых вином и пивом ложах, пары соревнуются в искусстве художественного совокупления. Кажется, один из мужчин не автон… Ну, конечно: это Г'Хай с новенькой аборой! «Ладно, пусть занимаются, — вздохнул Б'Юн. — Может быть, пилот и не понадобится Д'Олу. Или все-таки позвать?»

Кто-то из мужчин вновь взял инструмент и, перебирая струны, запел модный гимн, который исполняют на праздниках в храмах аборигенов. Женщины подхватили на разных языках и, сквозь смех и визг, стали встраиваться в общую мелодию. Эта песня родилась здесь, и Б'Юн многих слов не понимал. Кажется, в ней говорилось о том, что лишь оргазм, как высшая точка любви, позволяет людям сравниться с богами. Б'Юн долго смотрел, как, переступая стройными босыми ногами меж чаш и кубков, на столе извиваются танцовщицы. Потом он вздохнул и отвернулся к окну: «Уж не считают ли автоны себя и вправду богами?»

Для него, алона, пейзаж за окном давно утратил прелесть новизны. Вид горного хребта и долины внизу вызывал отвращение: душная, грязная, неустроенная планета и, наверное, такой и останется. Он отдал ей половину сознательной жизни — три тысячи коротких местных лет — и расстанется с ней без сожаления. Может быть, у него еще будут другие миры, другие планеты? Неизвестно, но родная будет обязательно!

…Не обманывайте себя

Сказкой об утраченном рае…

Неужели дома он будет тосковать вот об этом мирке, где в бурлящей атмосфере полно воды и углекислого газа, но мало кислорода; где горные породы насыщены ядовитыми металлами и бедны полезными; где огромные пространства суши лишены растительности, а леса больше похожи на пустыни родной планеты?

Все это так, но не очень и не слишком. Как сказали когда-то ученые: не очень много железа, и медь все-таки присутствует; кислород в атмосфере есть, и воздухом можно дышать; аборигены близки нам генетически, а некоторые растения, введенные в культуру, способны поддерживать баланс микроэлементов в организме. Ну, да: пища и напитки из растений, которые что-то там обеспечивают, чему-то способствуют … Разве это жизнь? Хотя автоны — метисы-полукровки — выглядят вполне довольными и чувствуют себя почти богами.

Смуглые обнаженные руки нежно обхватили сзади, к спине прижались упругие груди. Б'Юн оглянулся и ласково отстранил абору: «Ладно, я один пойду к Д'Олу, а Г'Хай пусть пока развлекается».

Он торопился напрасно: начальник спал, откинувшись на спинку рабочего кресла. Б'Юн опустился в кресло напротив, снял и бросил на стол рогатый обруч — для своих ретранслятор не нужен.

Старик много спит в последнее время: говорит, что здешняя отрава в него больше не лезет, и лучше просто спать. Неужели и он, Б'Юн, станет таким же? Наверное, станет, но уже не здесь, а дома. Как Д'Ол сумел столько продержаться? Ведь он застал еще последних харгов — ящерам здесь пришлось совсем туго. Серое морщинистое лицо, редкие седые волосы — он отдал всю жизнь чужой планете, а дома не станет героем. Мода на освоение других планет почти прошла, она кончается, сходит на нет вместе с поколением первопроходцев. Сейчас, наверное, даже восторженные юноши понимают, что никакой романтики нет в далеких неосвоенных мирах, а есть мучительная тоскливая жизнь без удобств и радостей, и бесконечная работа, результатов которой ты, скорее всего, даже не увидишь. Впрочем, может быть, и увидишь, но это будет еще хуже.