Энн нахмурилась, в ее взгляде была глубокая печаль.

— Он считал доброту и участие слабостью?

— Да, но ты ведь полна доброты и участия, а никто не может назвать тебя слабой.

К его удивлению, Энн покраснела и с улыбкой опустила голову, довольная комплиментом.

— Полагаю, и меня так воспитали. Может, наше воспитание сделало нас такими, какие мы есть.

Рис закрыл глаза, чтобы не видеть ни красоты вокруг, ни доброго лица Энн. Ему хотелось забыть, что он узнал и кем он был.

— Я думал то же самое, — тихо ответил Рис. — Но теперь…

Он сбился с мысли, почувствовав на щеке ласковое прикосновение ее пальцев.

— Но теперь? — прошептала Энн с мягким ободрением.

Уже в который раз ему захотелось открыть ей свою тайну. Попросить ее быть другом, позволить ей любить его и поддерживать.

— Но теперь я ничего уже не знаю.

Рис увидел в ее глазах слезы. Это не были слезы по ее разбитому сердцу. Они были по нему. Не из жалости, от искреннего желания положить конец его боли.

Когда Энн обняла его, предлагая утешение, которое Рис отказывался просить, он позволил ей это. А когда она поцеловала его, он не смог устоять. В этот момент он нуждался в ней, как в воздухе, и был слишком слаб, чтобы претендовать на какую-либо власть.

Решив соблазнить мужа, Энн предполагала делать это ночью в постели, а не при дневном свете, во время пикника. Но сейчас, когда поцелуи Риса становились все требовательнее, она начала сознавать, что это идеальный момент для соблазнения. Энн отдалась поцелую, дерзко встречая требовательный язык Риса своим языком. Ободренная реакцией мужа, она вбирала его язык в рот таким образом, как ей хотелось, чтобы он вошел в ее тело.

Некоторое время Рис позволял ей это делать. Но едва она почувствовала, что его самоконтроль на исходе, он тут же закончил поцелуй, отстранил ее и поднялся с одеяла. Хотя она видела доказательство его желания, Рис покачал головой.

— Прости, Энн, — пробормотал он, тяжело дыша. — Я не могу этого сделать.

Его категорический отказ снова обидел и смутил ее. Но затем она расправила плечи. Рис уже признал, что хочет ее, и она в этом убедилась. Следовательно, этот отказ не имеет отношения к ней самой.

Значит, настало время борьбы, настоящей борьбы, не только за право спать с мужем, но и за то, чтобы удержать его. Любить его.

Подняв дрожащие руки к вырезу платья, она расстегнула пуговицы и стянула платье с плеч. Ее грудь вырвалась на свободу.

Энн вспыхнула, когда Рис повернулся и взглянул на нее. Как она могла до этого дойти? Она стоит голая, при ярком дневном свете, как будто торгуя своим телом на лондонской Флит-стрит. Кто угодно мог увидеть, до чего она дошла в крайнем отчаянии. Но это не имело значения. Уже не имело.

Рис тихо выругался, и она подумала, что сейчас он уйдет. Однако к ее удивлению, он встал перед ней на колени. Его рука медленно, словно выйдя из-под контроля, поднялась, и он благоговейно обхватил ее грудь.

Энн не могла сдержать дрожь от прикосновения его слегка грубой, но теплой ладони. Как тем утром, когда он свернулся калачиком у нее за спиной, а потом, забыв приличия, исследовал ее, пока она не задрожала, открывшись для его вторжения.

— Рис, — прошептала Энн.

Он смотрел на ее обнаженную грудь, но ее голос, похоже, вывел его из транса. Хотя он не убрал руку, Энн не знала, что он собирается делать. К нему явно вернулась его обычная способность не показывать свои чувства.

Наконец он покачал головой, и сердце у нее упало.

— Женившись на тебе, я не предполагал, что ты станешь для меня олицетворением всех соблазнов, — прошептал он.

Энн удивленно закрыла рот ладонью. Никогда еще Рис не был с ней так откровенен. Даже утреннее признание, что он хотел ее, было сделано помимо его воли, но теперь это уже нечто другое.

