Рис нахмурился. Он тоже был поражен тем, насколько нуждается в помощи других. Люди, которых он так легко гнал от себя, на которых всю жизнь смотрел сверху вниз, оказались намного важнее, чем он предполагал.

— Рис? — Она улыбалась, но в глазах была тревога.

— Извини. — Он коснулся пальцем ее щеки. — Я витал в облаках.

— Похоже, это витание в облаках беспокоит тебя.

Он пристально смотрел на нее. Все эти дни ему часто хотелось рассказать жене правду. Энн могла хоть на время облегчить его боль. Она как оазис в пустыне грядущих последствий…

Рис не мог устоять и поцеловал ее. Она сразу растаяла, но, когда поцелуй уже грозил лишить ее самообладания, тут же отстранилась.

— Я очень хочу сделать то, что предлагает мне твой рот, — прошептала она. — Но мы должны пойти на деревенский праздник. Тебе это необходимо, ты слишком долго скрываешься.

Энн видела его насквозь и умела сказать именно то, что ему необходимо услышать. Но часто совсем не то, что ему хотелось бы.

— Нет, — процедил он. — Что мне нужно, так это…

Рис умолк и отвернулся. Он не станет говорить жене, что именно ему нужно. Он и так слишком несправедлив к ней.

Рис сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

— Хорошо, мы пойдем на деревенскую ярмарку, как и собирались.

Энн с улыбкой протянула ему руку, и он вывел ее из дома. Прогулка занимала не больше двадцати минут по тропе, отливавшей золотом в лучах заходящего солнца. Рис с жадностью вдыхал соленый морской воздух. Наконец он улыбнулся, чувствуя, как спадает напряжение. Похоже, Энн, как всегда, права, ему полезно хотя бы на время оставить свой коттедж.

Музыку они услышали раньше, чем увидели толпу. Энн засмеялась и возбужденно повернулась к нему. Он был очарован ее способностью радоваться жизни даже в подобной обстановке, а вот ему это не дано. Вид танцующих, смеющихся и наслаждающихся отдыхом крестьян только раздражал его, а вид женщины с распущенными волосами, державшей бутылку и громко поющей, заставил его поморщиться.

Все это было настолько далеко от спокойной, упорядоченной жизни, которую он создал для себя! Рис не знал, куда смотреть и что думать. Он презрительно фыркнул, даже когда Энн прижалась к его руке и ее соблазнительная грудь уперлась ему в бок.

— Это действительно так ужасно? — с насмешкой и досадой спросила она.

— Полагаю, это низменное развлечение. Не то, к чему я привык.

— Разумеется. Не могу представить тебя и твоих чопорных друзей хлопающими друг друга по спине и одновременно пьющими сидр, как эти люди. Или кого-нибудь из нашего круга взявшимися за руки в середине поля и отплясывающими с такой несдержанностью, как вон та группа.

— Ты бы хотела этого? — спросил Рис. — Ты ведь не можешь всерьез хотеть полного отсутствия внешних приличий или манер, что отличает наш класс от их сословия.

К его удивлению, Энн смотрела на него с таким выражением, словно он был чем-то обделен и поэтому она сочувствовала ему.

— Конечно, я бы не хотела постоянно играть, бегать и вести себя таким образом. Но время от времени, забыв ранг и положение, можно просто быть.

— Быть? — неуверенно повторил Рис.

— Да. Обо мне нужно судить не только по положению твоей жены, твоей герцогини, дочери моего отца, количеству денег у меня в кармане и размеру моего дома в Лондоне. Есть часть меня, которая совершенно не зависит от этого. И мне эта часть меня нравится.

Рис молча смотрел на нее. Он так долго судил о себе по признакам, которые описала Энн, что уже не мог с уверенностью сказать, есть ли у него что-нибудь еще. В этот момент из толпы вышел Стюарт Паркс и с приятной улыбкой направился к ним.

— Добрый вечер, милорд, миледи. Замечательно, что вы смогли присоединиться к нашему празднику!

— Добрый вечер, мистер Паркс, — искренне улыбнулась ему Энн. — Ваша семья тоже здесь?

— Да, они тут. Мать сплетничает с некоторыми деревенскими леди, отец обсуждает текущую политику и цену на урожай с приятелями, а сестра, думаю, старается поймать себе мужа.

