До внешней изгороди (или «засеки») оставалось метров триста, когда появилась еще одна группа всадников – более многочисленная. Этих идентифицировать не удалось – во всяком случае, на таком расстоянии. А дальше разыгралось некое подобие сражения. Когда стало ясно, что до изгороди имазры добраться не успеют, они собрались в кучку и прикрылись щитами. Неизвестные взяли их в полукольцо и принялись забрасывать дротиками. Те им отвечали и при этом что-то кричали, продолжая двигаться в сторону «форта». До рукопашной, однако, дело не дошло – чужаки прекратили преследование и остановились. Имазры же добрались до засеки с завалом, видимых проходов в которых не наблюдалось. Было похоже, что они оказались в ловушке и нуждались в помощи. Причин отказать в ней Семен не видел, но отправить женщин к воротам не решился и пошел встречать гостей сам.

Пыхтя и матюгаясь, он оттащил в сторону козлы с кольями, но от открывшегося прохода воины шарахнулись, словно это была пасть зверя. «Ну, конечно, – догадался Семен, – огороженное пространство они воспринимают как загон, западню. По их представлениям, хозяином положения является тот, кто снаружи, а не внутри».

– Вай-вай-вай! – покачал он головой вместо приветствия. – Ты больше не веришь мне, Ващуг?! Больше не считаешь меня другом?

– Для кого эта ловушка, Семхон?

– Для врагов, конечно, но ты-то мне друг, так что заходи и не показывай страх своим людям!

Аргумент подействовал: глава клана имазров решился-таки проникнуть на замусоренную щепой территорию чужого колдовства. Следом за ним прошли остальные и провели лошадей. «Ворота» за ними Семен закрыл. Люди сжимали оружие и испуганно озирались. Сильно пострадавшими в битве они не выглядели – кое у кого и царапины, но тяжело раненных нет, да и комплекты дротиков у всех почти полные – собрали, вероятно, чужие.

– Что происходит? – задал главный вопрос Семен. – Что за люди вас преследуют?

– Данкой, – вздохнул Ващуг. – Аддоки.

– Бона как! И что же вы не поделили?

– Глава клана аддоков должен отомстить за брата. Кто-то сообщил ему, что Ненчич убит.

– Ах, у Ненчича еще и брат есть?! Да еще и глава клана?! Или у вас главы всех кланов считаются братьями? Впрочем, с этим мне никогда не разобраться. Но при чем здесь имазры, если убил Ненчича злой чужой колдун по имени Семхон?

– Семхон враг Данкоя, а Ващуг друг Семхона, значит, и его враг.

– Логично. Только что-то эти аддоки слабо вас били, а теперь вообще куда-то за бугор смотались.

– Мы успели достичь территории твоего колдовства. Они не решились убивать нас здесь. Данкой и сам сильный колдун, но ему нужно время, чтобы уничтожить, сделать бессильной твою магию. И тогда они опять придут…

– Ну-ну, – усмехнулся Семен, – как там у Владимира Семеновича? «…На их происки и бредни сети есть у нас и бредни. И не испортят нам обедни злые происки врагов!..»

– Ты так уверен в силе своей магии?

– Конечно! В крайнем случае, можно спрятаться вот за этим забором.

– За-бором?!

Вместе они подошли к частоколу. Ващуг принялся оглаживать и щупать бревна.

– Хорошее колдовство, крепкое… Ты убил целый лес деревьев – не боишься их духов?

– С ними я договорился, – заверил Семен. – Во всяком случае, их гнев на мне, и тебе ничто не угрожает.

– Великая, великая магия… – бормотал Ващуг, трогая бревна. Казалось, он утратил интерес к Семену и решил перещупать весь забор. Лошади разбрелись доедать остатки травы, воины, так и не сняв оружия, уселись на землю.

Со стороны могло показаться, что Ващуг изучает чужое укрепление, ищет, так сказать, слабые места в нем, однако Семен не сомневался, что колдун просто мирится с душами деревьев, просит у них разрешения находиться вблизи.

