«Мы дали аборигенам генетически улучшенные сорта местных растений, показали основные приемы их возделывания и обработки. Они освоили их почти мгновенно — всего за несколько поколений. Такое впечатление, что они уже были готовы к тому, чтобы перейти от сосуществования с родной биосферой к насилию над ней. Дикари получили немыслимую раньше возможность создавать и хранить излишки продуктов питания. Это — ремесла, науки, искусство, но это и — государства, армии, рабы… Можно считать, что данная часть работы выполнена успешно, даже слишком. Аборигенам показалось мало пшеницы, риса, кукурузы, и они ввели в культуру массу бесполезных, казалось бы, растений — хлопок, тыква, кабачки, рожь. Они освоили даже скотоводство, и все это на фоне полного отторжения любых демографических законов. Их репродуктивный потенциал чудовищно велик, и, если так пойдет дальше, они скоро будут топить излишки населения в собственной крови — красной крови. А мы…

Да, генетики что-то недоучли или просто ошиблись. Приходится признать, что метисация не пошла. Совместимость была достигнута сразу, но доминантные признаки… Лучше не думать об этом! За тысячи местных лет меньше трех десятков настоящих автонов — полноценных полукровок, а остальные… Остальные рождаются аборигенами с красной кровью. Мело, конечно, не в цвете дыхательных пигментов — здесь ионы железа дают преимущество, но… Психологический склад, способ мышления… Даже те, кто владеет нашими знаниями, поет наши песни, они — аборигены».

Б'Юн поднял глаза от длинного предмета под куском ткани, лежащего на столе, и увидел, что старик проснулся и теперь смотрит на него. Д'Ол без пояснений понял настроение гостя:

— Тебе будет трудно дома, Б'Юн!

— Иногда мне кажется, что я готов отдать жизнь за глоток сухого чистого воздуха, за прогулку по нормальному лесу.

— Мне тоже так долго казалось. В молодости я отмахивался от стариков и не понимал, почему люди, выжившие в аду и попавшие в рай, на глазах стареют и быстро умирают.

— А теперь ты понимаешь, и все равно возвращаешься?

— Да… Не могу этого тебе объяснить. Точнее, могу, но ты все равно не поймешь: я не хочу умереть здесь, но знаю, что жить там не смогу.

— Но почему?!

— Старая песня не врет: и ты, и я находимся здесь потому, что такова наша внутренняя сущность. Те, у кого она другая, делают карьеру дома. Поверь, это может быть и трудней, и опасней. Я давно не считаю героями тех, кто проводит жизнь на молодых неосвоенных планетах. По большому счету, нашей цивилизации это не нужно и даже вредно. Хорошо, что наши руководители наконец поняли это. Взгляни на аборигенов — чем мы лучше? Тем, что наш технический уровень несоизмеримо выше? Это всего лишь количественные показатели, увы… Суть ведь не в этом, а в жизненной стратегии.

— Ты хочешь сказать, что у нас одна и та же стратегия?

— Конечно! Мы начали осваивать планеты, как только получили такую возможность. Техническую возможность! Разве аборигены поступают не так? Разве они не заселяют любой клочок суши, где можно хоть как-то прокормиться? Даже если там почти все время вода находится в замерзшем состоянии! Мы действовали, конечно, в своих интересах, но позволили им разорвать порочный круг, получить хоть какую-то свободу от природных ресурсов, и что? Вместо того чтобы налаживать жизнь вокруг земледельческих центров, они немедленно переполнили эти районы собственным населением и двинулись осваивать все, что можно и что нельзя! Еще пара тысяч местных лет, и они будут сеять рожь в Мамонтовой степи. Чем это лучше нашей попытки освоить планету с не устоявшейся тектоникой, с засоренной вулканической пылью атмосферой, с переизбытком железа в горных породах?

— Но ведь ты всю жизнь проработал здесь, Д'Ол!

— А ты — половину жизни. И не вернулся домой, не остался там, когда была такая возможность. Разве тебе там было плохо?

— Нет, Д'Ол, мне было там хорошо, только… Только уже через полгода на горизонте начинали маячить горы этой планеты — призраки гор там, где их нет уже миллионы лет. И я возвращался сюда: плевался, ругался и… оставался еще на один срок.