— Энн… — Выпустив ее грудь, он нежно обхватил руками ее лицо и прошептал: — Одно обстоятельство неизменно: я не могу заниматься с тобой любовью. Но есть иные способы доставить удовольствие друг другу. Я никогда бы не стал просить тебя, леди, мою жену, делать это, но сейчас.

Прежде чем он смог закончить, Энн прижалась к нему всем телом и поцеловала: безрассудно, не слишком искусно, однако с полной отдачей.

— Ты не можешь унизить меня своим желанием, Рис. Я стремлюсь к этому так же страстно, как и к твоей любви. — Он поджал губы, и Энн быстро добавила: — Я знаю, ты уверен, что не можешь дать мне эту любовь. Но я приму то, что ты можешь дать. Только научи меня как.

Сказав эти слова, она ненавидела себя за то, что обнажила свою душу, причем даже больше, чем обнажила свое тело. Чтобы снова убедиться, насколько односторонни их отношения. Рис знал, что она любит его, нуждается в нем, хочет его. А она знала лишь то, что он хочет ее вопреки себе.

Но тут Рис опять поцеловал ее, с такой страстью, какой она в нем даже не подозревала. Словно он долго ждал, сдерживал себя, а теперь получил разрешение дать волю своим чувствам.

Хотя его рот грубо заявлял на нее права, ее это не смущало. Она с радостью подчинилась, когда Рис толкнул ее на одеяло, до этого служившее им скатертью, и придавил тяжестью своего тела. Естественно, она не возражала, когда его губы начали исследовать ее горло. Язык двигался в том же ритме, что и его бедра, и она чувствовала, как оба движения вызывают в ней волну желания. Ей хотелось раскрыться, ощутить, как они двое соединяются в одно, быть его женой во всех смыслах. Но Рис придавил ее, и она не могла открыться, чтобы принять его. Она тихо стонала, пока он двигался от горла вниз, остановившись у груди. На секунду замер. Потом нежно ущипнул один сосок. Энн с криком выгнулась, отвернув лицо и тяжело дыша, пока он играл сосками, а ее тело сотрясали взрывы удовольствия.

И все же это ощущение не могло сравниться с безумием, которое охватило ее, когда Рис сжал губами твердый пик клитора. Она вцепилась в одеяло, дыхание покинуло ее, голос покинул ее, все, что осталось, — это Рис, его рот и язык.

Энн уже не волновало, что они бесстыдно лежат на виду, она хотела большего. И Рис дал ей это. Он продолжал ласкать ее губами, языком, даже зубами. Продолжал скользить руками по ее телу, расстегивая платье, открывая для себя ее тело, делая с ним такое, чего она не могла вообразить даже в самых пылких фантазиях.

Наконец она лежала голой под ним, как распутница, однако не чувствовала необходимости прикрыться. Наоборот, она слегка двинулась, показывая себя в более выгодном свете и таким образом, что у него захватило дух. Таким образом, что Рис облизнул губы и с трепетом потянулся к ней.

— Я хочу снова пробовать тебя, — прошептал он. — Даже когда ты пробуешь меня.

Видимо, Рис не был красноречивым любовником. Да, в их первую брачную ночь он был вежливым, успокаивал ее, но сейчас… Это утверждение «я хочу пробовать тебя, даже когда ты пробуешь меня» звучало как чувственное обещание, безнравственная угроза.

Энн подумала о его действиях, которые полностью лишили ее самообладания и разума. Может ли она сделать с ним то же самое? Может ли она только своим ртом лишить его разума и доставить ему удовольствие? Странная мысль, но приятная.

Рис поднял голову, и она встретила его напряженный взгляд.

— Прости, это уж слишком, — простонал он. — Я не должен просить о таком бесстыдстве.

Она пристально смотрела на него. То, чего он хотел, означало страсть. То, что выходило за рамки его представления о «безупречной жене» или «безупречной герцогине». Но Энн хотела просто быть его женщиной. Во всех отношениях. Если даже имелось в виду то, о чем она только что думала.

— Я хочу быть бесстыдной. Хочу того, о чем ты не должен меня просить.

Рис молча смотрел на нее, и она видела, как его желание боролось с приличиями. Она ждала, что приличие, как всегда, победит. Но ошиблась.

— Если тебе это не понравится, обещай сказать мне. Я немедленно остановлюсь, независимо от того, как далеко мы зайдем.