– Перемажешься весь, – осуждающе покачал головой Семен. – Ну, пошли.

Ветка изнутри приоткрыла дверцу, забрала у Семена посудину, протянула руку ко второй, которую в обнимку держал Ващуг. Тот шарахнулся в сторону, и женщина засмеялась:

– Смотри, какой трусливый! Взрослый большой дядя, а меня испугался!

– Для него тут кругом магия, – вздохнул Семен. – Дикий народ!

– Да какая ж тут магия! – вновь рассмеялась Сухая Ветка. – Это я, наверное, такая страшная. Ну-ка, иди сюда!

Семен понимал, что его женщине скучно, и она развлекается. Ветка отступала внутрь двора, манила за собой колдуна и, похоже, просто потешалась над чужим страхом. Грозный глава клана имазров буквально зажмурился от ужаса, но сделал шаг вперед. Потом еще шаг.

– Хи-хи, трусливый какой, – отобрала горшок Ветка. – Да ты же весь перемазался! Сейчас почищу, дурачок! Иди-ка сюда!

Семен захлопнул калитку и задвинул на место брусок засова. Ващуг находился во дворе и подвергался очистке своей одежды пучком травы. «Как бы не описался от страха, – мысленно усмехнулся Семен. – Это действительно забавно».

– Ну, раз уж ты здесь оказался, – сказал он с усмешкой, – заходи в дом – примем по граммульке!

Семен распахнул дверь избы, зашел внутрь и поманил Ващуга за собой. Стена, конечно, и раньше не выглядела сплошной, но открывшийся проход произвел на колдуна действие, схожее с несильным ударом палицей по макушке. Он растопырил руки и, словно робот, двинулся на зов. Дойти до порога сил у него не хватило – нога подвернулась, и он плюхнулся лицом вниз на землю. Полежал несколько секунд, а потом встал на четвереньки. Оказалось, что в падении он удивительно точно угодил лбом на камень, и теперь из ранки течет кровь. Поднимать гостя на ноги Семен не стал, и дверной проем Ващуг пересекал на четвереньках, капая на пол кровью. Внутри он все-таки поднялся, размазал руками кровь по лицу и начал осматриваться.

– Сколько деревьев, сколько деревьев, – бормотал он, трогая руками стены и оставляя на них кровавые пятна от пальцев. Он обошел комнату по периметру, пощупал камни недоделанного очага, в темном углу, похоже, вляпался в приготовленную глину. Слушать его бормотание и смотреть, как он двигается, Семену быстро надоело. Он почти насильно усадил колдуна на лавку. Тот, находясь в полуобморочном состоянии, немедленно перемазал все, до чего мог дотянуться, глиной и кровью.

– Ну, ты и свинячишь, – поморщился Семен. – Сиди спокойно, ничего с тобой тут не случится. Вот смотри: это – твердая посуда. Она делается из глины, а потом обжигается в огне. Да не трогай ты руками! И так все перепачкал! А тут будет очаг – это чтоб зимой тепло было, но без дыма…

Семен еще что-то объяснял, пытаясь снять с гостя стресс, – чему, казалось бы, можно удивляться в обычной деревенской избе? Правда, она, наверное, первая в этом мире. Только Ващуг приходить в себя не собирался – бормотал что-то невнятное и, кажется, даже начал что-то напевать. Такая реакция, в общем-то, совсем уж странной Семену не казалась – слишком много колдовства сразу. Вообще-то, он действительно хотел предложить колдуну самогонки, но, вспомнив воздействие алкоголя на Ванкула, передумал – еще продукт на них переводить!

В конце концов, вся эта комедия Семену наскучила, и гостя он выпроводил, причем довольно бесцеремонно. Вероятно, продолжения военных действий в этот день не предвиделось: на пространстве между засекой и частоколом имазры развязывали вьючные мешки и явно готовились к ночевке. Для Ващуга стали сооружать нечто вроде крохотной палатки. На свет явились странные предметы, которые при ближайшем рассмотрении оказались кожаными мешками. Несколько воинов приблизились к калитке и стали что-то объяснять женщинам знаками. «Вода им нужна, – понял Семен. – Там у них с двух сторон болото, а лошадей поить нужно. Придется еще кого-то пустить за забор – не таскать же воду для них самим!»