Стюарт и Энн засмеялись.

— А вас не преследует толпа молодых леди, желающих заполучить вас в мужья? — спросила она.

Стюарт покраснел и смущенно кивнул.

— Похоже, когда приближаешься к тридцати, на тебя открывается сезон охоты.

— Тогда этот праздник очень похож на наши сезоны в Лондоне, — засмеялась Энн. — Лишь костюмы и музыка немного другие.

Рис не слышал ответ бывшего друга, он в замешательстве смотрел на жену. Она снова поставила его на место? Кажется, она весьма в этом искусна. Он еще раз огляделся, но теперь сделал усилие, чтобы увидеть праздник ее глазами. Да, это вполне может сойти за раут, устроенный кем-нибудь из светского общества. И когда Рис взглянул на праздник в этом свете, то увидел людей, а не босые ноги, неприличное поведение или недостаток утонченности.

— Ваша светлость, может, это слишком дерзко, но вы не оказали бы нам честь потанцевать с нами? — Стюарт указал через плечо туда, где играли музыканты.

Рис посмотрел на Энн. Она же не зайдет так далеко? Но она, похоже, зашла, потому что весело улыбнулась в ответ на предложение.

— С большим удовольствием присоединюсь к вам, — сказала она и, оставив мужа, последовала за Стюартом.

Рис схватил ее за руку.

— Что ты делаешь?

— Раз твоя мать привозила вас сюда, я полагаю, эти земли принадлежат вашей семье?

— Да.

— Значит, мы в какой-то степени несем ответственность за этих людей?

— Be… вероятно.

— Тогда мой долг оказать им любезность. — Энн одарила его улыбкой. — Кроме того, я не танцевала целую вечность, а эта музыка поднимает мне настроение. Прощай, муж. Обещаю тебе не влюбиться в какого-нибудь эльфа.

Она со смехом высвободила руку и поспешила догнать Стюарта, который уже подходил к небольшой группе крестьян рядом с музыкантами. Даже с того места, где он стоял, Рис мог видеть, как Стюарт представил Энн окружающим. Судя по их реакции, поклонам и реверансам, сельские жители были удивлены появлением такой влиятельной леди в кругу танцующих, но Энн была… Энн. И вскоре они смеялись и улыбались друг другу, как старые друзья.

Когда снова заиграла музыка, Энн заняла место в ряду женщин на одной стороне поля. Она за минуту выучила па незнакомого ей сельского танца. Она всегда замечательно танцевала, в чем Рис убедился за годы помолвки. Но сегодня он впервые наблюдал за ней со стороны. Глаза у Энн блестели в свете костра и ламп, щеки раскраснелись, пока она вместе с другими женщинами делала быстрые круги вокруг мужчин. Она выглядела такой оживленной и счастливой, что Рис невольно подошел к толпе, которая собралась поглядеть на танцоров.

Теперь он видел лица. Мать держала на руках младенца, с любящей улыбкой покачивая его в такт музыки. Рис увидел свою мать, державшую его на руках. Увидел Энн с их сыном. Он вздрогнул, зная, что это невозможно.

Рис видел мужчин, передающих по кругу бутылку. Они смеялись, указывали на красивых девушек в толпе.

Музыка набирала темп, и Рис обратил внимание на круг танцующих. Он стал распадаться, каждый хватал и вовлекал в танец других, веселье нарастало. Энн поймала взгляд мужа и со смехом протянула к нему руки. Он не оказал сопротивления, когда она втащила его в центр круга. И пока они кружились, Рис отдался музыке и очарованию своей жены.

Рис медленно шел сквозь толпу, приветствуя тех, с кем встречался взглядом. Праздник был в разгаре, и после нескольких танцев им с Энн захотелось пить.

Он увидел неподалеку стол с элем и крепким пуншем, возле него уже стоял какой-то человек, наполняя свою кружку.

Когда человек повернулся, лицо Риса удивленно вытянулось. Он знал этого мужчину. Это был Калеб Толбот. Они вместе выросли, и ему, как и Рису, было не место на этом деревенском празднике.

— Толбот? — произнес Рис, делая шаг назад. Тот, похоже, не узнал его, и Рис нахмурился. Видимо, Толбот был уже полупьян, а судя по его изможденному виду и загнанному выражению лица, не слишком хорошо себя чувствовал.