— Да, в библиотеку, Гривс, — приказал он. — Вы готовы? — Этот вопрос был адресован Пите.

Поспешно вскочив, она последовала за Джеффри в библиотеку. Это была огромная комната с большим витражным окном, выходившим на восток, украшенным изображениями геральдических щитов и другой такой же символикой. Окно смотрелось особенно красиво в ясные дни благодаря обилию солнечного света. Ночью же, если витраж не был закрыт шторами, окно имело неприятный, мрачноватый вид. Камин в библиотеке также был огромным, а над ним висел написанный маслом портрет прадеда Джеффри Вентворта в парике и пурпурной мантии. Пите показалось, что правнук очень похож на него.

Усевшись в большое кресло под портретом, девушка приготовилась выслушать своего опекуна. Сев напротив, Вентворт, в свою очередь, думал, что она, в розовом платье с белым воротничком и пояском, весьма смахивает на школьницу, ученицу четвертого класса. Однако в ее спокойном, серьезном взгляде не было ничего детского.

— Ну что же, — начал он с обычной для него прямотой. — Я много думал о вас, пока мы не виделись, и пришел к выводу, что вашу проблему надо рассматривать с разных сторон. Между прочим, не говорила ли миссис Рамбольд, что мой холостяцкий дом не совсем подходящее место для молодой девушки вашего возраста?

Пита призналась, что так и было.

— Я так и думал. Наверное, она еще сказала, что сельские жители — на самом деле вовсе не обязательно сельские — станут болтать об этом и что общественное мнение в целом сложится не в вашу пользу. Хотя у меня есть экономка и несколько слуг и все они живут в этом доме, но вы — молодая девушка, а я — мужчина, немолодой уже мужчина, но это еще опаснее. — Холодный тон его голоса стал насмешливым. — Так что сложившаяся ситуация неблагоприятна для вас.

Пита молчала, устыдившись, что ему приходится говорить с ней на такие темы.

— А потому, — продолжил он, — поскольку миссис Рамбольд предлагает вам руку помощи, вы должны это ценить, не так ли?

— Должна? — Пита так не думала. — Я думала, что я сумею помочь Полу, если буду посещать его каждый день. Я хотела бы с ним заниматься, вернее, ухаживать за ним и помогать ему, потому что он в этом нуждается. Но если, как вы говорите, люди будут судачить, то… Вы, конечно, предпочли бы, чтобы я пожила в Дауэр-Хаус, так?

— Я этого не говорил.

— И так все ясно. — Она безнадежно махнула рукой. — В конце концов, я ведь вам чужая, и у вас нет причин брать на себя заботы обо мне. Поэтому если миссис Рамбольд желает… — Пита смущенно умолкла.

— Понятно, но сами-то вы как? — не отступался Джеффри.

— Вряд ли мои желания имеют какое-то значение, — отозвалась девушка. — Тут слово за вами.

— Ну, так вот что я вам скажу. — Вентворт встал и принялся расхаживать по комнате. — Я уже все продумал и пришел к такому решению. У меня есть свои апартаменты в Лондоне, и в настоящее время я буду проживать там. Вы же пока останетесь здесь, под присмотром миссис Беннет…

Резкий телефонный звонок прервал Джеффри. Он подошел к телефону на столике в углу, снял трубку.

— Да, — протянул Вентворт, и Пита заметила, что он чуть улыбнулся — так, одними глазами. — Да-да, Элен, слушаю. — Улыбка превратилась в легкую усмешку.

Разговор продолжался минут пять, после чего Джеффри вернулся к холодному камину. Взглянув на подопечную, он отметил некоторое беспокойство у нее в глазах.

— Дьявольский разговор! — хмыкнул он. — Не то чтобы наша Элен была связана с дьяволом, но она придумала для вас кое-что новенькое, дитя мое. Видите ли, у Пола, кроме всего прочего, слабая грудная клетка, и Элен с тревогой думает о том, как они проведут здесь осень. В общем, она хочет поехать на виллу, что осталась у нее от мужа в Италии, во Флоренции. Она очень просит вас сопровождать их с Полом в этой поездке. Итак, если вы с сожалением расстались с Южной Францией, то есть смысл воспользоваться подвернувшимся случаем, не так ли?