Странно, но у воина, который носил мешками воду с берега, никакой шоковой реакции на забор и избу не наблюдалось. На всякий случай его сопровождали двое женщин с пальмами наголо, а сам Семен стоял наверху с взведенным арбалетом в руках. «Малограмотный, наверное, – подумал Семен. – Не понимает, что нужно бояться».

Ночь началась спокойно: на небе мерцали звезды, а вдали на земле – костры лагеря аддоков. Имазры между двумя изгородями огня не разжигали, лишь возле палаточки Ващуга теплился крохотный костерок. Стрекот насекомых, плеск рыбы в реке, тихий говор людей. Тем не менее Семен решил не расслабляться и отдал несколько вполне рациональных приказов. Во-первых, на смотровой площадке нужно дежурить всю ночь – как-никак мы на осадном положении. Причем в самое трудное – предрассветное – время будет бдеть самая надежная воительница – Сухая Ветка («Извини, моя птичка, так надо»). Во-вторых, наверх были перенесены оставшиеся «гранаты» и приведен в действие изобретенный когда-то Семеном «дымокур». Смысл этого приспособления заключался не в отпугивании насекомых дымом, а в поддержании огня, точнее, тления тополиных гнилушек.

«Для позднего палеолита позиция у нас практически неприступная. Деревянные строения вызывают у туземцев мистический ужас, так что штурмовать частокол никто не станет. А если и станет, противника отсюда очень удобно расстреливать из арбалета. Жалко только, что второй самострел остался у неандертальцев на том берегу. Ну, в крайнем случае, врага можно забросать гранатами – всеми тремя. Правда, рядом находятся не враги, а вроде как союзники – веру и вождя они сменили и мамонтов без нужды обещали не трогать. Если же аддоки полезут через засеку, то станут прекрасными мишенями для дротиков имазров. Да и отсюда в них будет очень удобно стрелять из арбалета. М-да-а… Но из всех присутствующих в "крепости" с арбалетом умею обращаться только я. Женщины не умеют, Хью ушел за катамараном, а сопливый мальчишка по имени Дынька куда-то делся. Между прочим, этот неандертальский ребеночек весьма перспективен. У него довольно пластичное мышление, и вполне возможно, что он вырастет вундеркиндом вроде Головастика. Плохо только, что дети не понимают правил военного времени – ну, куда этот пацан мог подеваться на ночь глядя?! Он же на нашем берегу! Впрочем, можно поспорить, что он не заблудится в кустах и не потеряется. С большим основанием можно беспокоиться за Варю и Эрека. Они где-то пасутся на пару, и появление большого количества незнакомых людей должно их испугать. Будем надеяться, что у Эрека хватит мозгов сообразить, что ему с Варей нужно держаться от них подальше».

Вот только уснуть у Семена никак не получалось – мысли копошились под черепом как червяки. Кроме прочего вспоминался последний разговор с пожилым неандертальцем, которого Семен наградил кличкой Седой.

– Ты же уважаемый человек у темагов! Почему ты не возражал (не взбунтовал общество) против похода кааронга за головами?

– Зачем было так делать? Они убивают нирутов (нелюдей), а это – хорошо (является безусловным благом).

– Черт побери, но я тоже нирут!

– Ты – бхаллас онокла (или наоборот) и не имеешь отношения к нелюдям. Точнее, имеешь отношение ко всему, но не являешься ни тем, ни этим.

– О боги, боги мои!!! Неужели ты и твои люди не понимаете, что вам, чтобы выжить, нужно сейчас сидеть и не высовываться? Уж скажи честно, что вы сами боитесь своих кааронга!

– Конечно, кааронга боятся все. Потому что…

Дальше последовало довольно длинное объяснение, суть которого была вполне банальной: среди че-ловеков бывают самые человечные (темагистые?), точно так же, как среди равных обязательно выделится кто-то, кто равнее других.

– Где тут конец, а где начало?! Кто для кого живет: темаги для кааронга или наоборот? Эти отморозки сделали так, что ваш народ вновь оказался на краю гибели! Попросту говоря, доплыви кааронга до нашего поселка… В общем, может быть, пару голов нирутов они бы и добыли… Тебе надо рассказывать, что было бы дальше? Ты должен помнить последнюю войну!

– Я помню ее. Мы сражались и… это было бесполезно.