Сложившуюся ситуацию Семен не мог оценить иначе, как дурацкую: его любимое детище с гордым названием «форт» должно послужить для защиты весьма сомнительных союзников. Причем хозяева находятся в явном меньшинстве: в избе за частоколом пять кроманьонских женщин, да еще где-то поблизости бродит всеобщий любимец – юный неандертальский снайпер-самородок, вечно сопливый пацан по имени Дынька. В принципе, он выполняет здесь роль посыльного, только посылать его не за кем, поскольку неандертальские мужчины отправились за лодками, а их женщины находятся на том берегу. Теперь весь личный состав гарнизона «крепости» собрался на смотровой площадке и оттуда без всякого страха рассматривает пришельцев. Семен хотел было сказать им, чтоб вели себя поосторожней, но передумал, поскольку справедливо решил, что Ващуг, не поняв конкретных слов, может угадать их значение. Накалять обстановку демонстрацией недоверия явно не стоило.

Закончив «знакомство» с забором, колдун уселся на землю, начал перебирать свои амулеты и чтото бормотать. Семену хотелось задать ему массу вопросов, но на обращения тот не реагировал, погрузившись в свою медитацию. Семен пожал плечами и отправился домой.

Женщины на смотровой площадке хихикали и обменивались мнениями (очень циничными) о статях незнакомых мужчин. Впрочем, чувствовалось, что они не воспринимают чужаков как потенциальных сексуальных партнеров. Скорее, это походило на обмен впечатлениями колхозниц, впервые рассматривающих обезьян в клетке столичного зоопарка. Основное отличие заключалось, пожалуй, лишь в том, что на рубахах лоуринских воительниц висели скальпы – вот таких же вот «обезьян». Советские доярки о подобном и не мечтали.

Всех женщин, кроме дежурной, Семен отправил вниз – готовить еду для гостей. Сам же начал всматриваться в пейзаж и пытаться оценить обстановку: «Аддоки, похоже, встали лагерем примерно в километре от нас – у границы леса. Позицию они выбрали довольно удобную – и подходы со степи просматриваются, и мой "форт" как на ладони. Ну, и что из этого? Чем это может нам грозить? "Союзники" здесь, враги – там. Допустим, прискачут эти злые аддоки, начнут кидаться в имазров дротиками через засеку… Может, они еще и на штурм пойдут?! Не та эпоха, блин… Вот ведь на мою голову!»

Часа через полтора мясо сварилось, и пришлось решать вопрос о том, как его доставить гостям – два объемистых глиняных горшка. Этим Семен озаботился сам – сквозь приоткрытую калитку в частоколе выволок посудины наружу. На всех присутствующих имазров этого было, конечно, маловато, но Семен решил, что, мол, гости не баре – перетопчутся.

Воины окружили исходящие паром котлы, принюхивались, глотали слюну, но протянуть руку и взять кусок никто не решался. Как Семен и предполагал, требовался какой-то обряд, чтобы «чужое» сделать «своим». Так оно и оказалось – все расступились, пропуская вперед колдуна. Ващуг начал делать над мясом какие-то пассы и бормотать заклинания, состоящие, казалось, из одних имен. Потом он провел по лицу руками, уселся на землю, вытянул из котла приличный кусок и начал его поедать, обжигаясь и пачкаясь жиром. Зрелище было малоприятное, но все смотрели на него так, словно он исполняет опаснейший цирковой трюк. Наконец кость была обглодана, Ващуг сытно рыгнул, вытер руки о рубаху, встал и удалился, не выразив ни благодарности, ни чего-либо другого. Воины загомонили, образуя очередь, – судя по всему, данный продукт перестал для них быть табу, а сделался просто едой.

Когда горшки опустели, выяснилось, что транспортировать их обратно к калитке никто не собирается. Как, впрочем, и выражать благодарность – все расселись или разлеглись на траве.

Семен обратился к ближайшему:

– Ну-ка, ты, помоги отнести посуду обратно! Воин испуганно зыркнул по сторонам и остался сидеть, опустив глаза.

– Я что, непонятно выражаюсь? – начал злиться Семен. – Бери и неси! Оскверниться, что ли, боишься?!

Никакой реакции. Семен начал подумывать, не пнуть ли этого парня под ребра за хамство. Правда, он подозревал, что еда – едой, а сама посудина, наверное, все равно может оставаться для них табу. Положение спас возникший рядом Ващуг – он с готовностью подхватил закопченный, заляпанный салом горшок и прижал его к груди.