Сад в Дауэр-Хаус, с его ухоженными лужайками и стандартными цветочными клумбами, вряд ли представлял собой подходящее место для маленького ребенка, которому, естественно, нужна игровая площадка. Впрочем, в самом дальнем конце этого сада сохранился уголок девственной природы, где прежние хозяева дома соорудили бельведер, чтобы любоваться видом на море.

Пита вскоре обнаружила, что этот бельведер — любимое убежище Пола. Он мог ходить нормально, даже быстро, правда при этом подволакивая больную ногу; когда же он устремлялся в бельведер, то едва ли не бежал. За несколько дней общения с ним Пита поняла, что этот странный, грустный мальчик будет добиваться своего при любых обстоятельствах. Он тайно презирал мисс Вайтлиф — она, кстати, сейчас вернулась в деревню. Да и как он мог к ней хорошо относиться, если она не разрешала ему посещать бельведер, так как существовал риск упасть с узкой лестницы.

Пита, впрочем, искренне не понимала, почему мисс Вайтлиф не догадывалась помочь мальчику подняться по этой лестнице. Ведь стоило им с Полом оказаться наверху, на площадке, огороженной высокими надежными перилами, откуда виднелись не только морские корабли, но и заболоченные луга, где постоянно кипела своя жизнь, девушка сразу же поняла, почему ему так здесь нравится. Пол мог часами смотреть на тучные стада овец и коров, наблюдать за полетом птиц, следить за чайками, которые прилетали сюда с моря со страшным шумом, предвещая перемену погоды. Пита видела, что для Пола все это — настоящая жизнь, полная эмоций и красок и гораздо более важная, чем уроки или игры со сломанными солдатиками. Как-то раз Пол сказал ей, что, когда вырастет, будет путешествовать по всему миру, и она заключила, что далекие корабли, которые они видели сверху, для него не просто мираж, а средство воплощения своей заветной мечты. Она погладила его по мягким вьющимся волосам и сказала, что в таком случае ему следует как можно скорее стать большим и сильным. Прошло некоторое время, и они очень подружились. Пол повеселел и как-то разом ожил.

— Если бы вы все время жили здесь, а не уходили ночевать в «Грейледиз», я был бы очень рад, — сказал он Пите в очередной раз, прощаясь с ней до следующего дня.

Между тем Пита еще не решила, принять ей предложение миссис Рамбольд или нет. Конечно, ей хотелось пожить во Флоренции, особенно после того, как погожие дни августа сменились сентябрьскими туманами и она стала скучать по теплу; однако это вовсе не означало, что Пита тут же воспользуется предоставляющейся ей возможностью. Не мог ей помочь в решении этой проблемы (или не хотел) и ее покровитель.

— Решайте сами, — говорил он. — Если вы захотите уехать, ничто в мире вас не остановит, а если намерены пожить в Англии, считайте «Грейледиз» своим домом.

Но хотел ли он на самом деле, чтобы она жила в «Грейледиз»? Ведь ему тогда придется покинуть собственный дом и находиться в Лондоне, по крайней мере, пока не будет выработан лучший план!

Миссис Беннет тоже не вносила ясность в это дело. Она всегда говорила одно и то же:

— Это ваше дело, дорогая. В Англии зимой бывает тоскливо, а вы привыкли к свету и теплу.

— Но я же всегда хотела вернуться в Англию, возражала Пита. — Только представьте себе, что значит быть скитальцем. Вы только и думаете о том, чем будете заниматься, когда, наконец, вернетесь домой. А я не была дома, в Англии, целых десять лет.

— Десять лет, конечно, большой срок, — соглашалась собеседница. — Но вы еще так молоды, а «Грейледиз» — не очень подходящий дом для молодых.

— Может быть, — отвечала Пита, глядя в окно. Сад в «Грейледиз» был не таким типичным, как в Дауэр-Хаус. Осень уже золотила листья каштанов, в цветниках распустились китайские астры и пурпурные георгины. Все это радовало глаз, несмотря на вечерние туманы. Впрочем, и в туманах, пожалуй, было своеобразное очарование.

На ум Пите все время приходила одна и та же строчка: «Время туманов и зрелости плодов». Интересно, кто это написал? Браунинг, тот воскликнул: «О, Англия в апреле!»