— Значит, ты понимаешь. И Г'Хай такой же, и К'Лод… Вы еще молоды и, если не сможете прижиться дома, может быть, для вас найдутся другие миры.

— Можно подумать, что здесь все кончено!

— Именно так дело и обстоит. Получен приказ о ликвидации нашего присутствия. Технического присутствия — добровольцы могут остаться. Будем стартовать с базовой станции, и очень скоро, — с астронавигацией шутки плохи.

— Я думал, нас просто сменят…

— Нет, мы будем последними, и это, наверное, правильно. Согласись, что дальше так продолжаться не может: сюда либо надо доставить армию специалистов с соответствующим оборудованием, или… вывезти тех, кто тут работает, и оставить планету в покое.

— Но аборигены!

— Что аборигены? Они прекрасно обойдутся без нас. Даже, может быть, создадут свою техническую цивилизацию на основе железа, хотя это и кажется вам смешным. Ты знаешь, какой вердикт вынес Совет Экспертов? Мы им… ПОМЕШАЛИ! Понимаешь, не помогли, а помешали! Еще до нашего появления они почему-то шагнули на качественно иной уровень морально-этического развития и собрались куда-то двигаться дальше.

— Я не об этом, Д'Ол. Старт с базы… Ты представляешь, чем это обернется для планеты? Разовый выброс такой энергии…

— Представляю, хотя расчеты еще не смотрел. Нужно постараться, чтобы катаклизм затронул только северные, малонаселенные районы. Оставлять здесь энергоустановку нельзя, и лучше это сделать сейчас, пока демографическая экспансия туземцев не захлестнула и приполярные зоны.

— Будет планетарная активизация тектоники и вулканизма!

— Конечно, будет. Но не забывай: они — не мы! С одной стороны, обидно, что генетики просчитались, но с другой — популяции аборигенов практически не утратили первоначальной резисцентности, они молоды и полны жизненных сил. Численность восстановится очень быстро, возникнет миф о всемирном потопе — прогноз вполне благоприятный. Кроме того, в условиях даже кратковременной социальной нестабильности большую свободу действий получат автоны — носители наших генов и наших знаний. Их и так туземцы считают полубогами, а когда мы уйдем, они станут для них настоящими богами!

— А скажи, Д'Ол… Ты пробыл здесь невообразимо долго: тебя не будет мучить совесть?

— Из-за тех, кто погибнет?

— Нет, я не это имею в виду: на таком уровне развития мало кто из аборигенов осознает себя как личность, представляющую ценность даже для себя самой. Да и смешно ожидать другого при такой продолжительности жизни. Меня, если честно, смущает, что мы стали для них богами и уйдем, оставив им других богов. Пока мы работали здесь, это было оправдано — при благоприятном стечении обстоятельств они и сами дошли бы до понимания, кто есть кто.

— Думаешь, без нас они никогда не поднимутся до осознания бытия Творца?

— Поднимутся, наверное… Но мне кажется, что, дав толчок развитию производительных сил, мы затормозили духовное взросление аборигенов. И теперь у нас не будет возможности исправить этот перекос.

— Да, мы для них вполне конкретные боги — реальность, данная в ощущениях. А что ты предлагаешь, Б'Юн? Информационную капсулу?

— Ты же лучше меня знаешь, что такая практика давно запрещена! Был даже приказ уничтожить капсулы на тех планетах, где они заложены раньше. И это правильно: аборигены должны развиваться или под полным контролем, или самостоятельно, и третьего пути просто нет. Или мы отвечаем за них пред лицом Вседержителя, или они отвечают за себя сами!

Старик в кресле тяжело вздохнул:

— Принеси что-нибудь выпить, Б'Юн, — опять стало трудно дышать. Я начинаю всерьез завидовать автонам — все эти местные напитки, которые мы вынуждены употреблять как лекарство, им, похоже, приносят радость.

— Конечно, Д'Ол! Ведь наркотик, даже такой грубый и разбавленный, все равно остается наркотиком. Ты пытаешься постоянно держать свои мозги в боевой готовности, и тебе приходится напрягаться, чтобы одолеть опьянение. За столько лет ты к этому так привык, что и сам не замечаешь своих усилий. А ты попробуй хоть раз, как они, побыть в состоянии расслабленности и эйфории. Исследования показали, что мыслительные способности от этого снижаются не сильно… в первое время.